Жизнь и приключения Заморыша - Иван Василенко

Сам Сигалов жил в Петербурге. Из столицы местным властям полетели телеграммы с требованием разделаться с бунтовщиками. Но у местных властей и без того забот был полон рот: на самом большом заводе, металлургическом, вспыхнула забастовка.

Я радовался и гордился: ведь в подготовке всего этого газета «Рабочий и крестьянин» сыграла немаловажную роль, а в газете была частица и моего труда. В ней даже были напечатаны две мои статьи: одна – о педагогическом обществе, которым заправляли кадеты с октябристами, другая – о том, как кулаки эксплуатируют не только бедняков, но и маломощных середняков. Превосходной иллюстрацией для последней статьи мне послужила жуткая история с Панкратом Надгаевским. Поработал я также и над подготовкой к печати многих посланий Акима Акимовича. Да, да, старый учитель исполнил свое обещание: чуть не каждую неделю Зойка доставляла мне конверты, адресованные некоему Ивану Петровичу Гаркушенко в деревню Сарматскую. Со скрупулезными подробностями Аким Акимович описывал жуткую нужду бацановских крестьян, окруженных беспредельными просторами помещичьей земли, но не знающих, куда выпустить курицу. Я даже позволил себе вольность сравнить их с потерпевшими крушение рыбаками: кругом вода, а утолить жажду нечем.

Газету мы выпускали в последнее время часто: я полюбил ее всем сердцем, а Илька, Тарас Иванович, Зойка и Васыль стали для меня самыми родными людьми на свете. Мог ли я думать тогда, что газета останется лишь в моем воспоминании, а с моими друзьями меня опять разлучит судьба!

Вот как все случилось.

Отправляясь в город по делам, я уговорил Прасковью бросить бредни о нечистой силе и переночевать в школе. Для храбрости Прасковья прихватила с собой бутылочку и позвала свою приятельницу, старую бобылку, разделить компанию. Спать они из страха перед домовым не ложились, а все выпивали и закусывали. Перед рассветом Прасковья, войдя во вкус, отправилась в лавочку за второй бутылкой. Кое-как до лавочки она доплелась, но тут силы ее оставили и она растянулась прямо в грязи. Так она лежала у забора и размышляла, удобно ли в столь непристойном виде показаться лавочнику на глаза. Дверь лавочки приоткрылась, и на улицу вышел человек с большой бородой и мешком за плечами. Решив, что это и есть лавочник, Прасковья затаила дыхание. Человек повернул голову в одну сторону, в другую, но Прасковью, лежавшую в канаве, по-видимому, не заметил и пошел по тропинке, что вела к обрыву. Прасковья поднялась, отряхнулась. Вдруг ей пришла в голову мысль: да лавочник ли это? Чего бы ему лезть ночью в обрыв с мешком за плечами? Уж не оборотень ли морочит ей голову и отводит глаза? Крестясь и шепча молитвы, она подошла к обрыву и заглянула вниз.

Как раз из-за тучки выглянул месяц. Прасковья увидела, что человек роется в земле. Порылся-порылся и пошел наверх. Дрожа от страха, Прасковья сидела за глиняной глыбой и ждала. Человек прошел в нескольких шагах от нее, и Прасковья, прежде чем потерять сознание, отчетливо увидела, что никакой бороды у него не было. Оборотень теперь имел образ не лавочника, а работника Перегуденковых – Васыля. Придя в себя, Прасковья поплелась уже не в школу, где водится нечистая сила, а к дому богача Марченко, где, как она знала, остановился проездом урядник. Правда, урядник – не поп, окропить святой водой тропинки, по которым прошел оборотень, он не сможет, но все же это начальство, а начальство обязано бороться со всяким злом на свете. До рассвета она стояла под окном, не решаясь постучать, а утром, когда урядник садился в бричку, бросилась к нему и не отстала, пока он не согласился съехать вниз и посмотреть, что за мешок спрятал там оборотень. Внизу в это время Васыль, уложив мешок на дно подводы, бросал в нее лопатой песок. Урядник соскочил с брички и потянул мешок к себе. У Васыля не было другого выхода, как хватить урядника лопатой по голове. Но на помощь начальнику кинулся его кучер, и Васыля связали. Увидев, что было в мешке (а в мешке, конечно, были только что отпечатанные листовки), урядник радостно засмеялся, перетащил мешок в бричку, туда же посадил связанного Васыля и велел кучеру гнать в город.

Об этом во всех подробностях и рассказала мне Прасковья, как только я вернулся утром в школу.

– Вот, соколик, какое святое дело я сделала ночью. Ты бы хоть походатайствовал, пусть мне прибавят жалованья.

Еле сдержавшись, чтоб не придушить ее, я бросился в лавочку. Тарас Иванович, Илька и Зойка были уже на ногах, но еще ничего не знали.

– Да, теперь нам здесь не отвертеться, – мрачно сказал Тарас Иванович. – А, черт, как не вовремя! Но ничего не поделаешь. Приходится менять место. И как можно скорее. Добраться бы до Мариуполя, а там – ищи иголку в сене. – Он ласково глянул на меня: – Спасибо, Митя. Славный ты парень, много хорошего сделал для нас. Выполни и еще одно задание. Дам я тебе… гм… гм… этакие железные коробочки. В каждой из них – часовой механизм и… кое-что другое… Отнеси эти коробочки на заброшенную мельницу и заведи ключиком пружины. Сколько тебе понадобится времени, чтоб дойти до мельницы?

– Сорок минут, – сказал я.

– А если поднажмешь?

– Думаю, хватит тридцати.

– Хорошо. Примерно из этого и будем исходить в наших расчетах. Не бойся, раньше времени штуки эти не дадут о себе знать. Так вот, разнеси их по этажам мукомольни и во всю мочь беги в жандармское управление.

– Ку-уда-а?! – отшатнулся я в изумлении.

– В жандармское управление, – спокойно повторил Тарас Иванович. – Там, подлый доносчик, заяви, что собственными глазами видел, как лавочник и еще несколько человек с ружьями за плечами и бомбами в руках пробирались в старую мукомольню. Пусть, канальи, осаждают ее, а мы тем временем… Понял?.. Вижу, вижу, что понял: ты ж парень сообразительный. Мы такими коробочками уже провели однажды полицию. Проведем и теперь.

Тарас Иванович подмигнул Ильке, и они вместе вышли во двор.

– Митенька, – прильнула ко мне Зойка, – опять мы расстаемся. Но ничего, ничего, все будет хорошо. Помнишь, как я наказывала тебе превзойти все точки с запятыми? Теперь вот тебе мой наказ: учись! Все науки превзойди! Ох, как нужны будут ученые люди свободному народу!

– Ты не забудешь меня? – спросил я, чувствуя, что слезы навертываются мне на глаза.

В ответ Зойка еще крепче прижалась ко мне.

Тарас Иванович вернулся с кошелкой в руке.

– Получай. Все налажено. А вот и ключик. – Он вынул из кошелки небольшую железную коробочку и показал, как завести в ней часовой механизм. – Тут их шесть штук, машинок этих. Каждая заряжена на свой срок действия. Беги, не теряй времени. И, повторяю, не опасайся: сделано все надежно. Только на мельнице не задерживайся. Завел, расставил – и гайда!

Илька хлопнул меня по плечу:

– Митя, какое поручение! Аж мне завидно! Ну, до скорого! – Он стиснул меня в объятии.

Боясь, что мне не скрыть слез, я схватил кошелку и выскочил на улицу.

Мельницу со всех сторон обложили жандармы и городовые. Они палили в пустые окна из винтовок и револьверов, а из окон время от времени доносились глухие взрывы.

Только к вечеру, когда подкатила артиллерия и выпустила по толстым стенам дюжину снарядов, храбрые воины осмелились двинуться на приступ. Шли они с ревом и бранью, а вернулись молча, с глупейшими от конфуза лицами.

Я зашагал в свою школу.

Все во мне ликовало.

И в то же время мне было невыразимо грустно.

Примечания

1

Франзо́ль – маленькая белая булочка.

2

Скубти́– ощипывать птицу.

3

Бекме́с – выварная патока из арбузов, груш или яблок.

4

Vous été enchante et charmante,

Belle amоur, belle ami, belle amante.

Вы были очаровательны и прелестны,

Красивая любовь, красивый друг, красивый возлюбленный (фран.)

5

Прости! (турецк.)

6

Мерзавец! (турецк.)

7

Есть, капитан! (турецк.)

8

Ой!.. Упал!.. (турецк.)

9

Спустить шлюпку! (турецк.)

10

Разойдитесь! Уходите, скоты! (турецк.)

11

Слава Аллаху за спасение! (турецк.)

12

Товарищ (турецк.).

13

Ты хороший человек! (турецк.)

14

Грузчик, матрос (турецк.).

15

Упал чурек. Спустить шлюпку (турецк.).

16

Очень хорошо! (польск.)

17

Отец (лат.).

18

О!.. Превосходно! (греч.).

19

Священник (греч.).

20

Господин (греч.).