Ночь с дьяволом - Лиз Карлайл

— Сначала все было не так плохо. Она просто… поддразнивала меня. Она уделяла мне внимание, Кэм, и говорила, что я красивый и обаятельный юноша. Потом она стала прикасаться ко мне. И говорить всякие вещи. А потом она начала всеми правдами и неправдами заставлять меня остаться с ней наедине. Она трогала меня, а если я не реагировал на ее жесты, говорила, что слышит твои шаги. Или что она позовет тебя. Или закричит и скажет, что я заставлял ее трогать себя. Потом она смеялась и говорила, что просто хотела поддразнить меня. Ты, наверное, не веришь мне, Кэм?

— Я тебе верю, — ответил он. — Но было бы Лучше, если бы ты рассказал тогда кому-нибудь об этом.

На лбу Бентли выступили капельки пота.

— Я рассказывал, — признался он. — Сначала я сказал Джоан. Я сказал ей, когда начались прикосновения, поддразнивание. Потом я рассказал ей про то первое утро, когда я, проснувшись, обнаружил Кассандру… на мне. Джоан настояла на том, чтобы я рассказал отцу. И я сделал это, Кэм! Но он лишь расхохотался, хлопнул меня по спине и заявил, что из его сыновей я единственный настоящий мужчина. Он сказал, что тебе Кассандра не нужна и что кому-то надо выполнять мужскую работу. Он говорил еще, что это будет для меня хорошей практикой. После этого я помалкивал.

Кэм изо всех сил стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Он позволял тебя портить назло мне!

— Не знаю. — Бентли пожал плечами. — Но если я пытался отказаться, она убеждала меня, что все это невинная забава. Она плакала и жаловалась на одиночество. Она подстерегала меня где-нибудь в библиотеке или в пустом коридоре и прикасалась ко мне. И прикасалась к себе и говорила, что ей это нужно, а ты не хочешь…

— Что правда, то правда, я не хотел, — согласился Кэм. — Не хотел рисковать получить наследника неизвестно от какого отца. Ты знаешь, что собой представляют она и ее приятели. Я думаю, что это отчасти было ее местью мне за то, что я выгнал их отсюда. Сначала был Лоу, пока он ей не надоел. Потом ты. Она использовала тебя, Бентли, чтобы поквитаться со мной.

Бентли не улавливал смысла сказанного.

— Я… я не понимаю.

Кэм снова схватил его за плечо.

— Как долго это продолжалось, Бентли?

— Я не помню.

На лице Кэма появилось умоляющее выражение.

— Скажи мне, Бентли. Разве ты не понимаешь, что я должен знать? Ведь я был обязан тебя защитить. Неудивительно, что в последние пятнадцать лет ты был зол на меня.

Бентли покачал головой. Он не понимал, почему брат считает себя виноватым.

— Кэм, я был почти взрослым, — тихо произнес он. — Мне не нужна была твоя защита. И уж конечно, я не винил тебя. Надеюсь, что не винил.

— Конечно, винил, — так же тихо ответил Кэм. — Я не защитил тебя, и в глубине души ты, должно быть, понимал это. Что бы там ни говорил отец, ты был тогда ребенком. Думаю, что я убедил себя в том, что ты слишком похож на отца. Что тебя не переделаешь.

Бентли закрыл глаза и судорожно глотнул.

— Значит, у тебя нет ненависти ко мне?

— С чего бы? — удивился Кэм. — Я никогда не испытывал ненависти к тебе, я тебя люблю. Все, что я делал, Бентли, я делал для нас — для тебя, Кэтрин и меня. Но за то, что не уделял тебе достаточно внимания, я себя никогда не прощу. Я был вечно занят то уборкой урожая, то обработкой земли, то проблемами с арендаторами. Беспокоился о финансах и нашей репутации, а более важные вещи упустил из виду.

— Теперь все уже позади, Кэм, — солгал Бентли, и он знал, что лжет. — Признаться, с тех пор я проделывал эти «более важные вещи». В этом проклятом мире есть множество женщин с весьма эксцентричными запросами, и я старался удовлетворить большинство из них. В некотором смысле то, что заставляла меня проделывать Кассандра, кажется теперь пресным.

— Интересно, почему бы это, Бентли? Бентли криво усмехнулся.

— Знаешь, ведь я делал не все, что она хотела, — заговорил он. — Во всяком случае, не всегда. А если я мог отказать ей кое в чем, то я мог отказать ей и во всем остальном, не так ли? Однако я этого не делал. Пока не узнал, что до этого она была любовницей Лоу. Это почему-то показалось мне бесчестным. Позорным. О себе я знал, что я всего лишь маленький распутник, копия Рэндольфа Ратледжа, и что из меня ничего хорошего не получится — я тысячу раз слышал, как об этом шептались у меня за спиной. Но Томас Лоу был приходским священником! Служителем Господа! Я, должно быть, спятил, Кэм, но мне это показалось бесчестным.

— Ты себя недооцениваешь, — покачал головой Кэм.

Мало-помалу до Бентли стало доходить, что брат действительно его не винит, что Кэм не намерен ни мстить ему, ни наказывать его. Более того, он был, похоже, потрясен услышанным и опечален. Может быть, Кэм прав? Может быть, это был грех не его, а Кассандры? Может быть, Кэм действительно вовремя не защитил его? И он все эти годы не мог простить этого Кэму?

— Помнишь, я говорил, что однажды слышал, как она ссорилась с Лоу? — нарушил Бентли затянувшееся молчание. — Он грозился рассказать тебе обо всем, Кэм, не только об их любовной связи, а обо всем, если она не возобновит с ним отношения. После этого она запаниковала. Она безумно хотела уехать отсюда и умоляла, чтобы я отвез ее в Лондон.

— Ты? — удивился Кэм. — Отвез ее в Лондон?

— Она все спланировала, — горько усмехнулся Бентли. — Я должен был сказать отцу, что хочу прослушать курс латыни в одном из учебных заведений Лондона. Я должен был выпросить разрешение, заявив, что взялся за ум и хочу подготовиться к карьере юриста. А она должна была сказать, что обязана сопровождать меня и открыть резиденцию на Мортимер-стрит. Она говорила, что ты будешь так рад тому, что я нашел цель в жизни, и так счастлив, что она проявляет обо мне материнскую заботу, что наверняка согласишься.

— Видно, она совсем спятила, — пробормотал Кэм.

— Думаю, что к тому времени так оно и было, — кивнул Бентли. — Я отказался, и она начала мне угрожать. Она говорила, что позаботится о том, чтобы ты вышвырнул меня вон, и что отец тебя не сможет остановить, потому что ты стал слишком богатым и могущественным.

— Ох, Бентли! — прошептал Кэм. Бентли пожал плечами:

— Я верил ей. Но судьба сама позаботилась о Кассандре. Не прошло и недели, как она погибла. Я сказал себе, что справедливость восторжествовала, и подумал, что рано или поздно судьба и со мной обойдется так же. Я долгие годы чувствовал, что над моей головой висит дамоклов меч.

У Кэма дрожали руки.

— Боже мой, Бентли, трудно выразить словами, как я обо всем этом сожалею, — прошептал он, вскакивая на ноги. — У нас еще будет время поговорить об этом подробнее. Я уверен, что нам обоим надо поговорить об этом. А сейчас, я думаю, ты нужен Фредерике. И Фредерика нужна тебе.