Все кошки смертны, или Неодолимое желание - Сергей Устинов

При последних словах я натурально ткнул пальцем в потолок и с удивлением отметил, что глаза всех присутствующих рефлекторно проследили за тем, куда я указываю.

― Нет, ну если серьезно, ― продолжал я, думая об одном: как бы сделать пилюлю послаще, ― вы же взрослые мальчики. Вон как сами во всем разобрались. И прекрасно понимаете: ни «Фарус», ни Хабар вам не по зубам. А мне и подавно. Я по уши в дерьме и пытаюсь выкарабкаться, но вы мне тут, к сожалению, не помощники. Убийцу и взрывника вы, честь и хвала, поймали. Но зуб даю ― завтра выяснится, что в «Фарусе» он уже полгода как не работает. А в подвале под музеем сейчас уборщица последний мусор выметает. Правосудию я вашему препятствую? Пожалуйста, все могу рассказать, хоть под протокол! Кто убил Шахова, кто убил Ядова ― понятия не имею. И готов нести ответственность за дачу ложных показаний. Диски вам нужны? Да заберите! Мне это, правда, не поможет ― покойникам обычно вообще мало что помогает. А вот вы сможете умереть героически, при исполнении служебных обязанностей. Глядишь, даже памятник вам поставят…

Оба молчали, глядя куда-то в разные стороны.

― И кстати, ― спохватился я. ― Кроме плохих новостей, есть одна хорошая. Гарантирую, что больше про Даму Бланк вы не услышите.

― А это откуда тебе известно? ― грубо спросил Харин. ― Опять хочешь скрыть важную информацию?

― Да как же хочу скрыть, когда прямо вам ее выдаю? ― удивился я. ― Считайте, что Дамы Бланк больше нет. Мне приснился сон, а одна моя знакомая, гадалка по профессии, так его истолковала. По методу Зигмунда Фрейда.

― Коньяком отвечаешь? ― спросил азартный Харин.

Я кивнул.

Надо отдать им должное: ни в какие дальнейшие дебаты они вступать не стали. Первым поднялся Мнишин, за ним, страясь сохранять достоинство, Харин. Уже в дверях Мнишин все-таки обернулся, дал руководящее указание:

― Держи нас в курсе.

Последнее слово всегда должно оставаться за начальством.

33

― Поздравляю, говно на вентиляторе, ― подвел итог Прокопчик, как только правоохранители удалились.

Мне нечего было возразить: даже сил злиться на Татку не оставалось. Да и чего злиться? Сам виноват, бурый мачо хренов. Разве можно пенять помойной кошке за то, что она роется в куче отбросов? Татка всегда была прагматиком, вот и сейчас предпочла синицу у себя в руках утке под моей кроватью. Эта стерва трезво взвесила шансы и резонно пришла к выводу: их гораздо больше за то, что меня шлепнут раньше, чем я начну сливать ей информацию. Тогда ее рассказ вообще повиснет в воздухе. Какие-либо категории из области нравственности ею во внимание не принимались: только бизнес. А так, глядишь, своим материалом в Интернете она спровоцирует скандал, на который, как на свежую дохлятину, начнут сбегаться другие обитатели наших джунглей. Начнется свара, и тут только успевай следить за новостями.

Последнее должно было стать существенным выводом и для меня. С той разницей, что мне предстояло не наблюдать, а участвовать. Мой план уйти в подполье и попытаться спастись, так сказать дистанционно, с треском рухнул. Требовалось выстраивать новый ― да жаль, кирпичей для строительства под рукой было раз-два и обчелся.

Если здесь вообще применима арифметика, покидать офис теперь стало в два раза страшнее: удвоилось количество жаждущих моей крови. К ним присоединился до сих пор благостно уверенный в том, что все следы уничтожены, Валька Понос. В цивилизованном мире самое простое было бы сдать его вместе с диском в прокуратуру. Но то в цивилизованном… Сколько шансов за то, что он со своими деньгами и политическими связями выкрутится, я подсчитать не мог. Но твердо знал, что все эти шансы ― против меня.

А Дед Хабар? Рассчитывать на то, что он теперь про меня забудет за более насущными делами, можно было, бы только если у него случится скоротечный Альцгеймер.

Интересно, как долго я от этих ребят пробегаю?

И вот в этот момент наибольшего отчаяния мне и пришла в голову мысль ― можно сказать, от противного. Бегать не имеет смысла. Потому что как в бородатом анекдоте: длинно ли, коротко ли, все равно отымеют. Так, может, и не пытаться? Все сделать наоборот? В голове суетились мысли, как солдаты на плацу, после перекура услышавшие команду «Стройсь!». Каждая старалась найти свое место в шеренге, пока еще зияющей провалами: одна на губе, другая в самоволке. Но очертания не строя даже, а боевого порядка потихоньку начинали вырисовываться.

Спору нет, это была авантюра. И очень-очень опасная. Но никак не опаснее моего бездействия. Самое время делать ставки, господа! Кто начнет первым: Хабар или Понос?

Не успел я об этом подумать ― помянуть черта, как он оказался тут как тут. Раздался звонок в дверь, и на экране монитора возникло собственное лицо владельца корпорации «Фарус» господина Воробьева-Приветова. На этот раз он смотрел прямо в объектив.

― Только один, ― произнес я в микрофон вместо приветствия. ― Охрана на улице.

Я открыл ему, и с того момента, как он появился на пороге моего офиса, жить, действовать и думать мне следовало только в соответствии с новым планом. Назад пути не было.

Войдя, Валька чинно поздоровался и, подтянув брюки, аккуратно опустился в гостевое кресло. Костюм на нем явно был сшит на заказ где-то по одну из сторон пролива Ла-Манш. А его гладко выбритое лицо так приятно пахло дорогим мужским парфюмом, что называть его старой кличкой было бы сейчас верхом бестактности.

― Привет, Понос, ― сказал я. Но он даже виду не подал, что я откровенно нарушаю требование не называть его этим именем.

Наоборот, мой приятель детства весь лучился радостью и оптимизмом.

― Ну, ты герой, честно скажем! Добыл диски?

Я кивнул.

― Только не «диски», а «диск». Второй не имеет к тебе никакого отношения.

― Неважно, давай сюда! ― Он даже руку вытянул ладонью вверх. ― Сколько мы договорились? Сто тысяч аванс? Плюс еще сто! Деньги у нас в машине.

― Диск у меня тоже не здесь.

― Это ерунда! Сейчас вмиг сгоняем куда скажешь!

Он выжидательно замолчал. Молчал и я, думая над тем, как бы поторжественнее сообщить новости.

― Ну, вот что, Понос, ― сказал я наконец, вспомнив любимую цитату из любимого фильма: ― Диска я тебе не дам.

Вид у Воробьева-Приветова сделался такой, будто это надувная резиновая кукла из секс-шопа сообщила ему, что у нее другие планы на вечер.

― Как это? ― поразился он. ― У нас же с тобой договор! Даже аванс обозначен!

― Вот именно ― обозначен! Боюсь, Валька, мой аванс вместе с договором сгорели в банке «Капитанский». С остальным твой Козырьков опоздал.

― Хорошо, ― согласился он, не задавая лишних вопросов. ― Значит, ты в курсе. Вдвойне молодец! Получай триста тысяч баксов.

― Нет, Понос, ― сказал я. ― Нет. Я ценю свою жизнь дороже. Вот, к примеру, есть у тебя уверенность, что я не сделал с диска копии?

― Есть! Диск записан так, что при попытке копирования самоуничтожается.

― Но я-то теперь знаю, что на нем. А по моим наблюдениям, вы не очень-то бережно обращаетесь со свидетелями.

На минуту мне показалось, что Валька растерялся. Но он нашелся очень скоро:

― Ты не просто свидетель, ты лицензированный сыщик. И можешь оставить, например, заверенные у нотариуса показания, которые станут твоей гарантией. Но главное другое ― мы рассчитываем на твою профессиональную скромность: у тебя что, нет обязанности хранить клиентские тайны ― ну, как у адвокатов, у врачей?

― Обязанность есть, ― кивнул я и вспомнил, что кресло, в котором он сидит, еще не остыло после задницы Мнишина. ― А еще есть Уголовный кодекс, и в нем 364-я статья ― «Недонесение о преступлении».

― Это ты о чем? ― нахмурил брови Понос. Но было видно, насколько ему не по себе.

Вместо ответа я промолчал, глядя ему в лицо.

― Никакое это не преступление, ― промямлил наконец Валька. ― Несчастный случай, если на то пошло!

― Ну, естественно, ― поддакнул я. ― Ты еще скажи: превышение пределов необходимой обороны.

― Хорошо, ― покладисто согласился Понос, доставая из кармана платок и вытирая вспотевшие ладони. ― Допустим, неосторожное убийство. Мы уже советовались с адвокатами. Они говорят, все можно уладить.

― Ах, с адвокатами! ― Градус моей язвительности был составной частью плана. ― И они тебе объяснили, что со своими бабками ты все правосудие в гробу видал! Вернее, имел!

Впервые за время нашего знакомства я увидел, что Валькин кончик носа может дергаться помимо воли своего владельца. Как гальванизированная лягушачья лапа.

С лицом, покрытым сырыми пятнами, Понос откинулся на спинку кресла. Пробормотал:

― А вообще, это был неудачный медицинский опыт… Мы постараемся всемерно загладить ущерб.

И тут, подобно валаамовой ослице, молчавший до сих пор в своем углу Прокопчик заговорил: