Безумная тоска - Винс Пассаро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда кот наелся и отошел от миски, Нейт помыл ее и миску для воды, Джордж вытер их и сунул в пакет вместе с кошачьим кормом, который она хранила в шкафчике над плитой.
– Принеси мешок для мусора и помоги мне с его туалетом, – попросил он Нейта. Тот принес пакет, и Джордж высыпал в него грязный наполнитель. Забрал здоровенный пакет с наполнителем – как фермерские мешки для зерна, – сполоснул лоток в раковине, вытер и положил в синий пакет из IKEA. Нейт нашел кошачью переноску, положил ее на диван и уселся на нем, взяв кота на колени, а тот мурлыкал, прищурившись.
– Кот никогда раньше не был таким ласковым, – заметил Джордж. – Разве что с ней.
– Интересно, он о чем-то догадывается? – спросил Нейт.
Кот спокойно залез в переноску. Джордж ожидал, что он будет сопротивляться, и снова был тронут. Они подождали, пока спустится лифт: Джордж держал все пакеты, а Нейт – кота в переноске.
– Какое у меня сейчас лицо? – спросил Джордж.
– Как у мертвеца. Абсолютно пустое. Хоть сейчас на кастинг в фильм про зомби.
– Ясно, – проговорил Джордж. Он смотрел в пол. Поднял взгляд на сына и вновь опустил глаза. – Да, мне очень грустно. Это что-то запредельное. Боюсь, что если стану говорить об этом, если вообще начну, то не выдержу, и тебе придется загружать меня в такси по частям. Вряд ли тебе это понравится.
– Так-то лучше, – сказал Нейт. – Не развалишься. Ты же всегда держал себя в руках.
– Это тебе так кажется.
Они зашли в лифт. Двери закрылись, и они поехали вниз.
– Как бы там ни было, спасибо, – сказал Джордж.
– Не за что. Значит, теперь кот стал нашим.
– Ты так и не узнаешь, понял он это или нет. Он же все время молчит.
– Думаю, он все понимает, – сказал Нейт.
Они вызвали такси.
– Ну что ж, так или иначе, у нас теперь есть кот, – сказал Джордж. – Придется мне прививаться.
Он слегка приподнял переноску, заглянул внутрь. Слезы капали на его рубашку и брюки.
– Привет, кот. Господи, какой же это пиздец.
27
Горе было подобно тяжкому камню, взвалив который на плечи, сгибаешься пополам, складываешься вдвое, оно заполняет тебя, словно ты проглотил камень, словно оно зреет в тебе, это каменеющее горе, боль окаменения. Он и подумать не мог, что так будет: на его долю и так выпало немало горя из-за отца, из-за матери, возможно, из-за женитьбы, но он не поддавался ему, замыкаясь в себе. Но сейчас оно полностью поглотило его, и от него нельзя было отдалиться. Нельзя после того, как он видел огонь, вырывавшийся из черной дыры, и все вокруг было в дыму, пыли и бумаге, после того, как стоял на углу улицы, готовый рухнуть и умереть, совсем как рухнувшая башня, где была она.
Осень сменилась зимой, а зима – ранней весной. Все три выдались умеренно теплыми – маленькая божья милость. Артур должен был получить награду от Ассоциации фотокорреспондентов и пригласил Джорджа. За снимки, сделанные 11 сентября 2001 года и в последующие дни. Артур Таунз. Церемония должна была состояться в мае. Артур попросил, чтобы вступительное слово произнес Луис: немного странный выбор, учитывая то, что он не состоял в обществе профессиональных фотографов, но он был знаменитым, к тому же блестящим политиком, и они согласились, пригласив Луиса. Джордж выкупил столик, позвав всех желающих из «Браун и Ко», включая пару любителей фотографии, и Нейта. Нейт уже учился в десятом классе, и у него был собственный смокинг, чем Джордж необычайно гордился. Ему было интересно, был ли у Артура собственный смокинг, или ему пришлось покупать новый, или, прости господи, взять напрокат.
Вот что сказал Луис:
– Артура я встретил в Коламбии, когда писал статьи и был редактором в «Очевидце». – Кое-кто захлопал, и Луис вскинул глаза с удивлением и неподдельно самодовольной улыбкой – о да мы и здесь отжигаем, как я погляжу. – Так вот. Работа Артура меня всегда поражала. Была у него тогда забавная привычка: давать в руки несколько рабочих снимков, и никогда он не клал сверху лучшие. Ни разу. Это был такой тест. Он хотел понять, знаешь ли ты вообще, что делать с фотографиями. Типа, был ли ты частью священнодействия или чужаком-безбожником. Тогда я пару раз брал с собой фотоаппарат и говорил себе: буду делать фотки, как Артур! Просто шикарные!!! Конечно, у меня получалось полное говнище, вы уж извините. Я понятия не имею, что делает фотографа хорошим фотографом, таким, как Артур. И тогда тоже не понимал, а сейчас зациклился на себе, да и мозгов уже поменьше стало, так что давайте не будем об этом. Но мне кажется, что в фотографии, как и в писательстве, нужно невероятно много практиковаться и столько же раз терпеть неудачу. И выстоять! Дела совершенно библейские, а я, как вам известно, на Библии просто помешан, так что не слушайте меня. Взгляните лучше на Артура!
Луис помахал рукой Артуру, сидевшему на возвышении.
– Вы только на него посмотрите!
Все засмеялись, и Артур тоже.
– Перед вами художник, ребята.
Луис опять взглянул на него.
– Как и все художники, ты просто развалина. Но ты прекрасен.
Он снова обратился к слушателям:
– Потому что искусство забирает у тебя все. Ты отдаешь ему себя целиком. Все, что у тебя есть, ты бросаешь в жертвенную яму. Вот и все. Артур художник, и я думаю, что вся его жизнь на этой земле была жизнью художника, за исключением нескольких моментов. Едва с ним повстречаешься, как тут же станет ясно, что он крепче камня, вот насколько он целеустремленный. Ну и, конечно, он тот еще псих. Я сразу понял. А теперь поймете и вы! Леди и джентльмены, хватит пустой болтовни: я представляю вам Артура Августина Резерфорда Таунза!
Послышались аплодисменты. Кое-кто поднялся, но не все – в конце концов, Артур был не настолько популярен. Он был настоящей занозой в заднице и не поступал так, как принято, чтобы сделать себе карьеру. Неудачные браки, странные проекты и заскоки, несостоятельность в мужском смысле, словно у изможденного торгаша из прошлого века. Но ему все равно хлопали. В конце концов, Луис им нравился.
Артур ждал на кафедре. Ему явно было не по себе, он стеснялся собственного тела, но наконец успокоился. Поправил пиджак, рубашку, бабочку. Джордж видел, как дернулась его рука: видимо, он хотел проверить,
