Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

В а с и л и а д. Теперь врач, чтобы не умереть с голоду, должен потворствовать капризам пациента. Пациент про­слышал про какое-то лечение, про уколы и прочие штуки, и если ему их не пропишешь, он скажет, что ты ничего не понимаешь. Реклама разных лекарственных средств нас убивает.

С т э н и к э. Если бы наш род не был таким огром­ным, то, клянусь честью, я был бы теперь миллионером, а Олимпия жила бы только в Ницце. У меня богатых дядю­шек и тетушек столько, сколько волос на голове. Но у всех есть дети и внуки, так что жди, пока это очередь до тебя дойдет. Я и без них обойдусь. Быть счастливым в жизни, как говорит Аурика, — это все. Один бьется с малых лет, учится, зарабатывает чахотку, а другому прямо на голову сваливается готовенькое наследство.

А г л а е. В нашем роду все были бережливыми и дер­жались друг за друга. Только Костаке не знаю, в кого уро­дился, всегда был замкнутым и скрытничал с родственни­ками, чтобы никто не знал, как идут у него дела.

А у р и к а. Красота — это еще не все. Бывают безо­бразные женщины, которые нравятся мужчинам. У них есть шик, но для этого нужно много денег.

Т и т и. Я больше не играю, скучно. Пойду лучше по­качаюсь.

А г л а е. Олимпия, и ты, Аурика, смотрите в оба, чтобы кто-нибудь не взял какой-нибудь бумажки или ве­щи, чтоб и булавочной головки не пропало. Я здесь за все несу ответственность, как единственная близкая родствен­ница.

В а с и л и а д. Все меры, которые принимают при апо­плексии, при закупорке сосудов, я считаю бесполезными. Раньше или позже больной все равно умрет. Одно только беспокойство семье. Конечно, бывают исключения, когда, например, больной должен подписать завещание.

О л и м п и я. Мне кажется, мама, нужно его спросить, написал ли он завещание и куда положил, чтобы мы по­том не искали как сумасшедшие.

Все это карканье Феликс слушал без особого внима­ния, глядя на Отилию и на больного. Но последние слова Олимпии возмутили его своей жестокостью, особенно по­тому, что по лицу дяди Костаке видно было, что он все понимает. До него донесся и ответ Аглае:

— Помолчи, а то он услышит. Это мы потом посмот­рим.

Уже смеркалось, когда раздался цокот подков и шум колес.

— Кажется, кто-то приехал, — заметил Стэникэ.— Раз в коляске, значит, Паскалопол.

Отилия вздрогнула, а Феликс, чтобы устранить всякие подозрения, соврал, как и было договорено:

— Наверно, это он. Я слышал, что он собирался за­ехать сегодня. Ведь он не знает, что дядя Костаке забо­лел.

Паскалопол, преднамеренно оставив в коляске докто­ра Стратулата, появился в дверях и, увидев Аглае и всех остальных, поклонился и сказал:

— Добрый вечер. Целую ручки, доамна Аглае. Кос­таке здесь? Мы договорились поехать вместе в город.

Аглае открыла было рот, намереваясь что-то сказать, как вдруг старик плаксиво закричал: «Зде-е-сь!» — и сде­лал попытку встать с постели. Но едва нога коснулась по­ла, он почувствовал такую слабость, что с болезненной гримасой снова откинулся на подушку.

— Что такое? Что случилось? — притворился уди­вленным Паскалопол, хотя видно было, что ему противно ломать комедию.

— Плохо, — сообщил Стэникэ, — старость подошла. Что вы хотите? Кровоизлияние...

Паскалопол поцеловал руку Отилии, доверчиво смот­ревшей на него, и, успокаивая ее взглядом, проговорил:

— А я как раз катался с доктором Стратулатом. Кос­таке его знает. Мы сговорились встретиться, чтобы побе­седовать кое о чем. Какое совпадение! Разрешите при­гласить его?

— Его осматривал доктор Василиад! — тихо и непри­язненно отозвалась Олимпия.

— Более широкая консультация ни в коем случае не помешает. Стратулат — профессор университета. Надеюсь, что вас это не будет шокировать, — помещик с подчеркну­той вежливостью поклонился доктору.

Паскалопол пошел за Стратулатом, а Аглае подала знак, чтобы убрали карты. Строгая, массивная фигура доктора подействовала на картежников устрашающе. Они как стояли, так и замерли и уже не отпускали никаких колких замечаний. Доктор взглянул на лежавшего на ди­ване Костаке, потом окинул взглядом комнату и сказал:

— Для больного атмосфера тут невозможная. Он всег­да здесь спит?

— Нет, у него есть спальня. Но он захотел, чтобы его положили в столовой.

— Так-так. Пусть больного перенесут в его комнату. Там я его и осмотрю.

Старик, услыхав слова доктора, снова сделал попытку подняться. При этом послышалось какое-то бряцанье. Фе­ликс и Стэникэ подняли его на руки, как малого ребенка, и тогда все увидели, что старик, одетый в ситцевые под­штанники с одеялом на плечах, наподобие королевской ман­тии, зажимает под мышкой жестянку с деньгами, а в ру­ке, словно колокольчик, держит связку ключей. Стратулат невольно фыркнул из-под усов. Через несколько минут док­тор и Паскалопол направились в комнату больного. За ними двинулись и все остальные, но Стратулат сурово за­явил, что при таком серьезном осмотре необходима полней­шая тишина. Даже Стэникэ, который уже проник в ком­нату и притворился, что не расслышал замечания доктора, был оттуда изгнан, а Паскалопол, чтобы не давать ника­кого повода к подозрениям, сам остался в коридоре. Но через некоторое время Стратулат позвал его, чтобы полу­чить какие-то якобы нужные ему сведения.

Он обрисовал ему положение. У старика было легкое кровоизлияние в мозг и небольшой паралич руки и ноги, что указывало на разрыв маленького кровеносного сосуда, но все это должно пройти, если больному будет обеспечен покой. Конечно, не исключена возможность второго удара, но, поскольку Костаке еще крепок, несмотря на свой тще­душный вид, удар этот можно предотвратить. Доктор знал, что старик вообще заикается, и не придал никакого зна­чения его спотыкающейся речи, он только никак не мог понять, что так упорно хочет сказать Костаке.

— Послушай сам, чего ему надо! — позвал он Паскалопола.

— Что такое, Костаке? Скажи мне, только не волнуй­ся ты так, — сочувственно обратился к старику Паскало­пол.

Костаке, у которого от гнева смешно дрожало все лицо, плаксиво заговорил:

— Во-воры... по-подстерегают меня, что-чтобы меня о-обокрасть... захватить на-наследство. По-пока я не умер... вы-выгони их в-всех, всех, чтоб никого я не видел, кроме мо-моей де-девочки и Феликса, я хочу дать мо-моей де-де-вочке все, что ей надлежит, я до-должен поручить тебе... Ты мой ве-верный друг... Я не хочу знать ни сестры, ни племянников, вон все из моего дома!

— Костаке, бога ради, не надо так волноваться. До­верься мне. Мы сделаем все как нужно, а теперь лежи спо­койно, и все будет хорошо. Завтра поговорим.

Стратулат считал, что дома за Костаке не может быть хорошего ухода, и советовал поместить его в санаторий. Старик испуганно посмотрел на Паскалопола и запротесто­вал: у него нет денег на санаторий, и он не может оставить дом. Мягкая ирония помещика заставила Костаке замол­чать, и, может быть, подумав немного, он бы и согласился. Но, выйдя из комнаты, доктор натолкнулся на яростное сопротивление Аглае, которая требовала, чтобы ее брат на­ходился здесь, под ее наблюдением, а не среди чужих. Стэникэ же, наоборот, проклинал про себя упрямство тещи, потому что он быстро составил план, как во время отсут­ствия старика тщательно обшарить все комнаты. В конце концов Стратулат пожал плечами, порекомендовал соблю­дать тишину в комнате больного, прописал несколько успо­каивающих средств и направился к коляске. Паскалопол попрощался со стариком и Отилией, которой с глубоким сочувствием пожал руку, правда, из осторожности не ска­зав ей ни слова. Он уже хотел уходить, когда его вдруг позвал Костаке. Паскалопол приблизился к его постели, и старик, убедившись, что другие не слышат, прошептал на ухо помещику:

— При-приходи завтра, вы-выгони всех, я хо-хочу пе­редать тебе приданое де-девочки!

— Что ты скажешь? — спросил Паскалопол Стратулата, когда они уже сидели в коляске.

— Обыкновенный удар, без серьезных последствий. У меня такое впечатление, что он переутомился, долго про­был на солнце. Пока, я думаю, он вне опасности, но если хочет чем-нибудь распорядиться, пусть не откладывает. При втором ударе он может скоропостижно умереть.

Аглае и вся ее шайка пренебрежительно отнеслись к совету Стратулата поместить Костаке в санаторий. Док­тор Василиад, чувствовавший себя оскорбленным тем не­доверием, какое Паскалопол выразил к его знаниям, ста­рался укрепить их в этом решении. Он заявил, что боль­ного старика, привыкшего к определенной обстановке, не нужно удалять из дома, где ему даже стены помогают це­пляться за жизнь. Больница деморализует и убивает. По­этому многие предпочитают умирать в своей собственной постели. Стэникэ немедленно поддержал эту теорию, хотя нежелание Аглае поместить Костаке в санаторий только что вызывало у него раздражение.