Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

– Понятно, – кивнул священник. – С отроком побеседую прямо сейчас. Свободен!

– Слушаюсь! – урядник опять кинул руку к шапке, ловко повернулся через левое плечо и зашагал восвояси.

– Вольно, вольно, – священник махнул рукой попытавшемуся снова вытянуться отроку. – Успеешь ещё. Давай лучше побеседуем. Значит, ты решил принять Святое Крещение. Почему?

– Здесь иначе нельзя, отче! – оттарабанил отрок. – Отец, когда сюда отправлял, согласие своё дал.

– Значит, ты нездешний?

– Нет, отче, я издалека.

– Хорошо, – кивнул отец Меркурий. – Значит, ты решил по воле отца. А что ты сам знаешь о вере?

– Молитвы знаю. Отче наш, Богородицу, Верую.

– Вот о последней и поговорим. Верую, иначе зовомая Символ Веры, это то, во что мы, христиане, верим. Если ты решил тоже стать верным, то должен знать и понимать её допрежь всего. Прочти.

– Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, творца небу и земли, видимым же всем и невидимым… – чётко, будто уряднику, начал докладывать отрок.

«Пока тараторит по заученному. Чувства нет, но это и не удивительно – оно придёт после или не придёт вообще. Надо сделать, чтобы пришло, а без понимания это невозможно».

– Молодец! – похвалил священник. – Хорошо выучил. Только как ты это понимаешь? Не по-заученному – мне важно, что ты думаешь сам. И не бойся ошибиться – вере тоже надо учиться, а учёбы без ошибок не бывает.

– Не всё я понимаю, – вздохнул отрок.

– Всё только Господь понимает, – улыбнулся отец Меркурий. – А мы хоть и созданы по Его образу и подобию, не Он. Но способностью мыслить по воле Его наделены и, значит, делать это обязаны.

– Когда-то, до начала времён, не было ничего, а Бог был, – начал Славко с некоторой не запинкой, а, скорее, расстановкой. – И он весь этот мир создал. Со всеми его законами.

«Оп-па! Парень мыслит, и не просто мыслит, а дорос до того, что мироздание подчиняется непреложным законам!»

– Кто с тобой занимался? – перебил священник.

– Поручик Василий, отче.

– Хорошо, продолжай.

– И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца Рождённого прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна не сотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша, – выдал отрок и запнулся.

– Ты здесь не понимаешь? – скорее почувствовал, чем понял природу запинки отец Меркурий.

– Да, – Славко вздохнул. – Как свет от света – это я понимаю, а как можно рождённым быть от отца и самим им быть?

«Знал бы ты, отрок, сколько голов слетело с плеч в спорах о природе Святой Троицы! Сколько городов и людей пеплом рассыпалось… Но об этом тебе знать пока рано!»

– Как это можно, знает один Господь, – развёл руками священник. – Я уже говорил тебе, что мы не Он. И потому верим. Непреложно, но не слепо. Недаром здесь сказано «Света от Света» – так Господь даёт нам пусть и несовершенный в сравнении с величием Его, но понятный образ. Ты сказал, что понимаешь, как свет происходит от света. Так вот подумай: свет, что порождён от света – это свет?

– Да, – ответил Славко после некоторого раздумья.

– А тот свет, что его породил, от этого светом быть перестал?

– Нет, – ответил отрок после продолжительной паузы.

– А сущность света от того изменилась?

– Нет, – Славко опять помолчал, а потом добавил: – Наверное.

– Молодец! – похвалил священник. – Вот и получается: рождён, не сотворён и всегда им был! Хоть это и грубо, но мы, люди, по крайней мере, способны это представить. И ещё раз скажу, что ты молодец, отрок! Не каждый может задуматься о таких вещах и тем более не каждый решится задать о них вопрос. Иди, мы с тобой ещё не раз побеседуем.

Славко вскинул руку к шапке, повернулся кругом и ушёл. А отец Меркурий привалился к стене ближайшего здания, снял шапку и вытер пот.

«Невероятно! Ни в какие ворота не лезет!

Парень из глухого леса при обсуждении Символа Веры заявляет, что понимает природу света – этого отражения божественного эфира, что пронизывает наш мир! И действительно понимает! После чего принимает объяснение божественной природы на примере природы света! Опасное и близкое к ереси, надо сказать. Тебе самому, Макарий, понадобилось для этого куда больше времени…

Где я? В Магнавре? Мне растолковывали это сам консул философов и Никодим, которого консул прочил себе в преемники. Интересно, я уже рехнулся или ещё нет?»

Лучшее лекарство от несвоевременных мыслей – это работа. И желательно в темпе «головы поднять некогда». Именно такую милостливая судьба отставному хилиарху и подкинула.

Вместе с несколькими отроками, что предусмотрительно выделил в помощь священнику поручик Василий, или, как за глаза звали его подчинённые, Роська-Святоша, отец Меркурий подготовил всё потребное для богослужения и принялся ждать. Ждать, к слову, пришлось недолго. Не успел он со своими помощниками и по совместительству певчими закончить, как к часовне потянулись вятшие люди Ратного и Михайлова Городка.

И вот тут священник несколько удивился: ни воеводы, ни его внука среди них не оказалось.

«Ага! Архонт и главный архонтопул решили не тянуть кота в долгий ящик и сейчас обсуждают условия мира. Что ж, испослать им.

И уж прости, Господи, им сие малое прегрешение, чай, они души от греха гордыни и противления власти спасают».

Однако удивительное отсутствием старого и молодого сотников не ограничилось.

Когда мужчины зашли в часовню и настала очередь женщин, челюсть у отца Меркурия едва не отвалилась: во главе женской процессии обнаружилась ни кто иная, как Нинея. Вид волхва имела поистине царственный, и остальные «крепостные бабы», не исключая матери поднадзорного – боярыни Анны, смотрелись на её фоне, как утки рядом с лебедем. И это при том, что и одеты остальные женщины были весьма достойно, и держали себя соответственно.

«О как! Да кто же она на самом деле? Языческая жрица, оглашенная или патрикия и верная дщерь Христова? Или по обстоятельствам? Ни с чем подобным я ещё не сталкивался!»

Но дальше больше: на входе в часовню волхва с изяществом, свидетельствующим о долгой практике, преклонила колена и осенила себя крестным знамением. Больше ни у одной из женщин столь же изящно не получилось. А Нинея легко поднялась и прошествовала, именно прошествовала в часовню.

Мужи через одного принялись протирать глаза или чувствительно щипать себя за всякие места. Остальные не смогли и этого.

«Иисусе! Вдовствующая августа на богомолье в забытом Богом городишке в окружении местных патрикий! Вот только как это понимать? Наша жрица не просто жрица, а отступница? Несомненно!

А что мы, Макарий, имеем удовольствие видеть сейчас? Отступница отринула заблуждение и вернулась в лоно Церкви? Паки и паки сомневаюсь! Хотя и это допустить обязан. Но сдаётся мне, мы сейчас наблюдаем, во-первых, голую политику, во-вторых, обучение патрикии Анны науке базилисс. Так и ждёшь, что эта старая, опытная самка хорька рявкнет патрикии Анне: «Делай, как я!». Да ещё насчёт – как новобранцев учат.

Интересно, а Порфирородная понимает, с кем дело имеет, или в Турове наша жрица носила иную маску? Тогда это должна была быть преотличнейшая маска!

Интересно, а Символ Веры она тоже читать будет, или исчезнет, как положено оглашенной? До каких пределов простирается её кинизм? Боюсь, до таких, что мне и не представить»!

Священник вздохнул и начал службу. Служил отставной хилиарх, как всегда, истово. Он и в самом деле желал всяческого добра и новорожденному, и его матери, да и вообще считал, что любое дело, а тем более такое, надлежит делать со всем тщанием.

Вообще, оказавшись на приходе, священник всё чаще убеждался в верности образа, найденного когда-то отцом Порфирием – священником «Жаворонков». Прав был старый пьяница, ругатель и бабник, и при всём при том – духовный отец и ангел-хранитель полутора тысяч очерствевших от войны, крови и смерти солдатских душ: «Священник лишь акведук, по которому течёт божественная благодать». Трижды прав! Может, от того и рыдали иной раз на его густо перемежаемых руганью и похабностями проповедях седоусые ветераны?