Клан – моё государство. - Китлинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как он меня называл?
– По-разному. Но чаще – монстром дьявольским. Я не верил и усмехался про себя, а сейчас ощущаю, что прав был старик.
– Я сам не знаю – кто я. Но похоже, Давыдов, точно углядел во мне суть. Нечистую силу. А она не так уж и плоха, и кажется такой лишь тем, кто меня не знает. Вы часом не суеверны?
– Иногда бывают моменты,- Ронд поднял голову.- Когда на небо долго смотрю, потом сплю неспокойно. Давно заметил это, но объяснения так и не нашёл. Я продолжу?
– Да. Конечно. Я вас перебил
– Действительно, я из Моссад. Но в Израиле ни разу не был. Совсем. Мать моя – еврейка. Она родом из варшавского гетто. Вы должны знать, что это такое.
– Об этом весь мир знает.
– Она уже старенькая и очень больная,- Ронд смолк.- Извините,- после минуты молчания продолжил он.- Мать вспомнил. У неё лагерный номер на руке, говорил ей, давай, мол, выведем, а она мне ответила: "Память, сынок, стереть нельзя". Отец мой, поверите или нет – немец. Он после тридцать третьего покинул Германию, долго скитался по свету и осел в Бейруте. Там сменил свою немецкую фамилию на английскую и в сорок четвёртом высадился в Нормандии в составе союзного десанта. Они встретились с матерью в сорок шестом в Палестине. Он посвятил себя тому, что помогал создавать государство Израиль. Я родился в пятьдесят восьмом в Вене. Они работали там по линии Моссад. Кроме меня в семье есть ещё двое. Брат и сестра. На фото я их видел, а встречаться не доводилось. Они живут в Тель-Авиве, родители их не взяли с собой в Вену. Вы знаете, что строить Израиль помогали всемерно и русские. Очень многим евреи обязаны и Союзу. Это потом произошли перекосы, и в большей степени искусственные.
– Мне это известно.
– Помощь эта была важна для Израиля. Многие учились в Москве и других городах. Учились по всем направлениям: и военному, и в разведшколы принимали на обучение. То, чем я занимался в Моссад – это поиск нацистских военных преступников. Отец с раннего возраста определил мне будущее – разведка, хоть мать и была против. Я не владею ивритом, нет, понимаю, но не говорю. И языки: английский, немецкий, испанский, португальский – у меня именно по необходимости. Русский же, так получилось, хорошо знала мама. Её предки откуда-то из-под Казатина. Ничего, что я подробно?
– За язык не тяну.
– Просто чувствую, что всё равно докопаетесь, а когда всё у вас сойдётся, может будете не столь подозрительны ко мне. Русскому меня учила мама и польскому тоже, кстати. Я учился много и везде. В закрытых пансионах, колледжах, специальных школах. Деньги, конечно, были не моих родителей, платило государство. В каждом новом учебном заведении у меня было новое имя. Так меня готовили впрок.
– Что ж. Мудро.
– Я готовился для заброски в Латинскую Америку. Там на меня готовили почву, легенды и всё необходимое. Сюда готовили кого-то другого. Я не знаю всех подробностей, но сбросили меня. Что-то не склеилось. И особых надежд на меня не возлагали. Так я стал Рондом. Но не Владимиром, как вы назвали меня и, видимо, не случайно, а Георгием Сергеевичем. Мои родители по русской легенде подлинны, они уже умерли. Мой псевдоотец служил во время войны переводчиком в штабе маршала Жукова.
– Хороший ход. Там у вас тоже умеют работать.
– Моей задачей было прошлое. У вас осела большая масса материалов из Германии в архивах. И её не ворошили.
– Это точно. До сих пор лежит, пылится на полках.
– Давыдов всплыл вдруг в конце шестидесятых в Европе, а потом исчез. А он, это вы точно подметили, не востребован именно по бывшим наци.
– Он действительно был в рейхе, мне, правда, не довелось поговорить с ним, но говорят Гитлер ему руку жал. В тридцать девятом он отбыл из Германии в Москву.
– У вас, я вижу, больше информации, чем у меня. Тогда я отложу его биографию в сторону. Мне поручено было выйти здесь на него. Я в Союзе с 1977 года прошёл все ступеньки, тихо карабкался, а его нет. Как сквозь землю провалился. Мне даже дел-то особых не поручали из Моссад. Годичное задание скинут и всё. Я им отчёт за год. Так и скрипел. В восемьдесят пятом он где-то засветился. Но кто и как меня из внешки в оперативную ссадил – не ведаю. Честно. В Моссад ведь предполагали, что Давыдов во внешней разведке отирается, а он, оказывается, вас и ваше дело копал. Мне даже об этом не довели. И смогли просунуть только к Скоблеву, чтобы был у Давыдова на глазах. И попали в точку, Давыдов меня приметил. А вы его спёрли.
– Я его не крал,- отрезал Сашка.
– Это я фигурально.
– И тут всё нормально. В этой части я вам верю. Но есть ещё один штрих. Вы его упустили. Напомнить?
– Не надо. Когда Давыдов вытянул меня к себе, я получил, кроме инструкций по работе с ним, ещё и указания информировать о вас. Попутно.
– А вот теперь сомнение. Что для ваших хозяев главное – он или я?
– Значит, вас знает и моё руководство в Моссад, или тот, кто есть у них тут в тайных агентах. Так получается.
– Откуда у вас аэротруба?
– Это отец. В Вене он держал испытательный стенд. Помешан был на авиации, он и придумал. Мы играли поначалу. Потом это стало серьёзным увлечением.
– Значит, Джон Смит – ваш отец?
– А вы…,- Ронд умолк.
– Да. Даже знаю, что его настоящее имя Макс Отто фон Штрон. Вы что, удивлены?
– Мне нечего вам сказать. Позвольте папиросу,- Сашка подал ему пачку.
– Стрелковый тир ваш отец держал в подвале?
– Нет. Ниже подвала. В подвале была установка, подававшая поток воздуха в трубу.
– Как вас хоть назвали при рождении?
– Так и назвали, Джон Смит-младший.
– Вы своим сообщали о том, чем занимается Давыдов?
– Знал, что спросите, но придумать ничего не могу. Да. Я сообщил то, что Давыдов мне открыл, но поверьте, что это немного.
– Вот так и получается, что ваше руководство давно знает о нашем деле. Вы можете сказать, что это случайность или исключительное совпадение? При том, что мы в своём деле ни Моссад, ни, тем более, интересы Израиля не задевали.
– Не могу. Вы знаете, у вашего молодого есть разумная мысль. Спрятать меня на год. До полного выяснения. Как вы считаете?
– У сына Смита-Штрона варит голова. Возможно, вы и правы, только я своих решений не меняю. У вас мать, вы сказали, старенькая?
– Да. Очень. И очень больна.
– Живёт там же. В Вене?
– Мама не хочет покидать Вену и дом.
– Вольтерштрассе, 9?
– Да…
– Мастерские отца пустуют?
– Откуда я могу знать. Я десять лет не видел ни матери, ни дома. Может, сдаёт кому-то в аренду.
– Когда вы получили последнюю "посылку"?
– Двадцать девятого ноября того года.
– Я сожалею, Джон, и искренне соболезную вам. Ваша мама умерла.
– Что!- Смит схватил Сашку за борта куртки.- Когда?
– Успокойтесь. Этому горю не сможет помочь никто. Пойдёмте в дом.
– Вы мне не ответили?
– Шестого июля 1982 года.
– Вы лжёте!?- Смит потряс Сашку.
– Скоро будете в Европе и всё увидите своими глазами.
Смит отпустил куртку, отошёл в сторонку и сел в снег. Сашка двинулся в пещеру. В домике он сказал До и Мику:
– Молодёжь!- они подошли.- Там на входе в снегу сидит Ронд. Идите, проследите за ним. Он в шоке. Дайте ему немного посидеть и тащите сюда. А где Игнат?
– Саш, он пошёл мужиков проводить. Они ушли тайным ходом,- ответил Мик, одеваясь на ходу и выскакивая из домика вслед за товарищем.
Минут через десять появился Игнат.
– Я мужиков проводил, тебя дожидаться не стали, дела у всех, спешат.
– Ничего. Увидимся ещё. Помирать не завтра.
– А бригада где?
– За Рондом пошли. На выходе он остался.
– Случилось что?
– Он версию мне толкнул о том, кто он. Так получилось, что его свои о смерти матери не оповестили. Ты европейскую подборку когда просматривал?
– Последний раз в октябре.
– Нет. Это старые данные. По "консервантам".
– Его родители что, профессионалы?
– Отец – Джон Смит. Вена.
– Ясно. Значит, мать – Ева Леснер, если не врёт, конечно,- Игнат присел рядом.- Шестого июля 1982 года убита при ограблении, которое совершили одесские евреи, коим она помогала переезжать в США.
– Точно. И чтобы замести следы, запалили дом.
– А он, стало быть, либо из Моссад, либо из немецких спецслужб. А вот каких? Это вопрос.
– Сказался из Моссад. Подразделение по наци.
– Тогда понятно, почему он на Давыдова шёл.
– Игнат. Тащи его в Европу через Вену. Пусть у могилы матери постоит, хоть я и не уверен, что она ему родная, и фон Штрон – его отец, но они его воспитали как сына, похоже. Я дам его в полную проверку нашим. Ты к нему в дороге присмотрись внимательно.
– Хорошо. Такое ощущение, Саш, что он на нас через Давыдова шёл. И толкали его к Давыдову, точно зная, чем старик занимался. Это высокие, видно, чиновники. Игроки в "двойку", "тройку", "четвёрку".
– "Тройка", "семёрка", "туз",- произнёс Сашка.
– Ага. Как их там назвали – жидомасоны?
– Да. Пролетарские вольные каменщики,- Сашка щёлкнул по оставленному на столе спичечному коробку, тот, сделав немыслимый пируэт, раскрылся в воздухе, высыпав спички, как бомбардировщик бомбы, и упал торцом, закрыв при этом силой удара о стол воображаемый бомбовый люк. В китайской школе такой вариант в игре был редкостью и считался высшим пилотажем, за него брался банк.