Пылающие скалы - Еремей Парнов

— А нервотрёпка? А потерянное в бесконечных спорах и обсуждениях время, отнятое у работы?

— Тут я с вами согласен. Поддержка на то и нужна, чтобы сберечь силы и время для главного. Борьба в науке неизбежна. Новое не может утвердиться без борьбы. Элементарная диалектика. — Евгений Владимирович взглянул на часы. — Однако мы отвлеклись. Вернёмся к вашим фантазиям. Трудность положения усугубляется тем, что юридическую основу сотрудничества института с заводом составляет хозяйственный договор. Если вы уйдёте, он потеряет всякий смысл, превратится в фикцию.

— Но я же останусь при установке! — продолжал упорствовать Марлен, мысленно признав легковесность аргумента.

— В каком качестве? — холодно спросил Доровский. — Тема-то ваша тю-тю…

— Её и без того прикроют.

— Только на будущий год, а за год можно — ого-го — сколько сделать. Во-вторых, бабушка надвое сказала. Пусть попробуют! Мы и сами с усами!

— Трудновато мне придётся одному, — вздохнул Марлен, раздавленный железобетонными доводами шефа. В Доровском вполне мирно уживались приверженность к философским витийствам с трезвым знанием потаённых пружин и винтиков хозяйственно-управленческого механизма. Крыть было нечем.

— Чего-чего, а лёгкой жизни пообещать не могу, — согласился шеф чуть ли не с радостью. — Но вы ведь и не искали себе лёгкой жизни? В науке, к сожалению, на одного с сошкой приходится семеро с ложкой. Вот им действительно живётся безбедно. Работёнка не пыльная, притом престиж. Однако не нам им завидовать, Марлен Борисович. Это они завидуют нам чёрной завистью и всячески ставят палки в колеса. Продержитесь уж как-нибудь годик, а там видно будет. В крайнем случае заберу вас к себе вместе с темой. Поедете?

— С превеликой радостью! — растрогался Марлен. — Спасибо, Евгений Владимирович. Признаться, я давно ждал.

— Чего же молчали, если давно? Надо было сказать. Не чужие.

— А нельзя сделать так, чтобы вы тему забрали, а я всё же при установке остался, на меткомбинате? — вкрадчиво возобновил натиск Марлен. — Это был бы идеальный вариант.

— Почему вы так думаете? — Доровский мысленно оценил предложенный вариант. — Вас что, действительно туда тянет?

— Тянет, Евгений Владимирович. Чем глубже врастаю в проблему, тем яснее вижу, что моё место именно там. Без металлургов нам не поднять тему. Работы ведь непочатый край, на всю жизнь хватит. И что самое главное, она мне нравится. Я не могу мыслить формулами, как Кира. Мне обязательно своими руками пощупать надо. Я уж не говорю про условия. Всего за два месяца мы изготовили и опробовали четыре варианта реакторов! Да у нас в институте на это годы уйдут! Это же силища! Могучая техника. Широкие возможности…

— Хорошо, Марлен Борисович, я вас понял, поэтому не надо на меня эмоционально давить. У вас был конкретный разговор с руководством?

— Конкретного не было, потому что я сперва с вами хотел согласовать, но в общих чертах мы с Порфирием Кузьмичом договорились. У меня создалось впечатление, что он отнесётся положительно. Даже больше того…

— Допустим. — Доровский задумчиво побарабанил пальцами по краю стола. — Но всё равно, раньше чем через год я тему взять не смогу. Надеюсь, это-то вы понимаете?

— Вполне. Я подожду, Евгений Владимирович.

— Жена-то как к вашим завихрениям относится?

— Нормально! — обрадовался Марлен, поняв, что шеф начинает сдавать позиции. — Поедет со мной! И девок возьмём!

— Завидная уверенность, — с затаённой грустью усмехнулся Евгений Владимирович. — Мои вон не поехали… И то правда, сколько мне там осталось? А здесь квартира, дача опять же — надо беречь.

— У них в городе и музыкальная школа есть!

— Ишь чему радуется! Квартира его не волнует, лишь бы музыкальная школа была. — Доровский, словно окончательно отступаясь, покачал головой.

— Для нас это очень важно, — пояснил извиняющимся тоном Марлен.

— Тогда крепись, казак. — Прислушиваясь к прибывающему гомону голосов в коридорах, Евгений Владимирович вновь взглянул на часы. — Ваша задача — продержаться без потерь материальной техники и престижа хотя бы до весны. За этот срок я жду от вас следующего: готовой диссертации в переплетённом виде и по возможности выхода на режим. Договорились?

— Договорились!

— Остальные проблемы решим к обоюдному удовольствию. — Доровский засуетился и, подхватив под мышку неразлучный портфель, бросился к дверям. — Прошу прощения, Марлен Борисович, но надо бежать! Выступаю с докладом…

XXXVI

Зима пришла в Гоби тихая и бесснежная. Днём бывало порой даже жарко, но с заходом солнца песчаные барханы цепенели в тисках лютой стужи.

Седьмая буровая расположилась поблизости от заброшенной ламаистской кумирни. Похожие на собак лохматые львы стерегли разрушенное святилище, слепо таращась на вагончики-“балки”, доставленные в песчаную глухомань вертолетом. Кроме буровиков, здесь жили трое геологов из комплексной экспедиции. На скважину возлагались большие надежды, и они остались зимовать после окончания полевого сезона. Каждую декаду из соседнего центра прилетал вертолёт со сменой. Он подвозил продовольствие, газеты, письма и жизненно важное горючее для движка. О воде, к счастью, заботиться не приходилось. За воротами древнего храма, смотревшими двумя парами супротивных арок на все стороны света, нашли занесённый песком колодец. Его очистили, углубили и поставили электронасос. Вода оказалась немного солоноватой, но вкусной, напоминающей “Ессентуки”.

Кирилл делил нары с монгольским геологом Лобсаном Дугэрсурэном. С наступлением темноты, когда выключали движок, они подолгу беседовали у раскалённой печурки, вспоминая Москву, общих знакомых, университет. Узнав, что Дугэрсурэн кончал у Корвата и Анастасии Михайловны, Кирилл сразу расположился душой к этому молодому красивому парню с утончённым и умным лицом. На третий день знакомства, раздавив по случаю воскресного дня бутылочку пшеничной архи под пельмени — бозы, они перешли на “ты”.

Собственно, от Лобсана Кирилл и узнал о некоторых примечательных особенностях храмовой архитектуры.

— Вот тут и стояли позолоченные бурханы, — показав на ступенчатое возвышение, заваленное поломанной черепицей и перегнившими брусьями обвалившейся кровли, объяснил он. — На северной стене. Хоть по компасу проверяй.

— Почему именно на северной? — Кириллу захотелось докопаться до сути. — Наверное, это имело особый символический смысл?

— Не знаю, должно быть, имело. Мне дедушка рассказывал, но я почти всё забыл. Но север для монголов — самое важное направление. Ты только представь себе, что означала Полярная звезда для кочевника! И вообще, старики всегда ждали с севера счастья.