Принц шутов - Марк Лоуренс

— Худо. Тебе нужно вылечить это, Ял. Остальное подождет, но не это. Кишки перерезаны.

— Не могу. — Я бы уж лучше проткнул себе ладонь ножом или взял в рот горящий уголь. — Ты не понимаешь…

— Он умрет! Я знаю, что Арне ушел слишком далеко, но это — медленная смерть, ты можешь ее остановить.

Снорри продолжал говорить, слова его уходили куда-то мимо. Туттугу не говорил ничего, только смотрел на меня, и мы оба лежали на холодном каменном полу, слишком слабые, чтобы шевелиться. Я вспомнил, как он сказал мне на склоне холма над Трондом, что сбежал бы с любого поля боя, будь у него ноги подлиннее. Родственная душа, почти так же погрязшая в страхах, как и я, но все равно явившаяся сражаться в Черный форт.

— Заткнись, — сказал я Снорри. И он заткнулся.

Подошел Эйн, двигаясь со стариковской осторожностью.

— Я не могу. Правда не могу. — Я покосился на свою свободную руку. Другая все еще зачем-то сжимала меч, — наверное, он кровью приклеился. — Не могу. Но отправляться в Вальхаллу с триппером — не дело.

И я снова показал взглядом.

Наконец Эйн понял намек. Я крепко зажмурился, заскрипел зубами, сжал все, что можно было сжать, и он схватил меня за предплечье и положил мою руку на рваную рану Туттугу.

Оказалось, исцелить Эйна было совсем не сложно…

28

Я очнулся у жарко натопленного очага. Бок, зараза, болел, но тепло радовало несказанно, и если не шевелиться, то было очень даже хорошо.

Постепенно давали о себе знать другие повреждения. Пульсирующая боль в бедре, колющая в руке, нытье во всех мышцах, даже в тех, название которых я при всем желании не вспомнил бы.

Я открыл один глаз.

— Где Снорри?

Меня уложили на один из столов, на тот конец, что ближе к огню. Эйн и Туттугу сидели у очага, Туттугу привязывал дощечку к колену, Эйн точил топор. Оба промыли и залатали свои раны — ну, или им кто-то помог.

— Сжигает мертвых. — Туттугу показал на дальнюю дверь. — Строит костер на стене.

Я попытался сесть и тут же лег, страшно ругаясь.

— Да где ж он столько дров возьмет? Почему бы не оставить мертвецов во льду?

— Он нашел дровяной склад и снимает двери с петель, и ставни тоже.

— Но зачем? — спросил я, не будучи уверенным, что хочу услышать ответ.

— Из-за того, что придет с Суровых Льдов, — сказал Эйн. — Он не хочет, чтобы эти тела напали на нас.

Он не сказал о том, что там лежат и трое его братьев, но по лицу было видно: он как раз это и имел в виду.

— Если они замерзли, то не смогут…

Я снова попытался сесть. Это могло бы стать первым шагом к побегу.

— Могут не успеть замерзнуть, — сказал Туттугу.

— А Снорри не хочет, чтобы кого-то могли осквернить после…

Эйн положил точильный камень и полюбовался лезвием в отблесках огня.

Эти двое, спасенные мною, умудрились напугать меня до полусмерти. «Не успеть» и «после» звучало не слишком оптимистично. Труп обычно промерзает за одну ночь.

— Мы ожидаем… неприятностей… к утру?

Я попытался произнести эти слова так, чтобы они не были похожи на нытье, но не слишком преуспел.

— Никаких «мы». Так Снорри сказал. Говорит, они идут.

Туттугу затянул покрепче повязку на колене и едва не взвыл от боли.

— Откуда он знает?

Я сделал третью попытку сесть, подстегнутый страхом, и на этот раз получилось, только ребра похрустывали.

— Снорри говорит, ему темная сказала. — Эйн положил топор и покосился на меня. — И если он не управится в темноте, придется делать это все при свете дня.

— Это… — Я слез со стола, и боль заставила меня прерваться. — Это безумие. Он найдет жену и ребенка, и мы уйдем! — Я предпочел не уточнять, найдет он их живыми или мертвыми. — Сломай-Весло мертв, дело сделано.

Не дожидаясь возражений, я заковылял к дальней двери. Дорогу показывали мазки крови, подсохшие до черного и темно-красного цвета. Откуда у Снорри взялись силы вытащить без малого тридцать трупов по коридору на стену форта, я не знал, но был уверен, что ему не хватит ни топлива, ни выносливости, ни времени, чтобы дополнить погребальный костер мерзлыми мертвяками из армии Олафа Рикесона.

Ступени, ведущие вверх, к внешней двери, были скользкими от крови, уже подмерзшей на краях. Открыв дверь, я обнаружил, что ночь озарилась огромным костром и ветер относил оранжевое пламя в сторону укреплений. До источника жара было каких-то двадцать метров, но я сразу почувствовал холод, нечеловеческий холод края, не приспособленного для людей — вообще не приспособленного для жизни.

— Что, уже точно?

Мне пришлось кричать, чтобы перекрыть треск костра и ворчание ветра.

— Они идут, Ял: мертвецы с Суровых Льдов, некроманты, что гонят их, Эдрис и оставшиеся люди Сломай-Весла. — Он помолчал. — Нерожденные.

— Тогда какого хрена ты тут торчишь? — заорал я. — Ищи жену и сына и пойдем.

Я проигнорировал тот факт, что сам еле смог преодолеть коридор и что, если ребенок был здесь, мы не смогли бы проделать с ним обратный путь. Такая правда слишком неудобна. И потом, женщина и мальчик наверняка были мертвы, а я предпочел бы погибнуть, идя через льды, чем натолкнуться на некромантов и всю эту их жуть.

Снорри отвернулся от костра, глаза его покраснели от дыма.

— Пошли внутрь. Я сказал нужные слова. Огонь вознесет их в Вальхаллу.

— Только не Сломай-Весло и его ублюдков.

— И их тоже. — Снорри оглянулся на костер, и полуулыбка изогнула его рассеченную губу. — Они погибли в бою, Ял. Этого достаточно. Когда мы будем биться с йотунами при Рагнареке, все люди, чья кровь горяча, встанут плечо к плечу.

Мы вошли вместе, Снорри старался не обгонять меня, когда я еле ковылял по лестнице и раз даже оступился. Я успел выдать весь свой обширный запас нецензурных слов, прежде чем оказался внизу.

— Нам нельзя здесь оставаться, Снорри.

— Это крепость. Где лучше находиться, когда враг наступает?

Тут он оказался прав.

— И долго я был в отключке? Сколько времени осталось?

— До рассвета два часа. Они будут здесь еще до этого.

— И что нам делать?

Сломай-Весла уже было более чем достаточно. Я не горел желанием выяснять, что могло устрашить даже чудовище вроде него.

— Забаррикадируемся в кордегардии и будем ждать.

Мне, конечно, была симпатична сама идея обороны, но на Снорри это было не похоже. Само его имя значило «атака». Удерживать позиции значило признать поражение. Но он уже принял решение, я это видел. Я мог излечить его раны не больше, чем свои. Когда я просто шел рядом с ним, воздух неприятно потрескивал. Даже на расстоянии метра у меня мурашки шли по коже, будто где-то внутри моих костей магия Молчаливой Сестры, вырвавшаяся в мир, искала выход наружу. Она хотела пронзить меня и воссоединиться со своим темным близнецом, высвободившимся из Снорри, воссоединиться и устремиться к горизонту, снова и снова раскалываясь и сплетаясь, покуда мир не окажется в руинах.