Мир приключений 1984 - К. Селихов

Ах, вот как! Зоя, та самая! Ну погоди же, порядочная невеста! Сейчас она покажет записку ее жениху. Да, но зачем? Нет, не стоит… Вот как! У других невесты, женихи, а у нее? У нее что? Старый убийца… Как она ненавидит их всех, не-на-ви-дит! И этого красавчика, и того, что вчера приходил и напоил ее. Зачем он это сделал — шпионил? Правду, значит, Филипп говорил: большевистский шпион. Ну, погоди! И этот? Зачем он здесь?

— А ну-ка давай, чунарь, катись отсюда! — набросилась она вдруг на ошеломленного ее неожиданным натиском Вадима. — Выметайся, а то, не ровен час, братец заявится. Да поворачивайся ты!..

— Очумела? Что jto вдруг на тебя нашло? На, выпей-ка лучше. — Он протянул ей стакан.

Симочка глотнула залпом, не закусывая, встала, прошлась по комнате. А, все равно, пусть сидит… Жизнь — копейка, судьба — индейка! Подошла к буфету, вытащила полную бутылку.

— Давай еще по одной, Вадюша.

Ладно, потом, позже, покажет Вадиму эту записку. Пусть как следует рассчитается с тем типом, шкуру с пего спустит. Да нет, он слабый… А может, Филиппу отдать? Нет, нет, он хитрая бестия и ревнивый Ладно, сама справится. У нее найдется свой способ для этого И уж будьте уверены, господа хорошие, такой, что этом}. Андрею не поздоровится…

Глава 7

ПУТЬ ПРЕДСТОИТ ДОЛГИЙ

6 апреля 1920 года. Весна наконец пришла, а то мне уж казалось, что холода никогда не кончатся. Нелегкие были у нас дела. Мы с Золотухиным даже получили благодарности от коллегии губчека. Сейчас светит солнце, снег сошел, и на душе легче стало. Мы с Зойкой теперь почти каждый день встречаемся. Хорошая она… Прочитал ей пьесу. Зоя говорит, настоящая драма получилась.

Я описал жизнь нашей семьи — отца, матери — и еще вставил по совету Евгения Александровича кое-какие эпизоды из жизни наших чекистов. По-моему, вышло неплохо и не так уж длинно — всего три акта, девять картин. Рассказал сначала, как бедствовали мы в войну, когда отца взяли на фронт, как мать по двадцать часов шила солдатское белье, а я носил по городу листовки. Потом показал революцию и как пришли кап-пелевцы. А в третьем акте, где борьба с чапанниками, я уж кое-что сам придумал, хотя и здесь взял из жизни. Так уж я устроен: мне обязательно надо, чтобы происходило в действительности, — только тогда смогу описать.

У нас в ЧК недавно произошло большое несчастье — погибла Таня. Замечательная была девушка! Восемнадцать лет, худенькая, кажись, в чем только душа держится, а ходила на самые опасные задания. Где только не побывала! Даже в штабе кулацкого восстания в Сенгилее, с графом Орловым-Давыдовым и другими офицерами, переодетыми в крестьянские чапаны, виделась. И вот погибла, причем но на задании. К опасности я, например, теперь всегда готов; когда идешь чуть не каждый день на облаву или в разведку, понимаешь: могут и убить, даже как-то привыкаешь к такой мысли. Правда, должен честно признаться: вначале каждый раз у меня сосет под ложечкой — страшновато как-то, но потом перестаешь думать об этом…

Бедная Таня… Погибла не в опасном деле, а когда шла одна вечером домой, на Бутырки. Прихватили ее гады бандиты в темном месте. Отбивалась она, видно, отчаянно: гильзы от браунинга рядом валялись…

Я хочу “оживить” Таню в своей пьесе. Она у меня там выступает на крестьянском митинге, когда кулачье старается спровоцировать восстание против Советов. А один из переодетых офицеров узнает красную разведчицу и из толпы стреляет в нее. Стоящий рядом чекист Василий Цветков замечает это, успевает броситься под пулю и падает, раненный. А крестьяне, возмущенные кулацкой провокацией, во главе с Таней разгоняют бандитов. Старцев говорит: концовка эффектная, неплохо придумана. А я и не придумал вовсе: похожий случай был у нас. Только там мужчина выступал, а я девушку поставил.

В общем, с пьесой как будто налаживается. Правда, Евгений Александрович наставил мне “птичек” на всех страницах — не перечесть. Говорит, надо еще раз подправить и переписать…

Он уже пьесу читал в ТРАМе, даже роли хотел раздать. Что тут поднялось — ужас! Один говорит: “Не хочу играть убийцу, дайте мне роль Василия Цветкова”, вторая прямо в слезы: “Не буду играть гулящую. А если на спектакль мой кавалер придет, что скажет?”

Евгений Александрович как прикрикнет — все умолкли. “Вы что, говорит, искусству служить или просто развлекаться сюда пришли? Сколько раз я вам твердил: театр требует жертв, безоговорочной любви. Кто-то же должен играть и отрицательных персонажей”. Потом сказал: “Я считаю, будет самым справедливым, если мы главную роль поручим сыграть Андрею. Он это заслужил”. Тут все зашумели, закричали. Так я стал Василием Цветковым…

— Заседаете? — спросил Золотухин, стремительно зайдя в комнату, где собралась комсомольская ячейка губчека. — Придется прервать прения — отправляемся на срочную операцию. Андрюха, поди-ка сюда на минутку. Ну, братишка, дела! Помогли, оказывается, те книги, — возбужденно говорил он, отведя Андрея в тупик коридора. — Я уж, грешным делом, думал: мура все это. Сколько времени прошло, как нам из Казани расшифровку прислали — и ничего. А сегодня пришла-таки писулька: мол, оружие со склада надо срочно вывезти. И знаешь кому?..

— Кому?

— Поедем — увидишь…

— Вот что, — сказал Золотухин Андрею, когда они вылезли из тряского крытого грузовика, — вы с Колей Рубцовым пригласите туда человек пять понятых. Ты на этой улице живешь, всех знаешь. Постарайся пригласить людей религиозных.

…Отец Константин и попадья сидели у большого стола под яркой подвесной семилинейной лампой. Напротив них — Никита и Крайнов. Понятые — степенные, седобородые — столпились у дверей, торопливо крестясь на иконы в углу.

— Проходите, проходите, товарищи, — пригласил их Золотухин, — рассаживайтесь. Хочу вам доложить, как представителям народа: есть у нас сведения, что хранится здесь оружие для кулацких банд. Вот вы и должны быть свидетелями обыска.

…Небо на востоке уже засеребрилось полоской приближающегося рассвета, когда усталые чекисты вновь собрались в просторной столовой. Дом был тщательно осмотрен снизу доверху, стены и половицы выстуканы — ничего! Отец Константин все так же безучастно сидел на стуле, уставившись на скатерть. И только попадья время от времени охала и мелко крестилась, видя, как вываливают из шкафов и сундуков добро- шубы, меха, куски материи…

— Значит, по-прежнему от всего отпираетесь, гражданин священник? — спросил Крайнов.

— Не от чего и отпираться-то. Ни в чем перед властями предержащими не повинен.