Возлюбленная - Бертрис Смолл

– Не бойся, – успокоила ее Дизайр. – Здесь нам ничто не грозит.

25

В отличие от притихшей Уинни, поверившей словам Дизайр, Пег разразилась громким хохотом.

– Много ты знаешь. Ты не видела того, что видела я. Если бы ты хоть на минуту высунула нос из этой дыры, то сейчас пела бы по-другому.

– Хватит орать, – оборвала ее Бесс. В ее ореховых глазах появилось презрение. – Я родилась совсем недалеко от этого места. Можно сказать, выросла здесь. Пока я не сперла какую-то требуху на рынке в Блоу-Бледдер Лейн и мясник не выгнал меня из лавки, я вдоволь нагляделась на карманников и шлюх, которых констебли без конца волокли сюда. Только Ньюгейт, как стоял на своем месте, так и стоит. Этой тюрьме не помешали ни чума, ни пожары. Я готова хоть сейчас держать пари, что и дальше ничего не произойдет, когда нас уже не будет на этом свете.

Хотя Дизайр робко поддержала Бесс, в глубине души она испытывала беспокойство.

– Как далеко пожар был от тюрьмы, когда вас привезли сюда? – спросила она Пег.

– Не надо опять заводить ее, – недовольно сказала Бесс.

Но Пег жаждала поделиться впечатлениями.

– Падинг Лейн сгорел дотла. Пожар начался там. Говорят, что первой загорелась лавка булочника. Потом огонь перекинулся на набережную. Горящие угли ветром занесло на дровяной склад. Они и сараи вокруг вспыхнули, как факел. Сейчас там тоже остались лишь кучи пепла. Потом заполыхало здание, где торговали рыбой. Если бы не этот проклятый западный ветер, то пожар не распространялся бы с такой скоростью, но ветер-то не прекращался несколько дней. Да еще эта засуха. Вот дома и стали гореть, как сухие щепки, один за другим. Сады, которые совсем высохли без дождя, тоже выгорели целиком. – Она прервала рассказ, переведя глаза на бочонок с элем. – Можно мне выпить еще одну кружку, а то от дыма у меня першит в горле.

– Пей. Может быть, тогда перестанешь каркать, – грубо сказала Бесс.

Однако ее тон не смутил Пег. Она могла одновременно пить и разговаривать.

– Я слышала, что сгорели и другие улицы – Святого Мартина Оргара и Лукавого Михаила. Некоторые люди бегали по городу и кричали, что это наказание Всевышнего за то, что у нас развелось много шлюх и прелюбодеев. Только я думаю, это не так, потому что вместе с публичными домами сгорели и церкви.

Слушая этот рассказ, Дизайр почти умирала от страха. У нее даже выступил холодный пот, и она почувствовала, как две прохладные струйки пробежали по груди. Сердце снова сжалось от тоски по Моргану. Если бы она могла сейчас быть с ним, ощущать на себе его сильные руки, она бы ничего не боялась.

– Бесс, как ты считаешь, могу я сейчас попросить Эльфа проводить меня в камеру Моргана?

– И когда только ты перестанешь говорить мне о Моргане Тренчарде, – с раздражением остановила ее Бесс. – Я говорю тебе еще раз – у них есть свои правила. Заключенным, которых приговорили к казни, запрещено встречаться с кем-либо. Они не имеют права разговаривать ни с кем, кроме охраны.

– Но я ничем не рискую, если попрошу его об этом.

– И толку от этого тоже не будет никакого. Твоему разбойнику и так повезло. Он сидит в своей камере без цепей и без железного ошейника, не валяется на грязной соломе, как те ублюдки из камеры смертников.

«Стало быть, Енох продолжает регулярно посылать деньги в тюрьму», – подумала Дизайр. Но каким образом ему удается передавать их тюремщикам? Тут она вспомнила, что Морган говорил о Полли Джерроу. Может быть, эта девушка и является курьером?

Подвязки из красного атласа Дизайр носила до сих пор вместе со спрятанным в них ножом, который в свое время Полли передала Моргану. Прикосновение металла к коже стало настолько привычным, что Дизайр порой забывала о ноже. Слава Богу, что до сих пор ей не пришлось воспользоваться им. К тому же она сильно сомневалась, что вообще способна применить нож как оружие.

Она принялась размышлять о Полли Джерроу. Что заставило ее подключиться ко всем этим хлопотам – носить передачи и деньги для выкупа сюда, в Ньюгейт? Может быть, она любовница Еноха? Но если это так, то зачем она оставила Моргану свои подвязки в качестве «подарка»?

На короткое время в ней вспыхнула ревность, но она отбросила ее в сторону. Если эта девушка решила хоть чем-то помочь Моргану, все остальное не имеет значения.

Утро тянулось медленно и уныло. Между тем охранники продолжали приводить новых заключенных. Постепенно паника начала проникать в темные коридоры и камеры.

– Это дело рук голландцев! – так говорил кто-то из вновь прибывших, пока тюремщик провожал его до места. – Скоро они доберутся до нас. Подождите, они устроят еще не такой пожар. Они отомстят нам за то, что мы сожгли их флот.

– Нет, это не голландцы. Это поганые французы, – выкрикнул женский голос из глубины коридора. – Всем давно известно, что в город прибыла целая армия папистов. Говорят, что несколько тысяч их уже заполнили Сити.

Бесс набросилась на женщину и вцепилась ей в руку. Рыхлое лицо женщины было испачкано сажей, от ее истрепанной одежды и всклокоченных седых волос исходил тяжелый горелый запах.

– А что лорд-мэр еще не вызвал солдат?

– Что за чушь ты несешь. Чего захотела! Когда его ни свет ни заря выволокли из постели и заставили посмотреть на бушующий огонь, он сделал вид, что ничего особенного не происходит. Я сама слышала, как он сказал: «Тоже мне, нашли пожар! Пошлите туда какую-нибудь женщину помочиться». И после этого он отправился домой спать дальше. Это его нужно было засадить в тюрьму, а не меня…

– Иди, куда тебя ведут, и не каркай, старая ворона, – прикрикнул на женщину охранник, – нечего тут оскорблять порядочных людей.

Когда он потащил ее за собой в темноту, Дизайр еще долго слышала громкие проклятия в адрес французов, лорда-мэра, приходских констеблей и владельца булочной, в которой, как считали, и начался пожар.

Потом затрезвонили колокола той церкви, что носила имя Иисуса Христа. Только теперь это был не праздничный звон. Дизайр поняла, что это набат о пожаре в Сити. Нервы были на пределе.

Охране предстояла задача не допустить нарастания хаоса и сохранить порядок в тюрьме. Поэтому никому не было дела до переполошившихся людей, не получивших своего обычного завтрака – хлеба и сыра. Голод вызвал еще большее волнение среди заключенных. В коридорах то и дело возникали стычки. Охранники сыпали грязной бранью, направо и налево размахивая тяжелыми деревянными дубинками.

Дизайр крепче стиснула зубы, стараясь не выдать овладевавший ею страх. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, она попробовала заняться обычными утренними делами: умылась остатками вчерашней воды и причесала волосы. В это время Бесс, сосредоточенно нахмурив брови, торопливо расхаживала взад-вперед по камере.