Путешествие длиною в жизнь - Юрий Сенкевич

— Если мы финишируем в Массауа, получится, что мы прошли всего три тысячи девятьсот миль, а нам нужны хотя бы четыре тысячи. Для круглого счета.

Вон оно в чем дело!

— Зря ты, Юрий, улыбаешься. Ты плохо знаешь психологию нашей публики. Недаром цены у нас никогда не бывают с нулями. Три доллара девяносто девять центов — это не четыре доллара, это, уверяю тебя, гораздо меньше!

— Правильно. Беспроигрышная система. Но мы же не спортивный рекорд ставим и не для будущих лекций стараемся. До Массауа, между прочим, еще добрая тысяча миль (простите, тысяча восемьсот пятьдесят два километра), и не рано ли делить шкуру неубитого медведя?..

18 марта показался маленький остров — скалистый бугорок посреди океана. Назывался он Каль Фарун. А острова Абд-аль-Кури мы не увидели, так как он остался южнее. В 17.30 нас нагнали два небольших одинаковых судна. Поняв, что рандеву неминуемо, Тур скомандовал:

— Снимите куртки!

Речь шла о подаренных мною куртках с московской олимпийской эмблемой. Суда проходили, одно по штирборту, другое по бакборту, — типовые советские СРТМ, "Анапский" и "Ачуевский".

— Наденьте куртки! — распорядился Тур. Потом попросил меня: — Если есть возможность, попробуй их остановить: нам нужны навигационные карты и овощи.

Я усиленно замахал "Ачуевскому". На нем застопорили машину, вернее, перевели на "самый малый" — и мы с Асбьерном сплавали к ним на "Зодиаке". Привезли, кроме карт Аденского залива, мешок картошки, несколько буханок хлеба, здоровенного морского окуня и огромный пакет замороженных шеек лангустов.

Тур и остальные только ахали, принимая подарки. Мне же было приятно, что снова наши моряки оказались на высоте.

В кубрике "Ачуевского" минут пятнадцать рассказывал команде о путешествии и поймал себя на том, что хотел бы рассказывать дольше. Мы ведь немало повидали за эти месяцы. Хотя приключений, таких, чтобы у слушателей дух захватывало, как будто и не было.

Ночью на мостике Герман с восторгом вспоминал встречу:

— Поразительно, лишь русские корабли останавливаются и помогают нам!

Ценное признание из миллионерских уст…

19 марта. Больных на борту нет. Вчера капитан нашего траулера предупредил, что в заливе нас ждет безветрие и влажная жара. Судя по всему, начиналось то и это: мы были уже совсем недалеко от Африканского Рога.

Скорость наша упала, и все же мы побили свой собственный рекорд! Прошли за минувшие сутки 65 миль: нас активно тащило течение. День был отмечен знаком обжорства. Рыбина и лангусты могли испортиться, а выбрасывать такое лакомство — преступление. Эйч-Пи зажарил шейки в масле и приготовил дивный соус. После обеда все едва двигались. На ужин предполагался жареный окунь с картошкой…

Был очередной радиоконтакт. Он меня расстроил — дети нездоровы, Ксюша, видимо, устала и нервничала. У меня было такое чувство, будто я позвонил с юга, с курорта, и не вовремя — дома забот полон рот и люди с ног сбились, а ты им про красивые восходы и закаты рассказываешь.

Действительно, если взглянуть со стороны, то мы здесь блаженствовали. Но ведь это было совсем не так. Нам бы лучше сейчас подошел крепкий ветер или шторм и тяжелый физический труд.

Вышли на траверз Рога. К утру 20 марта ветер усилился, и мы двигались довольно прилично. Соответственно нас и качало. Было окончательно решено остановиться в Джибути. Тур уже строил планы, как бы войти в порт Джибути поэффектнее. Его идеи крутились вокруг весел. Пусть бы Би-би-си пригласило человек двадцать гребцов, они бы разместились вдоль бортов, и зрелище получилось бы, как на древнеегипетских фресках…

Герман планировал слетать из Джибути в Мексику, привезти оттуда компрессор и подводные светильники, которые сам же с Бахрейна в Мексику и отослал…

Курс держали вест-зюйд-вест. Моя вахта была с двух до четырех ночи. Вместе с Карло. Мы поговорили мирно, спокойно, потом замолкли, каждый думая о своем. Звезды, луна, волны и парус настраивали на молчание, а скрипы лодки и стрекотание сверчков создавали музыкальный ненавязчивый фон…

Отчего нас упрямо сопровождали одни и те же рыбы? Мы уже знали их, как говорится, в лицо. Они пересекли вместе с нами Аравийское море, прошли около двух тысяч километров без отдыха, без сна — что их влекло? Непонятно…

24 марта в 17.30 стали свидетелями полного лунного затмения. Мы не знали, что оно предстоит, и поэтому, когда Герман заметил на луне странную тень, заспорили, что это. Споры разрешила лоция, в которой о затмении предупреждалось. Луна постепенно скрылась в тени Земли, и на ее месте образовался красивый красновато-коричневый шар. Он был особенно красив при наблюдении в бинокль.

Тур сказал: "Чего только мы с вами не насмотрелись! Арабский Восток, Индия и даже вот — лунное затмение!"

Все чувствовали, что путешествие близится к концу, и наша временная обитель от этого становилась нам дороже и дороже.

Стояли ночную вахту вместе с Эйч-Пи. Разговор наш был совсем уже сухопутный: кто чем будет заниматься после окончания экспедиции. Эйч-Пи собирался наняться на буровую установку в Атлантике:

— Там хорошо платят, а ведь я сейчас живу в долг: правительство дало мне кредит на время обучения, и я обязан вернуть эти деньги.

Слушая его, я думал: вот и разбегаемся кто куда и через какое-то время спохватимся — да полно, был ли "Тигрис"? А Эйч-Пи продолжал:

— Теперь я, наверное, плавать не брошу. У друга есть парусная лодка, а потом когда-нибудь куплю свою — и в море. Только нужна гипотеза. У тебя нет лишней гипотезы?

Мы рассмеялись. И оба знали, над чем.

Утром 27 марта нас посетил первый посланец суши. Забравшись на мостик, я увидел, что Карло фотографирует дивную тропическую птичку с длинным тонким носом и красивым гребешком-хохолком.

Утром же я наблюдал пиршество крабиков. На лодке их было множество, они совсем маленькие, 4–5 сантиметров в диаметре, очень шустрые и любопытные. Днем они обычно грелись на солнышке, выползали на палубу или сидели на борту. Двое жили на корме. Я прозвал их Федя и Маша, они были трогательно дружны и всегда вместе. За ночь на борт залетело не меньше десятка рыбок, и крабики с аппетитом их ели.

В хижину влетел Норман. Он совершал омовение и натолкнулся на что-то вроде медузы, и это "что-то" обстрекало его. Протер его нашатырем, заодно поврачевал и руки Рашада, который опять плавал у бортов и привязывал брезент. Ладони его были сплошь изрезаны. Обработал их спиртом и пластизолем, замечательным спреем, застывающим бактерицидной пленкой.

Тору стоял у борта и вглядывался.

— Не кажется ли тебе, что видна земля? — спросил он.