Люси. Истоки рода человеческого - Дональд Джохансон

На следующее утро в лагере появилась шеренга из восьми мрачного вида мужчин, вооруженных автоматами. При виде их в моем сердце шевельнулась тревога. Селати, у которого тоже было оружие, начал как бы ненароком, но достаточно поспешно доставать его. Люди приблизились и, к моему глубокому облегчению, опустились на землю и стали беседовать. Мы угостили их чаем и хлебом. После двадцатиминутного разговора выяснилось, что это патрульный отряд, охранявший территорию от преступных элементов из враждебного племени исса. Мы узнали также, что Мухаммед Гоффра, под покровительством которого экспедиция работала в 1976 году, все еще жил неподалеку и был готов оказать нам поддержку. Его начальник Хабиб — маленький человек с железным лицом, вождь афаров, с которым Тайеб и я когда-то вели переговоры, по-прежнему контролировал весь район и был рад нашему возвращению.

Последовали две недели интенсивной работы. По ее размерам и времени, проведенному в поле, я оцениваю нашу экспедицию как самую эффективную и продуктивную (если не брать в расчет ископаемых находок) из всех, в которых я когда-либо участвовал. Состав группы теперь сократился: в нее входили Тайеб, Уолтер, Тьерселен и я, а также Кабете с двумя помощниками — афарами. Маленький, но бесподобный коллектив. Каждый человек знал, что ему делать, и посвящал этому весь день. По вечерам мы собирались для долгих междисциплинарных дискуссий. Из трех моих коллег Тьерселен был единственным, кого я знал не очень хорошо, но в течение этих двух недель он произвел на меня исключительное впечатление. Тьерселен был неутомимым работником, блестящим геологом, на редкость надежным товарищем. Он внес существенный вклад в ту работу, которой занимались Тайеб и Уолтер. Во время наших вечерних дискуссий мы пришли к выводу, что Хадар за это время почти совсем не изменился. Очевидно, дождей было мало и вымывания новых ископаемых остатков почти не происходило. Поэтому трехлетнее отсутствие не стоило нам больших потерь. Действительно, здесь все так мало изменилось, что я, осматривая эту безлюдную местность, нашел отпечатки моих собственных ботинок, оставленные в песке несколько лет назад, и увидел выцветшую коробку из-под сигарет, которую сам мог когда-то выбросить.

Мы обследовали участок 333. С верхнего обрыва обрушилось вниз довольно много песчаника. Он был разбросан в виде крупных глыб и более мелких кусков по всему склону, который мы два года назад основательно прочистили в поисках ископаемых остатков. В результате обвала и перемещения породы новых костей не появилось. Мы восприняли это с чувством облегчения: значит, гравий в тот раз был просеян на совесть, а планируемые раскопки слоя с окаменелостями в верхней части холма можно будет возобновить в тех местах, где еще сохранились следы пробных шурфов 1977 года.

Мы вновь посетили то место в районе Гоны, где Рош и Харрис нашли каменные орудия. Здесь Тайеба, Тьерселена и Уолтера ждал геологический сюрприз. Когда два года назад Харрис и я наспех проводили здесь раскопки, мы подумали, что возраст орудий был 2,5 млн. лет, но наши выводы основывались лишь на предварительных стратиграфических наблюдениях. Не будучи геологами, мы не могли подтвердить свои предположения.

Когда на это место прибыли геологи, им пришлось столкнуться с трудностью, хорошо им знакомой, — отсутствием корреляций. Слои в Гоне не имели никакой связи со стратиграфической колонкой Хадара.

— Как вы собираетесь увязать все это? — спросил я в тот вечер Уолтера.

— Там есть два хорошо заметных слоя крупной гальки. Мы должны просто проследить их ход — возможно, они с чем-нибудь соединятся.

На следующей неделе Уолтеру и Тьерселену пришлось немало побродить. Они обнаружили древнюю заливную равнину и нашли орудия там, где некогда был слой ила и песка. Затем они установили связь между этой равниной и слоями галек и начали прослеживать ход этих слоев по направлению к Хадару. Потратив неделю на фальстарты, они, наконец, нашли связующее звено, а кроме того — как вознаграждение за труды — собрали коллекцию вулканических образцов из слоев туфа, которые охватывали с двух сторон галечные слои.

Сегодня Уолтер вполне уверен в том, что орудиям 2,5 млн. лет и что они древнейшие в мире — возможная ошибка составляет от 50 до 100 тысяч лет. Он сможет уменьшить эту ошибку, когда определит возраст образцов, полученных из туфов Гоны. Один из них — AST-1[20], по-видимому, прямо коррелирует с туфом ВКТ-2 из Хадара, древность которого они с Аронсоном уже определили.

То, что в их распоряжении оказался второй туф, ценно в нескольких отношениях. Он не только послужит для проверки возраста первого, но и поможет расшифровать древность отложений на более обширной территории Хадара. Старый туф ВКТ-2 можно уподобить линейке, которую накладывают на кусок обоев в одном конце большой комнаты, а туф AST-1 — линейке в другом конце. Соотнеся их друг с другом, можно наклеить обои таким образом, что концы всех кусков будут на одном уровне. Именно это и сделал Уолтер в Гоне. Обоями для него был слой галек, а комнатой район Гона-Хадар. Главным практическим результатом нашей экспедиции я считаю то, что хорошие датировки распространились и на территории, где их прежде не было.

И не только это: новые образцы Уолтера должны быть первосортными. Он теперь владеет таким методом электронного микрозондирования, который позволяет ему, сфокусировавшись на крошечном участке в минеральном образце — практически одном кристалле, — сделать его химический анализ, не разрушая весь образец. Таким образом он может распознать чужеродные включения и избавиться от них, прежде чем они скажутся на результатах тестов.

Боб Уолтер начал также восстанавливать общую картину вулканической истории Хадара. Теперь он думает, что в этом районе было не меньше десятка вулканов, создававших отложения туфа, причем некоторые из них действовали по нескольку раз. У каждого вулкана и каждого извержения — своя специфика. По мере сбора и анализа образцов вулканических пород Боб начнет создавать своего рода каталог вулканизма, в котором он сможет находить место для каждого нового образца. В конце концов это позволит датировать любое отложение в Хадаре с точностью, о которой никто раньше и не мечтал.

Менее важным для палеоантропологии, но весьма неожиданным для геологов оказалось то, что афарская равнина — бывшее дно озера — лежала в прошлом, возможно, на тысячу метров выше, чем сегодня. Раймонда Бонфий, которая проводит анализы ископаемой пыльцы, убеждена, что изучаемые ею пыльцевые зерна принадлежат высокогорным растениям. Это подтверждает и Жан-Жак Йегер, французский специалист по грызунам; по его мнению, ископаемые остатки крыс и мышей говорят о том же. Чем это было обусловлено, Тайеб не знает. Но, поскольку речь идет об Афаре и поскольку это явление, несомненно, каким-то образом связано с более глобальной проблемой перемещения континентальных плит (специальность Тайеба), он думает, что здесь есть шансы внести некоторый вклад в общую теорию тектонических плит. Однако сначала необходимо подтвердить геологическими данными выводы Бонфий и Йегера. Для этого нужно будет сравнить отложения Афарской равнины со сходными породами, залегающими в отдаленных горных районах, — грандиозная и безумно трудная задача.

Наша группа находилась в поле уже две недели. Мы закончили работу и были готовы к отъезду, хотя уезжать нам очень не хотелось: жалко было разрушать коллектив, который работал так гармонично и продуктивно.

— Нам надо убираться отсюда, — сказал я.

— Ну, хотя бы еще один денечек, — взмолился кто-то.

Но нам не удалось воспользоваться еще одним денечком. В тот же день в лагерь прибыли пять афаров, которые вели себя как-то нервозно. Среди них был наш покровитель Мухаммед Гоффра. Он тоже нервничал. На закате он заметил кого-то на той стороне реки, окликнул его, но, не получив ответа, выстрелил несколько раз в его направлении. Человек на том берегу исчез.

— Кто это был? — спросили мы.

— Должно быть, разведчик из племени исса. Если так, то это очень плохо для нас, ведь они обычно передвигаются отрядами человек по тридцать, а то и больше.

Мы собрались на совещание. В это время уже стемнело, на небе вспыхивали зарницы. Потом начался дождь. Он предопределил наше решение. Мы не хотели оказаться в ловушке в одном из оврагов, если дело дойдет до внезапного наводнения. Поэтому мы, как могли, запаковали в темноте вещи и, хотя дождь начал ослабевать, к одиннадцати часам двинулись в путь. Проехав около двух часов и добравшись до безопасного плато, мы легли спать. На следующий день мы были в Аддис-Абебе.

29 января мы с Тайебом пришли в Национальный музей. Здесь во время искусно организованной церемонии, сопровождавшейся официальными речами, мы передали всю коллекцию ископаемых находок хадарских гоми-нид — более 350 бесценных костей — хранителю музея Маммо Тессема.