Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века - Гордин Яков Аркадьевич

Лазутчики тоже с этой поры прекратили нам доставлять сведения о намерениях неприятеля, что немало увеличивало наше критическое положение.

Еще на 9-е число последовало по отряду приказание, что коль скоро последуют со стороны пройденного нами 5-го числа пути 3 пушечных выстрела и 3 ракеты, то войска, находящиеся в прикрытии пастьбы или на фуражировке, немедленно возвращаются в лагерь, а затем такие-то и такие-то части строятся за лагерем к дороге в лес, откуда 5-го числа пришли с горными орудиями и казаками, принимают всех раненых и больных, размещенных по одному и два на вьюченных лошадях, и следуют под командою генерал-лейтенанта Клюге-фон-Клугенау до чистого, по ту сторону леса места, где принимают от Андийского вагенбурга небольшого отряда сухари, снаряды и скот и, сдав ему раненых и больных, следуют на другое утро обратно: один на Дарго, другой в Андию.[188]

В числе назначенных на 9-е число частей был и наш батальон, лагерь которого был расположен именно в сторону того леса.

Однако 9-е число прошло без сигнальных 3-х выстрелов и ракет. Приказание одинаковое отдавалось и накануне 10-го числа.

С раннего вечера 9-го до самого раннего рассвета 10-го неприятельские выстрелы не умолкали по левому фасу нашего лагеря и, сливаясь в залпы, произведенные в недальнем расстоянии, имели вид, что неприятель, пользуясь темнотою, намерен перейти в более еще серьезное наступление, почему все войска в эту ночь, конечно, проведенную без всякого сна, неоднократно становились под ружье.

На рассвете, наконец, все умолкло, и наш батальон, в числе других, выступил за фуражем на ближайшие кукурузные посевы; скоро неприятель и тут оказался, и, прибывая с гор все более и более, с необыкновенной смелостью дерзко наступал; стреляя, скрываясь, сколь возможно, за плетнями полей и каждою другою защитою на данной местности заставил нас, во избежание слишком больших потерь в людях, отступить с недостаточным запасом фуража, преследуя нас с замечательной запальчивостью до самого лагеря по пятам.

Позавтракав наскоро черствым, намоченным в соленой воде сухарем и небольшим кусочком свиного сала, наш батальон, приняв скот и лошадей, прикрывал их пастьбу возле самого лагеря, но несмотря на это, неприятель и тут до обеда наскучал своими выстрелами, с обеда же отстал, оставив нас почему-то вдруг в совершенном покое.

Князь М. С. Воронцов делает смотр войскам.

Было три часа, вдруг слышатся отчетливо повторяющиеся в горах эхом три пушечных выстрела, а за ними три лопнувшие в горах, за лесом ракеты — условленная весть о приходе на указанное место отряда с запасами из Андии[189].

Душа каждого мыслившего вздрогнула, она перед межою от жизни к вечности, завеса еще опущена, но не долго уже ждать, и она подымется — решится судьба каждого, долго размышлять некогда — суженого конем не объедешь — с Богом вперед!

Немедленно пастьба с прикрытием отступает в лагерь, куда войдя, каждый спешит к назначенному ему месту.

Нашему батальону пришлось пройти через весь аул так как сборный пункт назначен по ту сторону его, где находилось лагерное расположение нашего батальона, пользуясь этим, каждый мимоходом забегает к себе, чтобы еще то или другое прихватить с собою или закусить на дорогу.

Медный чайник кипит на огне, сахар совсем на исходе, давно уже пьем вприкуску, кто-то предлагает на скорую руку перехватить по стаканчику и на этот раз внакладку, ибо Бог весть кто живым возвратится, а потому скряжничать незачем, жаль будет на том свете, что отказал себе и в этом в последнюю минуту, но юнкер Карл Карлович Юнгерсон[190], избранный распорядителем нашего скромного хозяйства, отказывает нам в этом со словами: «А с чем те станут пить, которые, пережив, возвратятся, застанут один чай без сахара и на меня тогда будут претендовать — нет, господа», — и раздает каждому свой обычный к чаю кусок. Стаканы наливаются и с жадностью опорожняются, толковать и спорить тут не время, да и напрасно, добрый, честный К. К. Ю[нгерсон] в этом отношении кремень, и золотника лишнего не вымолишь.

Зимняя экспедиция в Чечню.

Пора было отправиться к своим частям: они уже заняли указанные им в колонне места, четыре роты нашего полка при двух горных орудиях стали в самом авангарде. Прочие войска следовали эшелонами, имев в интервалах между собой вьюки с ранеными и больными, тут же на привязанных к двум вьюкам шестах везли гроб с убитым накануне генералом Фоком[191]. Арьергард составлял батальон при двух горных орудиях под командованием генерала Викторова[192] за арьергардом следовали 2 сотни линейных казаков, цепей не высылалось за невозможностью на предстоящей, нам уже знакомой местности это сделать, и, таким образом, вся эта колонна, хотя и тесно сбитая на узкой местной дороге, но вследствие массы вьюков все-таки растянувшаяся на значительное пространство, не имела с боков надлежащего прикрытия и представляла поэтому неприятелю удобные к нападению места, где единственным отпором он встречал, смотря по большим или меньшим удобствам пройденного нами по этой дороге пути, то густую ленту вьючных лошадей, то опять таковых же, растянувшихся одна за другою, чем весьма понятно прямая связь между эшелонами отчасти должна была прерываться, замедляя в то же время их и общее всей колонны движение и подставляя ее поэтому и более продолжительному, без того уже убийственному огню из-за неприятельских завалов с обеих сторон дороги.

Только что перечисленные неудобства в стратегической постройке этой колонны, имевшей в виду, быстро наступая вперед, одновременно отбивать весьма вероятные нападения неприятеля с боков и сзади, увеличивались, видимо, еще тем, что казаки, следовавшие по дороге с арьергардом, в случае неприятельского оттуда натиска отнимали от орудий и их прикрытия возможность стрелять, чем последние, теряя всякое значение для общей нашей с этой стороны защиты, ставились в прямую зависимость от большей или меньшей стойкости казаков сзади.

Генерал[193] подъехал и поздоровался с войсками, затем горнисты сыграли сигнал «движение», после чего вся колонна тронулась по знакомой дороге и скоро вошла в лес. В это время впереди нас, в лесу, послышалось несколько неприятельских, будто сигнальных выстрелов, а потом все опять смолкло.

Мы подаемся сколь возможно быстро вперед, темный лес немного спустя просвечивается, и, пройдя еще небольшое расстояние, авангард выходит на первую полянку, где на противоположной стороне, под опушкою леса, ненадолго останавливается, дабы остальная колонна, уже растянувшаяся, могла подойти поближе.

На полянке, правее дороги, возле разрытых могил валяются совершенно нагие и изуродованные трупы наших, 6-го числа там похороненных, солдат, они сине-багрового цвета, с них вся верхняя кожа уже слущилась, но, придерживаемая еще в нескольких местах, мотается по ветру, как паутина, волосы тоже осыпались с головы и лежат на траве возле нея, глаза выклеваны птицею, и смрад кругом невыносимый; высылаются люди с шанцевым инструментом для зарытия их вновь, и когда неглубокие ямы готовы и трупы трогали с места, чтобы опускать, то оказывается, что спина уже съедена и торчит один оголенный спинной хребет, а все место, где трупы лежали, кишит разнородными червями и букашками — вид поистине отвратительный, раздирающий душу и глубоко врезавшийся в память, и кто знает, не постигнет ли нас та же участь сегодня же.