Карнавальная ночь - Поль Феваль

Над миром разразился великий тысяча семьсот восемьдесят девятый год. Братья любили друг друга и все же распрощались, и пути их разошлись.

Несколько лет спустя леди Роланда Стюарт, вернувшись во Францию опасными путями, с жаром трудилась, ставя на карту собственную жизнь, над восстановлением монархии. Она кровью своей платила за гостеприимство замка Сен-Жермен, скупое и почти стыдливое, который Бурбоны уделили когда-то в качестве пристанища лишенному владений Стюарту. Гийом, оставив рясу, сражался в армии Конде. Раймон, герцог, служил простым сержантом в Самбр-Эмез, несмотря на свой полковничий чин.

В то грозное время такое случалось на каждом шагу.

Гроза в стране унялась, унесясь за рубежи вместе со славой империи. В тысяча восемьсот четырнадцатом был генерал герцог де Клар, который командовал дивизией в Монимрай: то был Раймон; еще один генерал де Клар находился при короле Людовике Восемнадцатом в Хартуэлле: то был Гийом.

Отречение в Фонтенбло оборвало военную службу Раймона и вновь открыло путь на родину Гийому.

Братья не виделись много лет.

Все что я тебе до сих пор рассказывал, сестра, – лишь необходимое предисловие к рассказу матери Франсуазы Ассизской. А вот и сам рассказ.

Шестнадцатого апреля тысяча восемьсот четырнадцатого года, спустя примерно месяц после возвращения императора, генерал Раймон де Клар находился в своем замке Но-Фаба неподалеку от границы с Савойей, в приходе Поншара. Тяжелая рана, полученная в самом начале кампании Ста Дней, держала его вдали от полей сражений, где решалась судьба Империи.

Был вечер. В горах прошла гроза, и издали, мешаясь с раскатами грома, доносилась стрельба: гренобльская жандармерия преследовала армию роялистов в теснинах на подходах к Шейла.

Раймон полулежал на креслах, держа за руки свою молодую жену, герцогиню де Клар, и смотрел, как на ковре играет ангелочек лет двух или трех; это был его сын Ролан.

Генерал был еще молод и очень красив. Я видел в руках у матери Франсуазы Ассизской его портрет, писанный в то время. За четыре года перед тем он женился по любви на девушке из мелкопоместной семьи, жившей по соседству. Жена его была сущий ребенок – так она была юна по возрасту, особенно же по незнанию света, ибо ни разу не покидала родного дома, стоявшего в самой захолустной части долины Грезиводан. Она боготворила мужа. Даже у матери Франсуазы Ассизской, когда она вспоминала о ней по прошествии стольких лет, слезы стояли в глазах – в ее строгих глазах, которые оставались сухи даже в минуты мук. Она часто говорила: «Только ангел может быть так добр и прекрасен, как Тереза».

– Тереза! – прошептала мадемуазель де Мальвуа. – Это не ее ли та бедная могилка без фамилии?..

– Дважды, – продолжал Леон, – первый раз по случаю женитьбы, второй при рождении сына, генерал Раймон де Клар писал своим родственникам. Первый полученный им ответ был подписан Гийомом. Тон письма был довольно ласковым, но видно было, что генерал-роялист не одобряет того, что он называл неравным браком.

Второе письмо было от леди Роланды Стюарт; под его холодно-сдержанным стилем слышалось биение материнского сердца. Леди Стюарт просилась новорожденному в крестные.

Дитя нарекли Роланом, в честь леди Стюарт.

В тот вечер, о котором я говорю, сестрица моя, за несколько минут до ужина, в комнату генерала вошел кто-то из челяди и доложил, что на постой просятся крестьянка и крестьянин, оба откуда-то издалека. Дело было самое обыденное, и Раймон даже удивился, что его беспокоят из-за подобной малости: дом его был открыт для всех. Но слуга добавил:

– Эти люди потребовали, чтобы я сообщил господину герцогу их имена. Крестьянина зовут Гийом, крестьянку Роланда.

Раймон вскочил, позабыв о ране.

Миг спустя братья были в объятьях друг друга, а маленький Ролан в удивлении играл на коленях крупной седовласой женщины, которая говорила ему:

– Люби меня хорошенько, дитятко мое славное, я твоя тетка и крестная.

Гийом де Клар, который скрывался и думал тайком добраться до Пьемонта через Савойю, обнаружил той ночью заставы на всех дорогах. Он тоже был ранен. Не случайно он постучался в дверь Раймона.

Повторяю: братья любили друг друга, и в груди каждого билось благородное сердце. Гийом обрел убежище в замке Но-Фаба. Поскольку здесь жил генерал Раймон, для служителей императорского правительства замок являлся неприкосновенной святыней. Это были счастливые недели. Рана генерала-роялиста была легкой, рана Раймона также постепенно заживала.

Тереза, молодая герцогиня де Клар, с первого же взгляда завоевала расположение леди Стюарт. Не знаю, смогла бы она блистать в салоне в нашем предместье Сен-Жермен, не поручусь, что нет; ибо эта простота, эта независимая грация везде к месту; но там, в своей роли гостеприимной хозяйки, Тереза была очаровательна до такой степени, что смилостивился даже ее деверь. Хартуэлльский царедворец не мог противиться чувству восхищения и любви, которое внушало всем это дивное создание, нежное и величавое, как образ Пресвятой Девы с Младенцем на руках.

Но женщины, способные живо чувствовать, надолго сохраняют свои первые впечатления. Тереза запомнила первый взгляд Гийома, когда тот вошел в своей крестьянской куртке. Этот взгляд обдал холодом ее сердце. Тереза уважала Гийома, брата своего горячо любимого мужа, она была с ним услужлива, предупредительна, ласкова, но неясный страх перед ним жил в ней.

В Раймоне было больше от воина, в Гийоме – от вельможи; генерал-роялист всем видом своим как бы молча попрекал Терезу ее деревенским воспитанием и низким происхождением.

У жителей Дофине горячая кровь и упрямые головы. Политические страсти там быстро вспыхивают и с трудом унимаются. Со дня возвращения Наполеона царило глухое брожение: два переворота один за одним на протяжении двух месяцев подпитали личные разлады яростной политической распрей.

К середине второго месяца Ста Дней начали появляться вооруженные шайки; для одних это были банды головорезов, для других – авангарды верных батальонов; в политике также нередки двойные крестины. Сперва стычки происходили то в одной, то в другой деревушке, потом понеслись слухи о жандармах, убитых из засады в ущелье, а один отряд новобранцев, маршировавший ночью в сторону Высоких Альп, был почти начисто перебит в конце апреля на левом берегу Изера.

В одну из первых майских ночей, это очень важное событие моей истории, многочисленный отряд перешел савойскую границу, якобы преследуя контрабандистов, и напал на склад пехотного полка, стоявшего в Поншара. Там завязался кровопролитный бой и полегло великое множество солдат. Эти так называемые «контрабандисты» были отброшены, но они подожгли городок с четырех концов, и он пылал потом целую неделю. Лишь несколько домов остались стоять тут и там вокруг закопченной церкви; мэрия и все муниципальные реестры были уничтожены.