Русские сказки - Народные сказки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хвастал.
— Ну, ладно, — говорит журавль, — дам я тебе последний подарок: он тебе и ума придаст и прежние мои подарки вернет.
Пошел в избушку и вынес старику суму:
— Возьми да скажи: «Сорок, из сумы!» Старик взял суму и говорит:
— А ну, сорок, из сумы!
Не успел сказать, выскочили из сумы сорок молодцов с дубинками — да на старика…
Догадался старик, закричал:
— Сорок, в суму. Сорок, в суму!
Молодцы с дубинками в ту же минуту опять в суму спрятались.
Взял старик суму, поблагодарил журавля и пошел.
Как стемнело, пришел он к богатому мужику на ночлег. А тот встретил его, как дорогого гостя. Вошел старик в избу и говорит:
— Да ты ее у порога брось!
— Не могу; не простая эта сума, она всякие просьбы исполняет. Надо только сказать: «Сорок, из сумы!».
Хозяин говорит:
— Ну, тогда повесь ее на гвоздик.
Старик повесил суму на гвоздик, а сам на печку влез и смотрит, что будет.
Хозяин подождал-подождал, думал — старик уснул, и говорит:
— Сорок, из сумы!
Выскочили тут сорок молодцов с дубинками и давай его бить. Бьют, бьют, убежать не дают. Не своим голосом закричал хозяин:
— Ой, дедушка, дедушка! Проснись скорее, помоги!
Старик с печки отзывается:
— Кто мою скатерочку подменил?
— Не знаю.
— А, не знаешь, так и помощи у меня не проси.
— Я подменил! Я подменил! Отдам ее тебе, только спаси!
Старик спрашивает:
— Кто моего баранчика подменил?
— И баранчика отдам, только в живых меня оставь!
— Никогда впредь обманывать людей не будешь?
— Ой, никогда!
Тут старик говорит:
— Сорок, в суму!
Спрятались сорок молодцов в суму, будто их и не бывало.
Принес хозяин скатерть, привел баранчика, сам кряхтит, охает.
Старик взял свою скатерть да баранчика и пошел домой. Пришел и стал со своей старухой жить-поживать, всех кормить, угощать. И я у него был, мед-пиво пил, по губам текло, а в рот не попало.
Три зятя
или старик со старухой. И было у них три дочери. Три дочери, три умницы-разумницы, три красавицы — ни в сказке сказать, ни пером описать.
Вот раз ехал старик с дровами из лесу. А ночь была темная. Лошадь идет-спотыкается, о пни-колоды ушибается. Брела, брела, да и стала совсем. Старик и так и сяк, да выходит никак — надо в лесу ночевать.
— Эх, — говорит старик, — кабы светлый Месяц выглянул, я бы ему старшую дочку отдал!
Только сказал, а Месяц Месяцович выглянул, все кругом осветил. Поехал старик быстро, домой доехал хорошо.
Вот старшая дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла — ее Месяц Месяцович к себе и взял.
Долго ли, коротко ли, белой зимой, снегами голубыми ехал старик с ярмарки. Одежонка на нем худая — зипунишко да лаптишки, шапка рваная. Замерз, продрог, зубы стучат, кости хрустят.
— Эх, — говорит, — кабы Солнышко выглянуло, я бы ему среднюю дочку отдал.
Только сказал, а Солнце и выглянуло. Отогрело старика, растопило снега. Поехал старик быстро, домой доехал хорошо.
Вот средняя дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла — ее Солнышко в свои хоромы и забрало.
Долго ли, коротко ли, теплым летом поехал старик рыбу удить. Наловил рыбы полную лодку, и язя, и карася, и ершика.
Только хотел домой возвращаться, а ветер и стих. Вот парусок-то и повис, ровно тряпка.
Сидит старик в лодке, горюет: рыбы полно, а есть нечего; вода кругом, а пить нечего.
— Эх, — говорит, — кабы Ветер-ветерок да подул в мой парусок, я бы ему младшую дочку отдал!
Только сказал, а Ветер-ветерок как задует! Затрепал парусок — доволок старика до бережка.
Вот и младшая дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла — ее Ветер-ветерок в свои хоромы и забрал.
Год прошел, старик и говорит:
— А что, старуха, пойду-ка я старшую дочку проведаю. Хорошо ли ей у Месяца век вековать.
— Иди, батюшка, иди да гостинцев снеси.
Напекла баба пирогов да блинов. Взял старик гостинцев и в путь отправился. Идет-бредет, останавливается: к Месяцу ведь не близок путь. Шел, шел, поздно ночью пришел.
Встретила его дочка, обрадовалась. А старик ей:
— Ох-ох-ох, тошнехонько! Долог к тебе путь, доченька. Шел-брел, все косточки притомил.
— Ничего, — дочка говорит, — сейчас пойдешь в парную баньку, косточки распаришь — все пройдет.
— Что ты, что ты, доченька! Ночь на дворе — в бане темно.
— Ничего, батюшка.
Вот повели старика в баню. А Месяц Месяцович в щелку палец просунул — всю баню осветил.
— Светло ли тебе, батюшка?
— Светло, светло, зятюшка.
Попарился старичок, погостил у дочки и домой отправился.
Идет-бредет, останавливается: домой ведь не близок путь. Шел-шел, поздно ночью пришел.
— Ну, — говорит, — старуха, топи баню. А то я шел-брел, все косточки притомил.
— Что ты, старик! Ночь на дворе — в бане темно.
— Ничего, — говорит, — светло будет.
Пошла старуха в баню, а старик палец в щель сунул:
— Светло ли тебе, старуха?
— Какое светло, темным-темнехонько!
Да как оступилась бабушка, шайки-кадушки побила, воду пролила, еле жива выскочила. А старик все палец в щели держит.
Вот еще год прошел. Стал старик ко второй дочери собираться.
— Пойду-ка я, старуха, среднюю дочь проведаю. Хорошо ли ей у Солнышка век вековать.
— Иди, батюшка, иди.
Вот старик в путь отправился. Идет-бредет, останавливается: к Солнышку не близок путь. Шел-шел, поздно ночью пришел.
Встретила его дочка, обрадовалась. А старик ей:
— Ох-ох-ох! — говорит. — Долог к тебе путь, доченька! Шел-брел, есть захотел.
— Ничего, — говорит, — батюшка. Сейчас блинов испеку.
— Что ты, что ты, доченька! Ночь на дворе — не время печь топить.
— А у нас и печи в избе нет.
Растворила хозяйка тесто. Село Солнышко посреди избы, а жена ему тесто на голову льет да старику блины подает — хорошие, румяные, да масленые.
Наелся старик, напился, спать повалился. Наутро домой отправился. Идет-бредет, останавливается: домой-то не близок путь. Шел, шел, поздно ночью пришел.
— Ну, — говорит, — старуха! Шел-брел я, есть захотел. Давай блины печь.
— Что ты,
