Тень над короной Франции - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако на лице герцогини он не увидел ни особого злорадства, ни готовности к бою — скорее уж она смотрела выжидательно своими прекрасными карими глазами: она была очаровательна, даже теперь, когда оказалась лютым врагом…
— Ну что же? — спросила герцогиня де Шеврез со своей обычной насмешливостью. — Вы еще долго намерены меня разглядывать, как неотесанный провинциал?
— Герцогиня, я впервые вижу вас в роли герцогини, — сказал д'Артаньян чистую правду. — В вашем настоящем обличье. Без всяких белошвеек и обитательниц уединенных домиков на окраине Парижа…
— И каковы же впечатления? — прищурилась она.
— Вы великолепны, — сказал он. — И прекрасно это знаете.
— Хорошее начало. Можно выразиться, многообещающее, — она выпрямилась, изящно причесанная, в достойном герцогини платье, сиявшая блеском самоцветов. — Мне обязательно раздеваться или достаточно будет, если я прилягу на это канапе, а вы задерете подол и расшнуруете корсаж?
В ее вопросе не было ни тени насмешки — одна деловитость.
— Вы неисправимы, герцогиня…
— А разве вам этого не хочется, Шарль? — проворковала она невероятно пленительным голосом, словно те мифологические птицы, что совращали мифологического же древнего грека по имени, кажется, Отис сей, о котором д'Артаньян краем уха слышал. — Бога ради, только не вздумайте возражать. Вы уже самозабвенно насилуете меня глазами… Разве неправда?
— Правда, — сказал он угрюмо. — Ну что поделать, если при виде вас всякий нормальный мужчина испытывает… Даже если он любит другую и удручен… Но в чем тут ваша заслуга? Это все природа…
— А какая разница? Ну что, мне прилечь?
— Нет, — сказал он хрипло.
— Вот как? — она подняла брови, похожие на ласточкины крылья. — А мне-то показалось, что вы пришли каяться, просить прощения и сказать, что вы хотите возобновить прежние отношения…
— Вы только оттого меня впустили, что так думаете?
— Ну почему же, — сказала герцогиня безмятежно. — Мне просто стало интересно. Было время, когда я сгоряча готова была вас убить, но у меня отходчивый характер… И я вовремя опомнилась.
— Вот как? — саркастически усмехнулся д'Артаньян. — Меня дважды пыталась отравить Констанция Бонасье — перед самой моей поездкой в Англию и не далее как сегодня утром. Я полагал, вы к этому приложили руку…
— Я?! Нет, вы действительно в это верите? Милый Шарль, яды — совершенно не в моем стиле. Не люблю эти итальянские штучки. Не стану скрывать, я говорила парочке любовников, что с превеликой охотой принесла бы цветы на вашу могилу… но, говорю вам, вовремя опомнилась!
— Я не шучу. Констанция дважды пыталась меня отравить.
— Серьезно?
— Слово дворянина.
— В таком случае даю вам слово, что это не я… Не мой стиль.
«А ведь я ей, пожалуй, верю, — несколько оторопело подумал д'Артаньян. — я ее уже немного знаю — насколько мужчина может знать женщину, особенно такую, — и что-то подсказывает: она не врет…»
— Бедненький! Вас, значит, пытались отравить? Наша крошка Констанция иногда бывает ужасно сердитой… Чем вы ей насолили? Может, в постельку с ней лечь отказались? Ну, тогда я ее понимаю… Дворянина, отвергшего любовь красавицы, только травить и следует…
— Я говорю совершенно серьезно, Мари.
— Да я верю, верю! Значит, вы решили, что это я… Фи, какие пошлости! Хорошо еще, что у меня не хватает духу на вас сердиться. У меня есть свои маленькие слабости, Шарль, и одна из них — вы. Знаете, иные коллекционируют старые медали и монеты, еще какую-то рухлядь… Ну, а я коллекционирую любовников. И не просто вульгарных самцов с устрашающими причиндалами и умением ими пользоваться — нет, я чуточку умнее. Я коллекционирую людей незаурядных. А вы в свое время оказали на меня неизгладимое впечатление этой вашей проделкой — выдав себя за другого, не просто поимели вволю бедную доверчивую женщину, но еще и впутались в серьезнейший заговор. Вот только потом повели себя совершеннейшим идиотом… Но я все же не теряю надежды, что вы одумаетесь. И безрассудно было бы в этих условиях своими руками уничтожать один из ценных предметов коллекции… Я ничего подобного Констанции не поручала. Для меня вообще стало новостью, что она умеет пользоваться ядами…
— Кто в таком случае? Королева?
— Не думаю. Опять-таки это не стиль Анны. В конце-то концов… У Констанции могли быть и собственные мотивы, правда?
— Вы с ней спали? — спросил д'Артаньян.
— Фу, как грубо и совершенно по-мужлански… Каюсь, я с ней позволила себе немного позабавиться… Вы ревнуете? — добавила она с надеждой.
— А с королевой у нее не было случаев… немного позабавиться?
— Ну и что, если так? Шарль, вы же нормальный мужчина. Как по-вашему, неужели молодая, темпераментная, здоровая женщина не имеет права позабавиться на стороне, если ее муж совершенно ею пренебрегает? Причем вдобавок даже не изменяет с другими — а просто погряз в самом пошлом целомудрии…
— Теперь многое начинает складываться в ясную картину… — удовлетворенно сказал д'Артаньян.
— Что вы имеете в виду?
— Вы знаете, что Констанцию десять лет назад заклеймили в Венеции тамошним клеймом? На плече?
— Господи, откуда? За что?
— За то, что она была любовницей одного знатного отравителя — и вдобавок его прилежной ученицей, участвовавшей в нескольких убийствах? Вы знаете, что она за последние десять лет отравила несколько человек во Франции и Англии — а может, где-нибудь еще — ради заработка? Вы знаете, что она, собственно, не имеет права на фамилию Бонасье, поскольку к моменту брака с галантерейщиком уже была замужем самым законным образом? Но сбежала от мужа, когда ей не удалось отравить и его?
— Боже мой, Шарль, что за напраслину вы возвели на бедную девочку… Неужели вы так настроены против человека только за то, что он из простого народа?
— Кто? — усмехнулся д'Артаньян. — Констанция, она же Камилла? Она из дворян, пусть и захудалых, ее настоящее имя — Камилла де Бейль, а по первому мужу она носит титул графини…
— Шарль, вы меня поражаете!
— И тем не менее, все это — чистая правда.
— Ну и что? Мало ли какие грешки у кого водятся за душой…
— Грешки?
— А вы что — святой отшельник, что так легко осуждаете других? Каким боком вас это касается?
— Я же говорил: она дважды пыталась отравить и меня. А сегодня утром по ее поручению похитили Анну Винтер и увезли в неизвестном направлении…
— Ах, вот оно что! — герцогиня метнула на него сердитый взгляд. — я-то, дуреха, решила, что вы все осознали, истосковались по моим объятиям и пришли мириться… А вы, оказывается, ищете свою синеглазую куклу?