Имперец. Земли Итреи - Михаил Павлович Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сегодня я хочу победы и только её.
Змеи — вперёд! — пожирайте! — рвите тьму, глотайте, раздирайте её на куски!
Заслон в меридианах шеи становился всё тоньше, всё слабей, но своё дело он сделал — последние остатки тьмы в голове оказались оттеснены к Тау-Ча-Крон, а через миг и вовсе нырнули в него, словно запираясь в последнем убежище.
Я вновь оскалился, потянулся к тем крохам энергии, которую успела собрать боевая медитация из двух духовных камней с трещиной.
Жемчужина.
Короткое повеление и лечебная техника земного ранга — безо всяких созвездий и обращений — выполнена. Тау-Ча-Крон снова окружает темница. Половина уцелевших нитей воды отряда нападения вплетаются в её стенки, усиливая, а остальные разворачиваются, выполняя мой приказ прийти на помощь отряду заслона в сражении с той тьмой, что по-прежнему рвётся сюда из тела.
Моё Духовное Зрение уже там, я уже на расстоянии двух шагов от огромного змея воды.
Нет, не так. Ударь тьму, извернись, окружи её кусок кольцом тела, впейся в неё пастью сбоку, там, где она не ожидает.
Глаза змея блеснули, он тут же выполнил то, что я ему приказал. Могучим ударом словно отсек кусок тьмы, стянул кольцами тела добычу, а она, уменьшившаяся, сжатая, словно провалилась в его широко распахнутую пасть. Мгновение упорной борьбы и змей распухает, увеличивается вдвое, а затем делится на двух более мелких. И каждый из них, не дожидаясь от меня приказа, рвётся вперёд, в оправившееся от прошлого удара облако тьмы.
Отлично. Уничтожайте её, не дайте пройти, она не должна вернуться в своё убежище. Она не должна даже коснуться Жемчужины.
Боевая медитация тянула не только энергию Неба из повреждённых духовных камней, но и нити моей стихии. И вот её, здесь, на землях Итреи, на берегу моря Итреи, в Шестом поясе было вдоволь.
Тьмы становилось всё меньше, но и моя стихия стремительно убывала. В конце концов, тьма всё ещё была сильней и редкие змеи воды оказывались сильнее в схватке столько раз, чтобы дожить до разделения. Череда их побед не должна была для этого прерываться поражением. Но и без этого я побеждал, давил на тьму с двух сторон, пожирал её, уничтожал, заставлял исчезнуть бесследно.
В последний клочок тьмы ударили сразу шесть змеев, пронзили его своими телами, скрутили вокруг него плотный клубок, а когда кольца их тел распались, тьмы там уже не оказалось.
Я, счастливый, захохотал, заполняя пустоту своего тела раскатами смеха. Затем спохватился, пронёсся по всем меридианам рук, груди, шеи, головы, оглядел каждый узел на своём пути.
Тьмы не осталось нигде.
Сейчас я висел возле самой стенки Жемчужины, вглядываясь в Тау-Ча-Крон.
Размером он меньше не стал. И не нужно, ведь теперь его размер — это моё благо, которое я получу, когда создам из него средоточие.
А вот количество тьмы в нём безусловно уменьшилось. Она теперь не такая плотная, не рвётся наружу острыми иглами, проверяя на прочность Жемчужину и заставляя меня нервничать. Скорее наоборот, она жмётся к центру Тау-Ча-Крон, словно опасается, что я сейчас продолжу её уничтожать.
Нет. Можешь не бояться, тьма, если ты и впрямь это умеешь. Следующая наша схватка произойдёт нескоро.
Сегодня я лишь проверил свои силы, уменьшил твоё число, обретая уверенность в своих силах и ослабляя угрозу с твоей стороны.
Пусть тебя стало меньше, но стоит мне немного отдохнуть, как я вновь усилю Жемчужину до предела. После этого, уверен, даже если я в схватках буду измотан до предела, потрачу весь запас энергии в средоточии — тебе не вырваться наружу. Даже если всё пойдёт совершенно не так, как планирует старик Тизиор, если даже мне придётся рисковать, если даже я буду изранен и потеряю сознание — ты не сумеешь вырваться.
Только попробуй и это станет твоим концом.
Сиди теперь, потеряв надежду, в Тау-Ча-Крон, жди, когда я вернусь, чтобы уничтожить тебя окончательно и создать своё второе средоточие, вместилище моего понимания стихии воды.
Сначала я открыл глаза, затем разжал стиснутую до боли руку. Между пальцами просыпалось истекающее силой Неба крошево.
Это что, один камень я раздавил? Ну, другого объяснения у меня нет. Вероятно, его трещина оказалась очень велика и он стал хрупким. Удивительно и то, что я не поранил его обломками руку.
От второго камня осталась половина. Немало я впитал, выходит, схватка продлилась дольше, чем я считал. Мне казалось, что я едва успеваю перемещаться от одной схватки к другой, а тьма напирает с пугающей быстротой. А на деле, я успел истратить в сражении ещё и энергию одного духовного камня Второго пояса. Большого духовного камня. Фатии этой энергии хватило в прошлый раз, чтобы открыть узел между пятой и шестой звездой.
Я бросил остаток камня на пол. К крошеву его собрата. Пусть истекает силой там. Возвращать его в кисет я не стал. Не после того, как видел, с какой силой разрушается кисет Путника. Просто потому, что считал, что такая вещь внутри него не принесёт ему пользы. Для понимания этого мне даже не нужно обращаться к советам артефактора. У меня этих камней ещё немало, ни к чему жадничать. Пусть медленно истекает силой и стихией здесь. И без того у Атрия, которого старейшина секты поселил рядом с тюрьмой, хватает странностей. Пусть добавится ещё одна. Пусть все гадают, что же за пилюлю или артефакт дал Атрию старейшина для его уединённой медитации.
Я обтёр руку, на которой ощущался песок, достал флягу прохладной воды и жадно к ней припал, только сейчас ощутив, как пересохло во рту. К чему-то вспомнился Гунир. Он бы наверняка предложил отметить такую победу встречей в таверне. Но вряд ли старик Тизиор будет рад, если я туда отправлюсь. Придётся снова сидеть в этих стенах и...
Я вскинул голову и ухмыльнулся. Кто сказал, что я должен сидеть здесь? Зачем, если у меня есть рядом море, то самое море, которое и позволило мне одержать сегодняшнюю победу?
Спустя сто вдохов я и впрямь уже сидел у самой кромки прибоя и накрывал столик перед собой. Тщательно копался в своих запасах и в запасах, сделанных Рейкой. Хотелось чего-то особенного, такого, что я пробовал редко. И при этом совершенно не хотелось жевать что-то навроде билтонга из пустошей Нулевого. Его я тоже сейчас ел так редко, что уже позабыл вкус, но что-то освежать это