Прекрасные и обреченные - Френсис Фицджеральд

И тут Блокмэн ударил, со всей силой, которая имеется в руке сорокапятилетнего мужчины, находящегося в хорошей физической форме. Удар пришелся прямо по губам. Откинувшись назад, Энтони ударился о лестницу, но быстро пришел в себя и в пьяном порыве попытался сразить противника боковым ударом. Однако Блокмэн ежедневно тренировался и имел кое-какие представления о спарринге. Он легко блокировал удар и тут же нанес два прямых сокрушительных в лицо. Со сдавленным хрипом Энтони рухнул на зеленый плюшевый ковер и, уже падая, осознал, что рот его полон крови, а верхняя челюсть кажется подозрительно пустой. Он с трудом поднялся на ноги, пыхтя и отплевываясь, и уже снова направился к Блокмэну, который стоял в нескольких футах, опустив сжатые в кулаки руки, но тут, откуда ни возьмись, возникли два официанта. Схватив Энтони за руки, они держали его железной хваткой, а сзади, как по мановению волшебной палочки, уже собралось человек десять.

— Я убью его! — рычал Энтони, стараясь вырваться из цепких рук. — Пустите, я его убью…

— Вышвырните его вон! — приказал Блокмэн дрожащим от возбуждения голосом, когда сквозь толпу зевак к ним протолкался низенький человек с изрытым оспинами лицом.

— Возникли проблемы, мистер Блэк?

— Этот негодяй пытался меня шантажировать! — заявил Блокмэн и уже более громким голосом, в котором звучали визгливые, спесивые нотки, добавил: — Нарвался! Что хотел, то и получил!

— Вызовите полицию! — приказал коротышка официанту.

— Нет, не надо, — торопливо запротестовал Блокмэн. — Мне не нужны лишние хлопоты. Просто вышвырните вон… Ух! Какое безобразие!

Развернувшись, он с чувством собственного достоинства удалился в туалетную комнату, а в это время три пары крепких рук поволокли Энтони к двери. «Шантажиста» крепким пинком выбросили на тротуар, где он и шлепнулся на четвереньки и тут же плавно осел набок.

Оглушенный ударами, он некоторое время лежал неподвижно, чувствуя, как острая боль растекается по всему телу. Потом она сосредоточилась в области живота, и Энтони пришел в себя, но лишь для того, чтобы рассмотреть огромную ногу, пинающую в бок.

— Убирайся отсюда, бродяга! Пошел вон!

Нога принадлежала похожему на быка швейцару. У кромки тротуара остановился лимузин, и пассажиры намеревались высадиться. Две дамы уже стояли на подножке, с оскорбленным видом благовоспитанных людей ожидая, когда с их пути уберут возмутительное препятствие.

— Пошел вон! Или я сам тебя вышвырну!

— Погоди, я его заберу.

Голос был незнакомым, и Энтони показалось, что его обладатель настроен более благодушно, чем швейцар. И снова его ухватили чьи-то руки и, чуть приподняв, поволокли в благодатную тень через четыре дома вверх по улице, где и прислонили к каменному фасаду магазина дамских шляпок.

— Премного обязан, — чуть слышно пробормотал Энтони. Кто-то натянул ему на голову шляпу, и Энтони сморщился от боли.

— Сиди тихо, приятель, и тебе полегчает. Те парни здорово тебя отделали.

— Сейчас вернусь и убью этого грязного… — Он попробовал встать, но тут же свалился без сил, сползая по стене.

— Сейчас ты им ничего не сделаешь, — донесся издалека тот же голос. — Рассчитаешься в другой раз. Понимаешь меня, а? Я хочу тебе помочь.

Энтони кивнул.

— Тебе лучше отправиться домой, приятель. Сегодня тебе выбили зуб, хоть это понимаешь?

Желая удостовериться, Энтони исследовал рот языком, а потом с трудом поднял руку и нащупал брешь.

— С радостью доставлю тебя домой, дружище. Где ты живешь?

— Нет, черт побери! — перебил Энтони, в ярости стискивая кулаки. — Я еще покажу этой грязной своре. Ты поможешь, и мы вместе им покажем. А потом я отблагодарю. Мой дед — Адам Пэтч из Тэрритауна…

— Кто?

— Господи, да говорю же, Адам Пэтч!

— Так ты хочешь прямо сейчас ехать в Тэрритаун?

— Нет.

— Слушай, приятель, скажи, куда тебя отвезти, и я возьму такси.

Энтони рассмотрел своего «доброго самаритянина»: это был коренастый широкоплечий малый весьма потрепанной наружности.

— Эй, так все-таки где ты живешь?

Как ни отупел Энтони от пьянства, к которому добавилось потрясение от полученной взбучки, но все же отдавал отчет, что его место жительства плохо сочетается с хвастливым заявлением о знаменитом дедушке.

— Возьми мне такси, — приказным тоном обратился он к «самаритянину», ощупывая карманы.

Подъехало такси, и Энтони снова попытался встать, но лодыжка подвернулась, как будто была собрана из двух отдельных деталей. «Самаритянину» пришлось заталкивать Энтони в машину, после чего он забрался туда сам.

— Слушай сюда, парень, — обратился он к Энтони, — ты пьян в стельку, да к тому ж тебя еще и поколотили, так что без помощи до дома не доберешься. Прокачусь-ка и я за компанию. Вижу, в долгу не останешься. Так где ты живешь?

Энтони не слишком охотно назвал адрес, а когда машина тронулась, водрузил голову на плечо соседа, погружаясь в мрачное, наполненное болью оцепенение. Проснувшись, он увидел, что спаситель уже высадил его из такси и пытается установить в вертикальное положение.

— Идти можешь?

— Да… с грехом пополам. Вам лучше со мной не ходить. — Энтони снова принялся с беспомощным видом ощупывать карманы. — Послушайте, — залепетал он извиняющимся тоном, опасно раскачиваясь на непослушных ногах, — боюсь, у меня нет ни цента.

— А?! Как это?

— Меня обокрали.

— Н-н-ну дела! Ты же обещал расплатиться, или мне послышалось? А кто заплатит за такси? — Он повернулся к водителю, рассчитывая получить поддержку. — Ты слышал, как он обещал заплатить? А еще вся эта трепотня про деда?

— Вообще-то, — пробормотал Энтони, забыв об осмотрительности, — это вы говорили без умолку. Но если зайдете завтра…

В этот момент из машины высунулся водитель и разразился кровожадной тирадой:

— Да наподдай ему покрепче, чтоб знал! Вот прощелыга поганый! Не будь он побирушкой, не вышвырнули бы на улицу!

В ответ на призыв таксиста кулак «доброго самаритянина» вылетел вперед, словно таран, и сокрушительным ударом поверг Энтони на каменные ступеньки крыльца, где он и остался лежать без движения, глядя, как раскачиваются над головой многоэтажные дома.

Прошла целая вечность, прежде чем он очнулся и понял, что сильно похолодало. Энтони хотел пошевелиться, но мышцы отказывались слушаться. По непонятной причине очень беспокоило, который сейчас час, но, дотянувшись до кармана, он обнаружил, что там пусто. И губы непроизвольно произнесли всем известную с незапамятных времен фразу: «Ну и ночка!»

Как ни странно, он почти протрезвел. Не шевеля головой, Энтони смотрел вверх, где посреди неба замерла луна, роняя свет на Клермонт-авеню, которая казалась таинственной бездонной пропастью. Вокруг не было никаких признаков жизни, на мир спустилась мертвая тишина, и только стоял неумолкающий шум в ушах. Но в следующее мгновение Энтони сам нарушил безмолвие отчетливым характерным звуком, тем самым, который он пытался воспроизвести в «Буль-Миш», стоя лицом к лицу с Блокмэном. Звук ироничного смеха, который ни с чем не спутаешь. Но из разбитых кровоточащих губ Энтони он вырвался жалким рвотным позывом стенающей души.

Через три недели судебный процесс завершился. Нить неиссякаемого запутанного клубка юридической волокиты, что разматывался в течение четырех с половиной лет, неожиданно оборвалась. Энтони и Глория, а также их оппонент Эдвард Шаттлуорт вместе с целым взводом бенефициариев давали показания, лгали и в целом вели себя непотребно, охваченные разной степени жадностью и отчаянием. Однажды мартовским утром Энтони проснулся и неожиданно понял, что сегодня в четыре часа дня будет вынесен приговор, и с этой мыслью встал с кровати и начал одеваться. Несмотря на крайне нервозное состояние, к его чувствам примешивался ничем не обоснованный оптимизм относительно исхода дела. Он верил, что решение суда низшей инстанции отменят, хотя бы по причине реакции на чрезмерно суровый «сухой закон», который в последнее время настроил людей против реформаторов и их реформ. И все же он возлагал больше надежд не на чисто юридические аспекты дела, а на выпады личного характера, направленные против Шаттлуорта.

Одевшись, он налил себе порцию виски, а затем пошел в комнату Глории и обнаружил, что она уже проснулась. Как считал Энтони, она по собственной прихоти пролежала в постели всю неделю, но врач посоветовал ее не беспокоить.

— Доброе утро, — прошептала она без тени улыбки. Ее глаза казались неестественно большими и темными.

— Как себя чувствуешь? — неохотно поинтересовался Энтони. — Стало лучше?

— Да.

— Намного?

— Да.

— Хватит сил пойти со мной днем в суд?