Метафизика возникновения новизны - Иван Андреянович Филатов

– движущей силой бытия является творческий процесс воображения-представления, в ходе которого, в конечном счете, осуществляется манипулирование тем знанием, которым мы обладаем как на сознательном, так и на бессознательном уровне, в том числе и на том уровне, который мы называем душевным;

– «аппарат», в котором все это осуществляется, это наш мозг и наша душа, то есть тот комплекс спонтанных чувств (заинтересованность, увлеченность, удовольствие, удивление и т. д.), без которого возникновение нового смысла невозможно;

– исходным продуктом являются те познания, которые некогда нами были приобретены, а также те навыки, которыми мы овладели и те способности, что достались нам в наследство в качестве природного дарования;

– и тем объектом, ради которого осуществляется процесс бытия, является новый, никому ранее неизвестный интеллектуальный смысл, обладающий ценностным содержанием в качестве не только объекта внедрения в жизнь все новых и новых духовно-материальных практик, но и объекта приумножения сущностного много и-разнообразия мира, на основе которого возможно создание все новых и новых интеллектуальных смыслов.

Что же касается «исходных продуктов», то нам неизвестно, что именно будет выбрано и пойдет в «дело» из того, что когда-то было воспринято нашим интеллектом и нашими чувствами. А главное, мы не знаем, как это знание комплектуется и между собой связывается в совершенно ранее незнакомую нам оригинальную идею, идею, обладающую притом и смыслом и ценностью для нашего дальнейшего общежития. Откуда наш интеллект, интеллект данного индивида знает, что ему и сообществу, в котором он живет, необходимы какие-то идеи, обладающие всегда то ли материальной, то ли духовной, но всегда практической ценностью. Откуда – прежде чем эта идея у него возникнет и прежде чем ее выдать – он «знает», что ему будет полезна, положим, идея электромагнетизма или идея справедливости. Ведь он еще не имеет никакого представления ни об этих идеях, ни об их ценностном содержании. Создается порою такое впечатление, что человека что-то ведет, не спрашивая его согласия и не объясняя, куда ведет. (Об этом подробнее в Разделе 6.15. «События-1, 11, 111 как, соответственно…» и в Главах 11 и 12 Части 111).

В связи с чем нам необходимо несколько остановиться на вопросе нашего существования и нашего же бытия. Получается что последнее идет своим ходом и если опосредовано временем нашего существования, то весьма отдаленным образом. Почему, спрашивается? Чтобы увидеть эту «отдаленность», необходимо совершить небольшой экскурс в нашу географию и понять одну простую вещь: как Волга не была бы Волгой без того великого множества притоков, которые ее питают все новыми и новыми водами, так и наше существование не было бы таким насыщенным и емким, не будь постоянного притока интеллектуально-бытийственной новизны, питающей наше существование. Но дело-то в том, что исчезни с лица Земли сама Волга, не исчезнут ни болота Валдайской возвышенности, в которых она берет свое начало, ни все те притоки (и притоки этих притоков), которыми она питается. Точно так же, исчезни наше существование, не исчезнет само бытие, потому что помимо нашего интеллектуального бытия в нас говорит бытие самой Природы, и говорит оно самым, казалось бы, незаметным образом (см. Раздел 6.16. «Сказывается ли бытие природы на бытии человека»). Оно (бытие) найдет формы своего осуществления, как найдут «свою» Волгу все те источники, которые ранее ее питали, но вдруг перестали бы это делать, если бы ее русло, положим, вдруг поднялось уровнем выше уровня притоков и истоков, некогда ее питавших. Жизнь не остановится, не изменит себе, она просто найдет другие формы своего осуществления: с человеком или без – ей безразлично. Если без него, то тем хуже для человека, а не для жизни: существование человека, не сопровождаемое нашим же интеллектуальным бытием, просто-напросто поглотится бытием и существованием Природы, как города и поселения Южной Америки были поглощены тропическими джунглями.

Наше бытие – это постоянная борьба за наше существование, как и бытие природы – это нескончаемая борьба за собственное существование, проявляемое возникновением бесчисленных вариаций живой материи, одним из видов которой стало существо, обладающее разумом и способное осмыслить как собственное бытие, так и бытие создавшей его Природы. Так что время нашего бытия совсем не то же самое что время нашего существования: оно состоит из мгновений возникновения интеллектуальной новизны, озаряющих как наше сознание, так и тот путь, в русле которого протекает наше существование.

Но если наше существование вдруг окажется погибельным для нас самих, то оно будет погибельным в первую очередь для нашего бытия. В том и состоит обратное воздействие нашего существования на наше бытие. Существование, не востребованное бытием, уничтожает и само себя и само бытие. Именно поэтому мы можем с полным основанием сказать: наше бытие нашло свой смысл в нашем существовании, как притоки Волги нашли «свой смысл» в полноводном течении этой реки. Бытие подпитывает наше существование, наполняя его теми животворными смыслами, без притока которых оно бы застопорилось и заглохло. Существование без них – это уже животное существование. И если смысл нашего бытия состоит в том, что оно питает наше существование, то мы бы могли сказать, что наше бытие – это оплачивание – нами же самими – счетов нашего будущего разумного существования.

Правда, не совсем понятно, кто же все-таки кредитует столь щедрой рукой такой оригинальный, но не такой уж, как оказалось в последнее время, благодарный – со стороны человека – проект под названием «жизнь человека разумного»? Иссякнет наше бытие – и мы окажемся банкротами, результатом чего станет исчезновение нашего разумного существования. (Ну а что бывает, когда нас покидает мудрость, нам известно не понаслышке). Этим и опасно забвение бытия. Но опасно не то забвение, которое забыло, что такое бытие, а то, которое «забыло» бы его продуцировать, а хуже – утратило бы саму способность воспроизводить новые смыслы. Хотя надо сказать, что последнее «забвение», скорее всего, имеет свое начало в первом забвении и вполне может оказаться трагедийным его результатом для человечества. Об этом, кстати сказать, и печется мысль Хайдеггера.

Итак, мы привели достаточно простые для понимания образы процесса бытия, образы к тому же облегчающие нам понимание других метафизических понятий. И пусть не покажется странным то обстоятельство, что, когда мы, хотя и с большим трудом, но все же несколько продвинулись в понимании вопроса, что такое бытие, мы уже с уверенностью говорим о возможности достаточно легкого усвоения других метафизических вопросов. Но на самом деле ничего странного в этом нет, потому что постижение чего-то для нас совершенно нового непременным образом бросает яркий отблеск не только на