Крым. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был переломный момент битвы, а восточные воины плохо переносят такие эмоциональные потрясения. Татары и ногайцы побежали, из семи тысяч вступивших с сражение янычар почти все уже были убиты или тяжело ранены. Потери понесла и семья Девлета Гирея – погибли его сын, внук и зять (благо, что при наличии гарема у него их было немало).
Сам хан при отступлении действовал бесстрастно. Он снова бросил на почти верную гибель трехтысячный отряд и, пока тот умирал, переправил остатки своего войска через Оку – многие, правда, при этом утонули. От всей армии осталась, самое большее, четвертая часть, а скорее всего меньше.
* * *После битвы при Молодях оба вождя народов изменили тон своего общения. Хотя поначалу хан, не остыв еще, очевидно, после скачки в Бахчисарай, послал передать, что это все пустяки, с кем не бывает, он Ивану ужо задаст! Но следующее его письмо было куда скромнее по содержанию: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, поперек – шесть месяцев, а мне не дает Казани и Астрахани! Если он мне эти города отдаст, то у него и кроме них много городов останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского: с царем и великим князем воюет, а не возьмет ничего и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану; а голоден я не буду: с левой стороны у меня литовский, а с правой – черкесы, стану их воевать и от них еще сытей буду: ходу мне в те земли только два месяца взад и вперед».
О том, чтобы попытаться произвести переворот в общественном сознании крымско-татарского народа и постараться перевести его на рельсы созидательного труда, у Девлета Гирея, похоже, и мысли не было. Ну что ж, это произойдет позднее и будет осуществляться другими поколениями в другой исторической ситуации.
Пока же крымскому хану приходилось читать очередное послание своего московского недруга, немного юродствующе-издевательское (Иоанн всегда находил удовольствие в таком творчестве). Сначала идет традиционно почтительное, с челобитьем величание адресата. Далее – объяснение своего несогласия на все требуемые уступки: «Теперь против нас одна сабля – Крым, а тогда будет Казань – вторая сабля, Астрахань – третья, ногаи – четвертая». Далее – самая изюминка: «Поминки я тебе послал легкие, добрых поминков не послал: ты писал, что тебе ненадобны деньги, что богатство для тебя с прахом равно».
Гонцу, которому было поручено доставить грамоту, было строго-настрого наказано, что, если будут вымогать какие подарки, ни в коем случае не давать и не обещать.
* * *Судьба полководцев, героев Молодинской битвы, сложилась по-разному. Менее чем через год после славной победы Михаил Иванович Воротинский был схвачен по доносу своего холопа и обвинен в намерении навести на царя порчу. В 1573 г. он скончался в тюрьме в возрасте примерно 63 лет. Как утверждал в одном из своих знаменитых писем к Иоанну Грозному беглый князь Андрей Курбский, вызвано все это было единственно завистью царя к славе полководца и болезненным страхом перед ним. Курбский также утверждает, что Грозный лично пытал Воротынского, рвал ему бороду и жег бока горячими углями. Но эти сведения весьма сомнительны, в полемическом задоре ненавидящие друг друга оппоненты, Курбский и Иоанн IV, и не такое друг на друга возводили.
Дмитрий Иванович Хворостинин (ок. 1535–1590 или 1591 г.) сослужил еще немалую службу своему отечеству, но трудностей в жизни у него было предостаточно. С ним постоянно велись местнические тяжбы, однажды даже был приговорен к штрафу в 150 рублей (сумма огромная) за то, что слишком рьяно отстаивал свое кровью и мужеством заслуженное право командовать войском перед родовитым соперником. Его часто назначали лишь вторым и даже третьим воеводой, но и в этих случаях войском на самом деле командовал он. Когда же требовалось ведение наступательных действий, царь ставил его во главе армии не раздумывая – в этом равных Хворостинину не было.
После смерти Грозного, когда царем стал его сын Федор Иоаннович (1557–1598, царствовал, 1584–1598 гг.), а править государством стал Борис Годунов, для заслуженного воеводы многое переменилось. Борис умел ценить даровитых людей, к тому же он видел в Хворостинине своего верного сторонника, и тот действительно был им. Дмитрий Иванович был пожалован в бояре, и теперь все проблемы местнического характера отпали – на важнейших дипломатических приемах он сидел среди первых лиц государства. Боярин Хворостинин теперь сам был свидетельством родовитости для своего потомства (все три его сына тоже были воеводами высокого ранга).
Воевал он после Молодинской битвы с теми же крымцами и ногайцами, с войсками Речи Посполитой (объединившихся, согласно Люблинской унии 1569 г., в единое государство Польши и Литвы), с мятежными черемисами, со Швецией. Разбив в 1581 г. большой польско-литовский отряд, Хворостинин в немалой степени способствовал тому, что осаждавший тогда Псков выдающийся полководец польский король Стефан Баторий так и не смог взять город. В конце жизни боярин Дмитрий Иванович Хворостинин постригся в монахи Троице-Сергиевой обители под именем Дионисия. В монастыре он и скончался в 1590 или 1591 г., занедужив от перенесенных тягот и ранений.
Девлет Гирей после 1572 г. лично не ходил в походы на Русь, да и вообще больших походов на Русское царство при его жизни больше не было. В последние свои годы он был сильно озабочен враждой между двумя старшими сыновьями, один из которых, опасаясь брата, даже выстроил себе в Приазовье город-крепость. Но в конце концов старому хану удалось примирить их. Скончался Девлет Гирей 29 июня 1577 г. от чумы.
Иоанн Васильевич Грозный в год Молодинской битвы фактически отменил Опричнину. Но, как мы видели на примере Воротынского, репрессии продолжались. 16 ноября 1581 г. царь в припадке безумной ярости нанес посохом смертельную рану своему любимому старшему сыну, наследнику престола царевичу Иоанну Иоанновичу, и 19 ноября тот скончался. Причиной гнева было то, что царевич Иван вступился за свою беременную жену Елену Шереметеву, которая в жарко натопленных палатах посмела попасться на глаза своему свекру в одной рубахе, а тот принялся ее избивать.
Это было страшным потрясением для царя: теперь некому было со спокойной душой передать царство, для которого, как бы там ни было, Грозный не жалел своих жизненных сил (другой его сын, Федор Иоаннович, был добрейшим и набожным человеком, но явно не мог стать твердым государственным деятелем; про таких говорят «не от мира сего»). К тому же у Елены случился выкидыш, а, как оказалось, родиться должен был мальчик – наследник в следующем поколении. Царь несколько суток метался по комнатам, выкрикивая что-то бессвязное, и порывался уйти в монастырь.
Но, успокоившись, Иван Васильевич стал думать о новой жене – это при живой царице Марии Нагой, шестой по счету его супруге. В последние свои годы он сватался к фрейлине английской королевы Елизаветы I – Марии Гастингс. С нее уже был списан для неуемного жениха портрет, при английском дворе стали входить в моду русские сапожки, но смерть царя 18 марта 1584 г. прервала эти хлопоты. С начала 1584 г. он тяжело болел, «челом бил» ко всем святым обителям и ко всем священнослужителям, чтобы молились о его здравии и отпущении ему грехов. Читаем у С. М. Соловьева: «Говорят, что больной распорядился судьбою царства, ласково обращался к боярам, убеждал сына Федора царствовать благочестиво, с любовию и милостию, избегать войны с христианскими государствами; завещал уменьшение налогов, освобождение заключенных и пленных; в припадках все звал убитого сына Ивана. Говорят также, что испорченная природа до конца не переставала выставлять своих требований… Смертельный удар застиг Иоанна 18 марта, когда, почувствовав облегчение, он сбирался играть в шашки. Над полумертвым совершили обряд пострижения, назвали его Ионою».
Последние годы жизни государя ознаменовались завоеванием Сибири. Вопреки распространенному представлению, казачий атаман Ермак Тимофеевич положил свою жизнь не за присоединение к России огромной малонаселенной географической области, а на войне с сильным Сибирским ханством, возглавляемым ханом Кучумом, одним из чингизидов. Ханство это было таким же преемником Золотой Орды, как и ханство Крымское. Кучум, по его происхождению от московских служилых царевичей, мог войти в круг высшей российской аристократии и получить в отчинное владение волость, в которой ныне стоит город Истра. Он был русским подданным и долгое время не отказывался платить Москве дань, но потом отшатнулся от нее – не без влияния Девлета Гирея. Так что формально поход Ермака это не грубая агрессия, у него была своя юридическая основа.
Согласно исследованиям известного историка Р. Г. Скрынникова, атаман Ермак Тимофеевич со своими казаками некоторое время участвовал в войне со Швецией под началом Дмитрия Ивановича Хворостинина и немало перенял из его военного опята.