Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина

Впрочем, несколько попавшихся комнат оказались обжитыми: там стояли кровати, тумбы, зеркала, валялись книги и одежда…

— Долго ж Тишь туда-сюда Прыгала, интерьеры для виров оформляла! — почти беззвучно хмыкнула Кадия.

Вдруг по одному из коридоров прошаркал взвод мертвецов с номерами на лбах. Каждый был чем-то занят: кто нёс чашу, полную соли, кто — факел, кто — коробку мелков. Остальные тащили связанного, мычащего каннибала.

— Зачем это? — не размыкая иссохшегося рта, просипела Кадия.

— Для какого-то ритуала? — предположила я, нервно накручивая на мизинец прядку синих волос.

Мумии дружно утопали за угол. Мы, выдерживая дистанцию, пошли за ними. Там пряталась лестничная шахта. На ступенях, ведущих в подземелье, через две стояли зажженные восковые свечи. Между ними высились горки пепла и отрубленные сухие головы.

— Прах побери! — обомлела я.

Ибо на нижнем пролёте сидело два мертвеца, пододвинувшихся, чтобы уступить нам дорогу. Пододвинувшихся очень вежливо и с улыбками, несмотря на то, что один из них тщательно отпиливал черепушку второму… Ведь последняя ступенька еще нуждалась в «декоре».

Безголовые тела были стопками сложены вдоль одной стены коридора, куда мы пришли. Вдоль другой продолжался страшный пунктир:

свеча, пепел, череп,

свеча, пепел, череп,

свеча…

Впереди маячил дверной проём. Он слабо мерцал изумрудным цветом: за аркой пряталось помещение, освещенное травой осомой. Мы с Кадией приблизились и аккуратно заглянули внутрь.

Это был огромный сводчатый зал со множеством световых аквариумов, подвешенных на крючья в стенах. В самом центре стояло бархатное черное кресло, в котором сидела Тишь, одетая в золотую мантию. Ходящая забросила ногу на ногу и читала некий манускрипт. Слева от нее стоял ажурный столик, заваленный вещами. На нём балансировала стопка книг, бумаги и перья, бутылка вина, два кубка, часы, железная маска и связка ключей. К столику был прислонён классический теневой посох.

Вокруг госпожи Тишь кипела работа…

Несколько десятков мумий — привилегированных обладателей голов — ползали по стеклянному полу. Скрипя, сипя и хрипло дыша, они тщательно рисовали огромную, во весь зал, пентаграмму, центром которой было кресло Тишь. На вершинах звезды мумии клали тела бессознательных каннибалов; перекрестья обсыпали солью и золой. Внутри основного рисунка было множество дополнительных линий, витков и узоров.

Некоторые мумии, закончив отведенную им часть работ, вдруг останавливались, равнодушно отрывали себе головы и также украшали ими сложную схему. Другие художники спешно оттаскивали быстро «выключающиеся» тела.

Всё вместе это до пепла напоминало строительство мощного телепорта… И потому очень мне не понравилось.

Тут Кадия пихнула меня в бок и пальцем указала на дальний угол помещения, тонущий в темноте. Там стояла клетка. В ней находился Мелисандр Кес, кое-как различимый благодаря светлым волосам и рубашке.

Историк лежал на спине, согнув колени, закинув руки за голову, и… качал пресс. Я аж подавилась. Ну даёт!

Кадия ликующе похлопала меня по спине: живой! Живой!!!..

И, кажется, даже вполне довольный.

Мелисандр завершил «подход», шумно выдохнул, поднялся на ноги и опёрся на решетку локтями, обозревая зал.

— Что? — зычно крикнул он госпоже Тишь. — Скоро отчаливаете?

— Заткнись, — бросила она.

— Я хотел попросить: ключ от клетки подарите мне на прощанье? — Мелисандр демонстративно потряс амбарный замок, венчающий дверь в его камеру. — Вам несложно, а мне прям до глубины души радостно.

Тишь не ответила.

— Во-о-о-н же он, у вас на столике, — подсказал Мелисандр с обаятельной улыбкой. — Кстати, можете прямо сейчас кинуть, я сам себя молча отопру. И уйду сам. Из поместья, из Мудры, из пустыни. Я вообще парень самостоятельный. Мешать вашей мертвяцкой вечеринке не стану, не беспокойтесь. Не люблю телепорты, тесно в них. А во дворце будет еще теснее. И жарковато, чую.

— Умолкни, я сказала! — прорычала Ходящая уже на порядок громче.

— Да что ж вы такая напряженная, Тишь, милая! — Мелисандр искренне расстроился. — Вот смотрю я на вас, и прямо грустно становится: такая красивая, такая печальная. Помочь вам успокоиться? Я, кстати, врач, своё дело знаю. Никто обычно не верит, а всё же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я тебя сейчас убью.

— Не, так женское настроение не исправишь!

Тишь не ответила. Мел посмотрел на неё, посмотрел, подперев небритую щеку кулаком, потом разочарованно вздохнул и снова опустился на пол. На он сей раз стал отжиматься.

Ходящая покосилась на него из-за свитка, потом как-то по-волчьи повела носом и вдруг уставилась прямо на наш дверной проём.

— Сорок седьмая! — рявкнула она. — Наконец-то! Быстро сюда!

— Иди, иди! — я подпихнула замешкавшуюся подругу, и Кадия, на прощанье волнительно охнув, колченого поперлась к богине.

Тишь мрачно глядела на то, как псевдомумия тащится к ней через зал, еле волоча ноги, по дороге стирая рисунки, попадающиеся на пути. Ай, Кадия, красава! Не упустит возможность саботажа!

Я же замерла в коридоре, стараясь не обнаружить себя раньше времени.

Кадия доковыляла до Тишь и встала, руки по швам. Ходящая вскинула бровь:

— Н-да… И впрямь не самый умный образец. Рисуй, что стоишь! Время почти пришло! — Тишь щелкнула пальцами, и в воздухе замерцал узор, сотканный из крохотных искр. — Запомнила?

Кадия согласно просипела что-то на условно-«мумьем» языке и так же неспешно, как раньше, похвально не теряя самообладания, потащилась в угол комнаты за мелками и солью.

Времени действительно осталось мало…

Что же делать? На чём сосредоточиться?

Вдруг чьи-то горячие пальцы дотронулись до моего запястья.

— Если уж подслушиваешь, то не забывай следить за тем, что у тебя за спиной, — раздался негромкий шепот. Резко пахнуло мятой.

Полынь.

Прах побери, Полынь!

Улыбка, готовая заплясать на моих губах, сбежала, едва я обернулась.

Чистенький и свеженький, с волосами, тщательно убранными в высокий хвост, с яркими лентами, расцвечивающими их черноту, и с привычным прищуром, куратор был… совершенно неправильным. Он стоял в коридоре во весь рост, не таясь, в отглаженной золотой мантии, с посохом в левой руке, с железной маской, болтающейся за спиной на завязках.

Татуировка Глазницы, обычно скрытая под браслетами, гордо полыхнула алым, когда Полынь поднял руку, чтобы поправить прическу.

— Боишься, Ринда Милкис? — Внемлющий улыбнулся.

Я боялась.

Боялась, что сошла с ума. Свихнулась окончательно — а если еще нет, то чокнусь прямо сейчас, сию секунду, и мне совсем не будет жалко, совсем-совсем…

Стиснув кулаки, я молча покачала головой. Полынь посмотрел, как меня трясет, и едва заметно усмехнулся: врёшь, врёшь, девочка. Ну да небо с тобой, хочешь — ври. Я вру, и ты — ври.

— Сходи к западной стене квартала, пожалуйста. Кажется, за ней кто-то есть. Проверь, — вроде как попросил, а на самом деле приказал Ходящий.

Я изо всех сил сдерживалась, чтоб не заорать. Снова кивнула — на сей раз утвердительно — и повернулась, чтобы уйти. Полынь коснулся другой моей руки и как бы подтолкнул по коридору:

— Иди-иди. Проверь тщательно, не торопись возвращаться.

Я пошла, а потом, конечно же, рванула обратно, едва куратор вышел в зал. Я села на корточки и стала наблюдать за происходящим снизу, убеждая себя, что в этой позе меня сложнее заметить, а не то что бы я просто не могу стоять на ватных ногах…

ГЛАВА 29. Подступает полночь

Ученик превзошел учителя.

Это должно быть счастьем для второго. Должно быть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Должно… Как заставить себя смириться?

Из дневника анонимного наставника

Появление Ловчего было воспринято по-разному.

Мелисандр в клетке встретил Внемлющего злым плевком. Большинство мумий — безразличием. Только одна, сорок седьмая, на мгновение перестала рисовать и издала странный сип.