Разделенные океаном - Маурин Ли

— Барселона недалеко от границы, — сказал он ей.

Билеты оплатила его бабушка. Она долгие годы каждую неделю откладывала несколько пенни из тех денег, что он давал ей на хозяйство.

— Держу пари, она не хочет, чтобы ты уезжал, — заметила Молли.

— Ты не знаешь мою бабушку. Она — «за» обеими руками и ногами. Она говорит, что поехала бы со мной, если бы была моложе.

Молли не покидало ощущение, что Гарри нарочно откладывает свой отъезд в надежде, что она передумает и согласится спать с ним или выйти за него замуж. Но даже если бы она была готова переспать с ним, то куда бы они пошли? Только в гостиницу, а она не могла назвать ни одной уважительной причины, позволившей бы ей не ночевать дома.

Молли купила ему джемпер и две пары носков.

— У тебя есть чемодан? — с беспокойством спросила она.

У нее до сих пор оставался старенький саквояж, который Финн отыскал в доме Доктора для Тома, когда тот возвращался в Ливерпуль, оставляя свое семейство еще на недельку в Дунеатли.

— Он мне не нужен, Молл. У меня совсем немного вещей.

Гарри пребывал в приподнятом настроении и лучился уверенностью в себе. Пожалуй, он был даже рад распрощаться с нею. Быть может, он чувствовал, что угодил в ловушку, из которой не в состоянии выпутаться собственными силами, и вот сейчас нашел единственный способ выйти из положения.

— Ирен, — сказала Молли, — Агата пригласила меня на чай в воскресенье. Я собиралась взять с собой детей, но потом Агата предложила пойти в кино, чтобы посмотреть «Роберту» с Фредом Астером[70] и Джинджер Роджерс. Фил вызвался остаться дома и присмотреть за их детьми, и вот я думаю, не могли бы вы присмотреть за моими?

— Разумеется, милая, присмотрю, — с готовностью согласилась Ирен. — Давно уже вы с Агатой никуда не ходили вдвоем.

В воскресенье Молли надела то самое платье, которое купила для собеседования в «Ротонде». С тех пор она считала его своим «счастливым» платьем, потому что, когда она была в нем, с ней обязательно случалось что-нибудь хорошее. В животе у нее порхали бабочки, а ноги подгибались. Она еще никогда не совершала ничего подобного.

Молли вышла из трамвая на Лондон-роуд и быстро зашагала по направлению к вокзалу Лайм-стрит, где под часами, как она и просила, ее ждал Гарри. В темно-синем костюме в мелкую белую полоску, светло-голубой рубашке и темном галстуке он выглядел настоящим франтом, каким она его еще никогда не видела. Но была в его облике некая странность, которую она не могла уловить, как ни старалась.

— Почему мы не могли приехать вдвоем на трамвае? — поинтересовался Гарри, когда она остановилась перед ним. Его лицо расплылось в знакомой улыбке, которую Молли так любила. — A-а, знаю, ты боялась, что нас увидит кто-нибудь, например твоя чертова свекровь, верно?

— Да, — согласилась Молли. — А ты прекрасно выглядишь. Где ты взял этот костюм?

— Он принадлежал моему отцу. Отец был в нем, когда женился на моей матери. И все это время бабушка хранила его в гардеробе. — Вот почему Гарри выглядел странно. Костюму исполнилось уже тридцать лет, лацканы были старомодно широкими, а жилет застегивался чересчур высоко. Штанины оказались на дюйм короче, но мода была тут ни при чем, просто Гарри был выше своего отца. — Куда мы идем, Молл? Надеюсь, что не в кино, потому что я никогда его не любил. Кино — это очередной способ успокоить народ, вроде как дать ему конфет, когда он голоден, и сказать, что это — настоящая еда.

— Мы идем не в кино, Гарри, — сказала Молли и взяла его под руку. — Иди со мной и не задавай лишних вопросов.

Через десять минут они вошли в маленький отель на Сеймур-стрит, где она заранее сняла номер. Он располагался на втором этаже. На обоях были изображены фиолетовые виноградные лозы, мебель оказалась самой дешевой, но кровать выглядела удобной, и вокруг царила почти стерильная чистота.

Молли заперла дверь. Гарри в полном недоумении смотрел на нее.

— Что ты задумала, Молл?

— Ты ужасный тугодум, дорогой. — Она протянула к нему руки. — Вот что я задумала.

Конечно, этого было мало, чтобы помешать ему уехать, но зато это было то, что он — и она — будут помнить до конца своих дней.

— Единственная его фотография, которая у меня есть, была сделана во время крещения. — Кейт Бенедикт протянула Молли маленький выцветший снимок молодой пары, на котором был запечатлен мужчина, очень похожий на Гарри, и красивая молодая женщина с ребенком на руках. На ребенке был берет и длинная крестильная сорочка. Лица его видно не было. — Не очень удачная фотография, не так ли?

— Вы правы, — согласилась Молли. — Гарри трудно представить в берете, даже ребенком.

— Ему всегда было наплевать на то, как он выглядит, — и он никогда не мерз. В конце концов я сдалась и перестала настаивать на том, чтобы зимой он носил шарф и перчатки. Хотелось бы мне знать, как у него дела? — задумчиво протянула старушка.

Гарри уехал месяц назад. Дети уже пошли в школу, и Молли чувствовала себя подавленной. Однажды она зашла к миссис Бенедикт — которая настояла, чтобы она называла ее Кейт, — узнать последние новости о Гарри, но пока что от него не было ни одного письма.

Кейт Бенедикт исполнилось восемьдесят, но выглядела она намного моложе. В глазах ее горел огонь, а маленькое, розовое и на удивление гладкое личико сохранило живость и подвижность. Она была женской и постаревшей версией своего внука. Кейт пригласила Молли в гостиную, полную книг.

— Я тут писала кое-что, — сказала она. На столе у окна Молли заметила ручку, пузырек чернил и тетрадь.

— Это письмо Гарри? — поинтересовалась она.

— Нет, милая. Куда бы я его отправила, а? Он не собирался долго задерживаться в Барселоне по старому адресу. Это протокол заседания, которое состоялось вчера вечером в этой самой комнате. «Сестры-социалистки Ливерпуля». Мы собираемся раз в две недели. А местная ячейка лейбористской партии заседает здесь же раз в месяц. Но Гарри никогда не присутствовал на собраниях: у него нет времени на лейбористов. Как и у меня, кстати сказать, но коммунисты, на мой взгляд, слишком уж радикальны, а Иосиф Сталин меня просто пугает. Хотите чашечку чая, Молли?

— Да, с удовольствием.

С тех пор Молли наведывалась к миссис Бенедикт по крайней мере раз в неделю, но даже к Рождеству от Гарри так и не пришло ни строчки. Она прочитывала «Дейли геральд» от корки до корки. Интернациональные бригады состояли из тысяч добровольцев из Европы, Канады, Америки и Австралии, большинство из которых никогда не держали в руках оружия. Разумеется, они не могли оказать достойного сопротивления превосходящим силам фашистов, которыми руководил генерал Франко. Но борьба шла жестокая и отчаянная. Это была война идей и идеалов.