Шестая колонна. Дети Мафусаила - Роберт Хайнлайн

В конце концов Лазарус пришел к выводу, что это следствие состояния, предшествующего самоубийству. Тупик. Но почему? Лазарус долго обдумывал причины во время своих дежурств в рубке и наконец сумел, к собственному удовлетворению, уловить логику подобных переживаний. Там, на Земле, Форд был важной персоной среди себе подобных, влачащих недолговечную жизнь, людей. И чувство привилегированности делало его почти невосприимчивым к чувствам уязвленного скоротечностью своего века человечества, узнавшего о существовании долгожителей. А теперь он — всего-навсего мотылек-однодневка среди расы мафусаилов.

Форд не обладал ни опытом старших, ни честолюбием младших; он чувствовал себя чуждым и тем и другим — одним словом, деклассированным парией. Справедливо или нет, но он ощущал себя бесполезным пенсионером, которого содержат только из милости…

Для такого человека, как Форд, который привык к деловой активности, подобное положение было совершенно невыносимо. И именно гордость и сила характера толкали его на самоубийство.

Придя на совещание, Форд сразу же отыскал глазами Заккура Барстоу:

— Вы посылали за мной, сэр?

— Да, мистер Администратор.

Барстоу кратко изложил ситуацию и меру той ответственности, которую они собирались возложить на него, Форда.

— Вас никто не заставляет, — закончил он, — но, если вы согласны служить нам, мы были бы очень рады этому. Так как?

На сердце у Лазаруса сразу стало легче, как только он заметил, что тоска на лице Форда сменилась изумлением.

— Вы говорите серьезно? — с расстановкой спросил Форд. — Не шутите?

— Да Бог с вами!

Форд отозвался не сразу, а когда заговорил, то сначала попросил разрешения сесть.

Ему нашли место. Он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. В конце концов он поднял голову и твердо сказал:

— Если такова ваша воля, то я сделаю все, что в моих силах.

Кроме гражданского Администратора, экипажу корабля требовался и капитан. До сих пор капитаном фактически являлся Лазарус, но он, как только Барстоу предложил ему эту должность официально, стал отнекиваться:

— Нет уж! Только не я. Лучше я проведу время, играя в картишки. Кто вам подойдет, так это Либби. Серьезный, ответственный, бывший офицер Космического Флота — как раз то, что нужно.

Все посмотрели на Либби, и он покраснел.

— Ну что вы, в самом деле!! — запротестовал он. — Мне действительно приходилось иногда командовать кораблем во время службы, но мне это всегда было не по душе. По натуре я скорее подчиненный, чем начальник. Я не чувствую себя способным командовать кораблем.

— На мой взгляд, сейчас тебе не отвертеться, — настаивал Лазарус. — Ведь это именно ты изобрел усилитель, и ты единственный, кто в нем разбирается. Кажется, тебе нашлась работенка, сынок.

— Это же совсем разные вещи, — взмолился Либби. — Я предпочел бы быть просто астронавигатором, поскольку это отвечает моим возможностям. Но только служить я хотел бы под чьим-нибудь руководством.

В глубине души Лазарус был доволен тем, как мгновенно Слэйтон Форд взял дело в свои руки. Приговоренный к смерти исчез, перед собравшимися снова предстал руководитель.

— Здесь не играет никакой роли то, что думаете вы сами, командир Либби. Каждый из нас должен делать то, на что он способен. Я, например, согласился руководить социальной и гражданской сферами жизни. Я этому обучен. Но я не могу командовать кораблем. Меня к этому не готовили. А вас учили. И вы обязаны согласиться.

Либби совсем побагровел и, заикаясь, произнес:

— Я бы внял вашим доводам, если бы был единственным космонавтом на борту. Но ведь их здесь сотни, к тому же наверняка десятки из них обладают способностями к управлению и куда более обширным опытом работы в космосе, чем я. Если как следует поискать, то обязательно найдется подходящий человек.

— А что вы скажете, Лазарус? — спросил Форд.

— Пожалуй, в словах Энди есть резон. Капитан либо вдохнет жизнь в корабль, либо этого не произойдет. Такие случаи тоже бывали. Если Либби чувствует, что командир из него выйдет никудышный, то, может, надо действительно поискать кого-нибудь другого.

Джастин Фут прихватил с собой миниатюрное запоминающее устройство, в котором хранились сведения обо всех обитателях корабля. Но в каюте отсутствовал подходящий экран, на котором можно было бы просмотреть списки. Тем не менее память присутствующих позволила им назвать множество имен. В конце концов они сошлись на кандидатуре Руфуса Кинга по прозвищу Свирепый.

Либби объяснял новому командиру нюансы управления, возникающие в связи с применением привода светового давления.

— Предел досягаемости для нашего корабля определяется группой параболоидов с осями, перпендикулярными к нашему нынешнему курсу. Отсюда следует, что ускорение, достигаемое с помощью основных двигателей корабля, всегда надо складывать так, чтобы величина нашего нынешнего вектора движения при околосветовой скорости оставалась постоянной. Для этого потребуется, чтобы корабль медленно набирал скорость во время всего маневрового ускорения. Это не слишком трудно, поскольку велика разница величин нашего нынешнего и маневрового векторов. Грубо говоря, все это можно представить как ускорение под прямым углом к курсу.

— Да, да, я понимаю, — кивнул капитан Кинг, — но почему вы считаете, что суммарные векторы всегда должны быть равны нашему нынешнему вектору?

— Почему должны? В их подгонке нет необходимости, если капитан считает иначе, — несколько оторопев, ответил Либби. — Только манипуляции, которые уменьшат конечный вектор нашей нынешней скорости, вызовут замедление скорости корабля, ограничивая при этом пределы досягаемости и продлевая время полета на целые поколения, даже века.

— Конечно, конечно! Я разбираюсь в основах баллистики, мистер. Но почему вы отвергаете второй путь? Почему бы не увеличить скорость корабля? Разве я не могу ускорять корабль строго по нынешнему курсу?

Либби, казалось, забеспокоился:

— Подобное решение капитана фактически будет являться попыткой превысить скорость света. Считается, что это невозможно…

— Именно к этому я и клоню. «Считается». Я всегда задавался вопросом, так ли это. Кажется, настало время выяснить.

Либби колебался, чувство долга боролось в нем с соблазном.

— Если бы наш корабль был исследовательским, капитан, я бы с удовольствием провел эксперимент. Я не могу в полной мере представить себе все последствия преодоления светового барьера, но мне кажется, что мы окажемся полностью отрезанными от электромагнитного спектра по отношению к прочим материальным телам. Как же мы будем определяться?