Законы исчезновения - Борис Иванов

Сон. Стремление выспаться любой ценой... В своей — сравнительно короткой еще — жизни Кончита Фрага уже не раз боролась с этим коварным противником и знала его хорошо. О эти сладко путающиеся мысли!.. О эти убаюкивающие воспоминания о том, чего никогда не было. Эти уводящие сознание за собой образы... Это сладкое безразличие ко всему...

Она заставила себя подняться на ноги. Встряхнулась по-собачьи. Пробежала трусцой круг вокруг колодца. Еще и еще один. Ухватила рукоять древнего ворота и, попотев, вытащила — вот чудо-то! — побитое, из неизвестного, но не подверженного рже металла сделанное ведро и из него напилась ледяной воды из подземного потока.

Все это придало ей бодрости. Но не так уж надолго. Отступившая усталость вернулась, снова стала охмурять ее соблазном крепкого, глубокого, как эти вот колодцы, сна.

«Да наврала все клятая девчонка! — шептал ей его величество Сон. — Сказки все это... Только зря себя измучаешь и будешь завтра ни рыба, ни мясо...»

Конча присела на корточки и спиной уперлась в каменный сруб. Опять проглядывающие сквозь тьму склоны гор поплыли у нее перед глазами. И мерещиться стало всякое...

Или не мерещиться?!

Тень стояла неподалеку от соседнего колодезного сруба. Сгусток тьмы, лишенный формы. Нет... Если присмотреться, то ночной морок обретал форму... Форму кого-то, чье лицо было скрыто монашеским куколем, надвинутым по самые глаза. Если, конечно, у этого кого-то были глаза. Тьма, забранная в капюшон...

И эта Тьма манила ее. Подзывала движением выброшенной вперед руки. Или подобия руки...

Конча поднялась в полный рост. Выпрямилась... Присмотрелась...

Что-то отвлекало ее. Что-то уводило ее внимание в сторону.

Она обернулась.

Вторая укутанная в капюшон тень манила ее. Точно теми же движениями, что и та — первая. Словно ее отражение в невидимом зеркале.

Конча вздрогнула и подалась в сторону. Прочь от той невидимой «линии огня» — оси, что связывала два зовущих ее призрака. Быстро глянула на того и на другого.

Нет, это было не отражение. Они были очень схожи, но не повторяли одна другую, эти сотканные из Тьмы фигуры. И манили Кончиту они по-разному.

Одна — та, позади которой уползала в небо скальная твердь, — приглашающе взмахивала подобием руки с какой-то, как показалось девушке, безнадежностью. Словно не надеясь, что Конча последует ее призыву. Так это — для проформы — «Следуй за мной, следуй за мной, будь добра...»

Вторая — та, за спиной которой круто уходил вниз каменистый откос, — заманивала, умоляла, просила: «Ну пойдем, пойдем, дорогая... Не медли... Не раздумывай... Следуй за мной...»

Конча тряхнула головой, стараясь уйти от досадного наваждения. «Это не они... Это я... — подумала она. — Это я фантазирую. Придумываю. Это же — не люди. У них все должно быть по-другому... Но...» Но надо было делать выбор. И она шагнула к той тени, что показалась ей безнадежно унылой и отчаявшейся. Почему-то отчаянию и безнадежности верилось больше, чем призывающей страсти. «Если я ошиблась, то как долго мне придется в том раскаиваться?» — подумала Кончита.

Она прошла уже полпути к уныло манящему ее призраку, когда нашла в себе силы обернуться. Та — вторая — тень продолжала повторять свои мольбы с удвоенной энергией. Или это показалось ей?

Конча отвернулась и так сжала кулаки, что ногти врезались ей в ладони — до крови. Обернулась снова.

Призрак исчез — словно и не было его.

Унылая тень подпустила ее к себе — метров на пятнадцать-двадцать. Потом стала отступать, повернулась к Кончите спиной и знаком еще раз пригласила следовать за собой. Конча повиновалась.

Сна больше не было — ни в одном глазу. Все ее тело и все ее сознание наполнились тревожным, неопределенным ожиданием. Который раз в своей короткой жизни Конча делала ставку на жизнь и на все, что в этой жизни ей было дорого.

Тень — еле различимая — бесшумно скользила впереди. Почти бесшумно. Потому что кое-какие звуки все-таки сопутствовали этому плавному скольжению. Шорох ткани. Скрип камешков под ногами (или тем, что у этого создания заменяло ноги). Что-то еще — трудноопределимое. Дыхание? Может быть... Кончу это радовало — эти звуки означали, что провожатый не был плодом ее расшалившегося воображения.

Они миновали нагромождение колодезных срубов и пространство, разделявшее площадь Горных колодцев и Развалины. В Развалинах Конча чуть не потеряла своего призрачного проводника — слишком много здесь было зыбких теней, игравших в прятки с провалами беспросветной Тьмы. Но призрак был терпелив, он останавливался через каждые несколько шагов и, ничем, правда, не выдавая себя, ждал, пока Кончита снова не обнаружит его. Как он догадывался о том, что снова попал в поле ее зрения, было для Кончи загадкой.

Следуя за тенью, она достигла дна подвальных сооружений здания, высившегося в центре всего обращенного в руины комплекса. Своды древних подвалов давно просели и обрушились. Но стены, разгораживавшие отсеки этих таинственных помещений, сохранились и образовали теперь причудливый лабиринт, выйти из которого было бы нелегко даже при свете дня. Под ногами то хрустел раскрошенный камень, то хлюпала оставшаяся от прошлых дождей вода. А время от времени тихо прошмыгивали, а то и проскальзывали невидимые твари. Не то пугливые, не то безразличные к незваным гостям.

У ближней к уходящим ввысь скалам стены, в черной, непроницаемой тени проводник Кончи стал говорить. Точнее, издавать звуки, похожие на человеческий шепот. Так проводник — в кромешной тьме — указывал Конче направление, в котором ей надо следовать за ним. Что-то подсказывало Кончите, что не стоит прибегать к помощи пристегнутого к поясу фонарика. Свет был этим местам противопоказан. И Конча вся обратилась в слух и осязание. И еще — в чувство равновесия. Она — словно на минном поле — тщательно выверяла каждый шаг, с величайшей осторожностью перенося свой — не такой уж и большой — вес с одной ноги на другую.

Однако на ступенях она едва не загремела вниз — в сырую утробу подземелья. На ступенях, которые совершенно неожиданно обозначились под ногами и вели круто вниз, в неведомые катакомбы, простершиеся, наверное, в недрах скалы, служившей опорой тому, чем некогда были Развалины. Холодный, кусающий ледяной пастью за сердце страх падения пронзил ее.

Но этот страх ни в какое сравнение не шел с тем страхом, который охватил ее, когда падение ее остановила чья-то сильная рука, крепко ухватившая за локоть и потянувшая прочь от разверзшегося под ногами провала. Потом она так и не смогла себе объяснить, как удалось ей сдержать вопль (а скорее всего, то должен был быть просто визг) ужаса, который готов был вырваться у нее при этом. Вместо того чтобы закричать, она просто спросила — сразу ставшим глухим голосом: