Легкие шаги безумия - Полина Дашкова

На самом деле Регина все-таки подключалась к этой скучной бухгалтерии. Постепенно и незаметно — даже для мужа — она стала наверстывать упущенное. Всегда лучше знать, чем не знать. Всякое может случиться. Однако, если речь заходила о банках, процентах и прочей прозе, она не забывала виновато разводить руками: «Я в этих вещах ничего не понимаю. Чувствую себя безграмотной дурой. Во всем остальном — умная, а в этом — дура».

Как всегда, она убедилась в своей правоте. Убедилась с грустью, но без отчаяния. Вот если бы она до сих пор действительно оставалась безграмотной дурой в финансовых делах, тогда да, впору было бы впасть в отчаяние.

Что вытворяет с банковскими счетами Веня, неокрепший после тяжелого гриппа, она узнавала не только от бухгалтера Гриши, но еще из нескольких других источников. Так было надежней.

И вот сейчас она сидела с одним из своих тайных консультантов в маленьком уютном ресторанчике, потягивала ликер «Белиус» из широкой, как блюдце, рюмки и задумчиво смотрела в ясные карие глаза молодого юриста.

Этот мальчик годился ей в сыновья. Красивый, как с рекламы лосьона после бритья, он именно этим мужественным лосьоном и благоухал на весь маленький полутемный зал. Вероятно, перед встречей вылил на себя целую бутылку.

«Детка, — лениво думала она, — неужели тебе кажется, что, если ты затащишь меня, старую равнодушную женщину, в постель, это прибавит тебе денег и перспектив? Ты и так не беден, перспективы у тебя вполне приличные — если, конечно, догадаешься, что так обильно поливать себя ароматом „настоящего мужчины“ — дурной тон. Ты стажировался в Сорбонне, у тебя неплохо варит голова. Расслабься, не надо со мной кокетничать». — Есть еще кое-что, Регина Валентиновна, — сказал между тем молодой человек и осторожно накрыл ее руку своей горячей ладонью, — но я боюсь, что эта информация… — Он откашлялся и замолчал.

— Не бойся, — мягко улыбнулась Регина, — называй вещи своими именами. Ты хочешь сказать, эта информация будет стоить дополнительных денег?

— Ну что вы! — Юноша даже покраснел. — Дело вовсе не в этом.

— А в чем же?

— Информация пока неточная, расплывчатая, а, с другой стороны, крайне опасная. Но ради вас, Регина Валентиновна, я готов пойти на риск.

«Ого! — развеселилась Регина. — Ты и правда хочешь затащить меня в койку. Ты хоть знаешь, сынок, сколько мне лет?»

Но вслух она не задала этого вопроса.

— Давай, Антоша, договаривай до конца. — Она откинулась на спинку стула и вдруг весело подмигнула. — Что ты хочешь в обмен на свой жгучий секрет? Не стесняйся. Меня не надо стесняться, я тебе в мамы гожусь.

Но Антон стеснялся. Он краснел и чувствовал, как предательски намокла рубашка под пиджаком.

— Мне кажется, — сказал он еле слышно, — об этом лучше поговорить в другом месте. Если вы не возражаете…

— Ну-у, туману напустил! — покачала головой Регина. — Прямо тайны мадридского двора. Где же мы с тобой поговорим?

— Если вы не против… — Он сделал героическое усилие, набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— У меня дома!

Среди служащих концерна вот уже две недели ползал тихой змейкой слушок, будто у хозяина завелась зазноба. Раньше все удивлялись железной верности августейшей четы. Ни Волков, ни Градская не позволяли себе никаких посторонних увлечений. Их привыкли воспринимать как нечто единое, целое и неделимое. И вот кто-то где-то слышал, а кто-то уже и точно знал, что хозяин потерял голову.

Самое интересное заключалось в том, что предметом его воздыханий оказалась вовсе не шоу-дива, не кинозвезда, не фотомодель, а скромная, не очень молодая журналистка. Многие сгорали от любопытства. Если бы шеф завел интрижку с кем-нибудь из известных, признанных красоток, окружавших его плотным многослойным хороводом, никто бы не удивился.

Поговаривали, что с журналисткой у Волкова все серьезно, на старости лет он влюбился, собирается разводиться с Региной и жениться на этой самой журналистке, которую никто не знал и в глаза никогда не видел.

Осторожно проверяя финансовые дела концерна по поручению Градской, Антон Коновалов все больше убеждался, что шеф занят сейчас не чем иным, как дележом совместно нажитого имущества.

Надо было отдать должное шефу — огромные капиталы концерна он делил между собой и женой честно. Судя по всему, он намерен был отдать Регине Валентиновне весь концерн в полное ее распоряжение, а себе оставлял недвижимость в виде нескольких домов в разных уютных и престижных уголках мира и деньги в виде банковских вкладов. Ясно было, что Градская практически ничего не теряла: концерн давал огромные прибыли, и лет за пять-шесть Регина Валентиновна могла полностью восстановить то, что уплывало вместе с неверным супругом.

Разумеется, нашлось немало молодых людей, готовых скрасить одиночество Регины Валентиновны. Если раньше все попытки приударить за пожилой, но все еще привлекательной, а главное — очень богатой и влиятельной дамой были заранее обречены на поражение, то сейчас появился реальный шанс. И Антон Коновалов решил, что наиболее реален этот шанс именно для него.

Вот уже второй раз он сидел с хозяйкой наедине, в полумраке ресторанного зала. То, что он доложил ей сегодня, однозначно подтверждало зыбкие слухи о грядущем разводе. Но была еще одна новость, неожиданная и весьма неприятная. Правда, Антон считал, что отловил эту опасную информацию вовремя, стало быть, она стоит дорого. И дело тут вовсе не в деньгах. Хозяйка должна быть ему благодарна. Так пусть лучше она выразит свою благодарность у него, Антона Коновалова, дома. А дальше — видно будет. Уж он постарается, чтобы Регина Валентиновна захотела скрасить грядущее одиночество именно с ним…

— Ну что ж, — нежно улыбнулась Градская, — я не против. Я прямо-таки сгораю от любопытства.

Двухкомнатная холостяцкая квартира на проспекте Вернадского была как будто специально предназначена для интимных встреч. Пол в гостиной был застлан светлым, очень мягким ковром, по которому хотелось пройти босиком. Низкий широкий угловой диван и никаких кресел. Гостья поневоле должна была сесть рядом с хозяином. Тяжелые бархатные шторы теплого золотисто-бежевого оттенка делали полумрак еще уютней. Из своей богатой фонотеки Антон выбрал Моцарта. На круглом журнальном столике вскоре зажглась ароматическая свеча, появились две малюсенькие чашки крепкого кофе по-турецки. Кофе был тоже ароматизированным, из зерен с запахом «французская ваниль».

— Я тебя слушаю, детка, — устало произнесла Градская, когда гостеприимный хозяин прекратил наконец суетиться и уселся рядом на угловой диван.

— Регина Валентиновна, — он старался, чтобы голос его звучал низко и чуть хрипло, — вы не устали говорить только о делах?

— Ладно, Антоша, кончай дурака валять, — поморщилась она, — выкладывай свою информацию.

— Я боюсь, — смущенно промямлил он, — я боюсь, вы сразу уйдете, как только я все скажу… А мне так хочется, чтобы вы побыли здесь немного, мне так хорошо с вами.

— А ты не бойся. — Она протянула руку, взъерошила волосы у него на затылке.

Он поймал ее руку и поцеловал твердую, широкую ладонь, потом соскользнул на пол, встал перед ней на колени и, осторожно поглаживая стройные ноги в тонких колготках, произнес шепотом, с придыханием:

— Вы правда не уйдете? Я не могу без вас жить.

— Я же обещала, — прошептала в ответ Регина и нежно провела пальцем по его щеке, коснулась губ.

— Совершенно случайно я обнаружил, что кто-то активно интересуется финансовыми делами концерна. — Его руки проникали все выше, под узкую замшевую юбку. — Сначала я решил, будто это налоговая полиция, но оказалось совсем другое. — Одна его рука скользила по бедру, другая расстегивала «молнию» юбки.

— Кто же? — Регина взяла в ладони его лицо и внимательно посмотрела в глаза.

— Бандиты, — еле слышно выдохнул он и, стянув с нее одновременно юбку, колготки и трусики, принялся расстегивать пуговицы шелковой блузки.

— А точнее? — спросила Регина, не помогая, но и не мешая ему.

— Люди Кудряша. Блузка упала на пол, за ней последовал лифчик. При слабом свете свечи не было видно, как смертельно побледнело лицо Регины Валентиновны.

— Чем конкретно они интересовались? — спросила она шепотом.

Антон между тем с рекордной скоростью скидывал с себя одежду.

— Всем. Абсолютно всем, причем делали это нагло, почти по-хозяйски. — Он снял последнее, что осталось, — темно-синие в белую звездочку носки.

«А вот это конец, — думала Регина, вяло отвечая на старательные ласки молодого юриста. — Кудряш вытянет все и при этом по стенке размажет. Полянскую он теперь будет беречь как зеницу ока. Там ее и Слепой не достанет. Я бы на месте Кудряша именно так и поступила. А как я поступлю на своем месте? Или уже никак и это действительно конец? „Конец мог быть и пострашней, но не придумаешь бездарней“. О Господи, неужели опять всплывают стихи несчастного Синицына?»