Клей - Ирвин Уэлш

– Катрин Джойнер, звёздная штучка… – восхищённо сказала Лиза.

Тут и Насморк углядел свой шанс. Он стал танцевать с Катрин, подтягивать её поближе к сердцу баса – колонкам. Катрин почувствовала, как её накрыло и унесло пружинящей волной грува. Насморк, старый соул-бой, любил и умел танцевать под хаус.

Джус Терри и Рэб Биррелл с растущим беспокойством смотрели на них из бара, впрочем, Рэбу удалось практически успокоить себя тем, что Терри выглядел куда более огорошенным.

Терри был просто не в состоянии выносить это более, он решил отправиться в туалет, нюхнуть, может, дорожку сорок первого. Клубился он уже не так часто, как раньше, а когда и выдавалось, то предпочитал таблам сорок первый. Он сам не мог взять в толк, зачем проглотил табл. В толчке каждый второй резал дороги, так что кокос лучше на потом оставить. Терри зашёл в кабинку, вытянул шланг и пустил длинную струю, как бывает только под экстази: всё ссышь и ссышь, и кажется, никогда это не кончится, даже когда уже проссался.

Намаявшись с обычным для его состояния чувством, будто нассал в штаны, и необходимостью всякий раз удостовериться, что это глюк, Терри как смог поправил причёску и вышел. Возле туалета, наряженные по полной в клубные шмотки, болтали и курили три девчонки. Одна из них показалась ему предельно сногсшибательной, она как следует постаралась, а он всегда ценил в девушках подобные условия. Он подкатил и весёло так выдал:

– Должен тебе сказать, куколка, выглядишь ты просто потрясающе.

Девушка осмотрела толстого дяхана с ног до головы:

– А ты выглядишь так, будто в отцы мне годишься.

Терри подмигнул подружкам и снова улыбнулся.

– И сгодился бы, если б в то время между ног твоей матушки тот питбуль не чавкал, – задорно выдал он, удаляясь, и смех её подружек усладил его слух.

Терри вернулся в бар, где всё ещё стоял Рэб и смотрел на танцующих Катрин и Насморка.

– Джонни-бой сегодня в ударе.

– Насморк только в таком стиле и может выступать: наденет белую футболку, закинется экстази и давай вытанцовывать с тёлкой обтаблеченной, – осклабился Терри.

Хоть он и поставил на место эту сучку возле сортира, а всё ж таки терзался её замечанием. Он посмотрел на Биррелла и Насморка. Пять или шесть лет разницы, а кажется, что все десять. Где-то между его поколением и их пацаны стали чуть больше следить за собой. Терри с горечью осознал тот факт, что в этом культурном расколе он оказался на стороне проигравших.

Таблетки Насморк очень уважал. Больше всего ему нравилось, как без всяких усилий он отдавался во власть бита. Он безжалостно крутил Катрин по танцполу, пока сверкающие капельки пота, очерчивающие в лучах стробоскопа контур её головы, не слились наконец в первый ручеёк. Тогда только он кивнул ей, указывая на свободные места в чилл-аут-зоне.

– Да ты танцор, Джонни, – сказала Катрин, когда они уселись рядышком и принялись тянуть «Вольвик».

Джонни целомудренно приобнял её за тонкую талию, и обоим было от этого хорошо. Что-то есть в этом парне, какая-то свежесть, красота, говорила себе Катрин, ощущая, как таблетка поднимает в ней трепещущие волны, и прекрасным, полным чувства движением разводя руками.

– А я ведь и на гитаре играю. Меня оттого так и зовут – Джонни Гитара. Уж сколько лет по клубами рублюсь. Танцевальную музыку обожаю, но моя первая любовь – это рок-н-ролл. Гитара. Вот.

– Гитара, – улыбнулась Катрин, что-то разглядывая в изумительных карих глазах Джонни.

– Ну, знаешь, был такой чувак Джонни (Гитара) Уотсон, так вот прикол в том, что мы оба гираристы и зовут нас одинаково. Меня так поэтому и назвали, в честь того парня. Он чёрный был, американец.

– Джонни (Гитара) Уотсон, я, кажется, что-то о нём слышала, – соврала Катрин, как рассеяно врут американцы для того якобы, чтоб не слишком обидеть собеседника.

– Мне нравится играть на акустике, но если захочу, могу так залипить в электро, закачаешься. И не подумай, что речь только о паре тем из «Статус-Кво» или «Дыме над водой»… так что, – Насморк приготовился к прыжку, – если вдруг нужен будет гитарист – я к твоим услугам.

– Буду иемть в виду, Джонни, – сказала Катрин, поглаживая его по руке.

Большего ободрения Насморку было и не нужно. Мириады возможностей завертелись у него в голове. Элтон Джон и Джордж Майкл на громадной сцене стадиона, где проходит невероятный по размаху благотворительный концерт, транслируемый на весь мир, и тут, кто бы вы думали, выходит с обоих флангов, уверенно держа электрогитары? Ну конечно же, Эрик Клэптон и Джонни. Спокойные и сосредоточенный, они эдак слегка иронично, с пониманием кивают публике и камерам. Элтон и Джордж церемонно кланяются и уступают им место у рампы, где виртуозы разражаются обжигающим, эффектным и немного слащавым, но от того не менее крутонавороченным дуэтом, все двадцать минут которого тема развивается, беря новые высоты; легендарные пальцы выжимают из «Гибсон-лес-полов» неповторимые звуки, вводящие публику в состояние неконтролируемого экстаза. После чего Элтон и Джордж снова выходят вперёд и заканчивают «Don’t Let the Sun Go Dowm on Me», и камера выхватывает для миллиардов зрителей крупный план: по щекам Элтона льются слёзы, так взволновало его ослепительное выступление двух маэстро. Под конец он уже просто не может больше сдержать наплыва чувств и умоляет: «Вернитесь к нам… Эрик… Джонни…» – и гитармены, бросив друг на друга глубокомысленные взгляды, с чувством взаимного уважения пожимают плечами и появляются вновь, вызывая оглушительные аплодисменты этого вечера. Насморк выходит на первый план уверенно (его талант подразумевает уместность подобного шага), но ненавязчиво (в конце концов, он как был, так и остался простым парнем из Кальдерса, поэтому его и любят тусовщики) и улыбается той простовато-ироничной улыбкой, которая заставляет парней чесаться от зависти, а тёлочек мокнуть ниже пояса.

Переполненный чувствами, Элтон нескромно обнимает виртуозов. Почти в истерике, едва сдерживая рыдания, он представляет их как «… мои большие друзья, Элтон Джон и Джонни Гитара…», но Джордж проявляет сочувствие и уводит старика от микрофона.

Элтон и Джордж по очереди обнимают Джонни, и этого немного стрёмно, ведь они пидора, а пацаны в «Серебряном крыле» смотрят всё это по телику. Но братва поймёт, конечно, что люди шоу-бизнеса, артисты, по природе своей более экспрессивны и несдержанны, чем человечество в целом. Имейте в виду, Джонни не хотел, чтоб кто-то охуевал. Завистливый бухара с Терри во главе, конечно же, разрыграет эту карту по полной. Из этого невинного, чрезмерно эмоционального сценического жеста разовьются отвратительные сплетни. Джонни придётся серьёзно подумать, прежде чем принимать эти объятия от Элтона и Джорджа, которые могут быть ложно истолкованы лохами не в теме и намеренно искажены завистниками. Он вспомнил песню Морриси «We Hate It When Our Friends Become Successful». Да уж, есть чему позавидовать, потому что Джонни Гитара, да, ГИТАРА, не Насморк и не Джонни-бой, пошёл в гору. Катрин Джойнер – не более чем импульс, пройденный этап. Она – никто. Как только он зацепится, старая овца уступит место целому ряду молодных моделей. Поп-старлетки, телеведущие, светские львицы – они приходят и уходят, а он проигрывает весь цикл, без сожаления предаваясь страсти, пока не находит настоящую любовь в лице интеллектуально развитой, но красивой женщины, возможно молодой профессорши-постмодернистки, у которой будет большое сердце и достаточно мозгов, чтобы понять тонкую психическую организацию и непростую душу настоящего артиста Джонни ГИТАРЫ.

Однако не говори «гоп», пока не перепрыгнишь, у него есть соперник – Джус Терри. Но ведь он хочет использовать Катрин. Понятно, Джонни хочет того же, но он использует её для самореализации, чтобы обрести независимость раз и навсегда. Притязания же Терри ограничиваются проставой пивом, сорок первым, индийской жратвой, ну и фачиловом, финалом которого будет просмотр телепередач в его протухшей конуре. Для кудрявого это был бы вполне себе результат. Позволить, чтобы Катрин эксплуатировали в столь тривиальных целях, было бы просто преступлением. Чтоб прославленная артистка служила этому упырю пультом дистанционного управления. Нет, она достойна большего.

Кроме того, есть ещё Рэб Биррелл. Типический гопник-цинник, критикан, не способный добиться в жизни хоть чего-либо. Биррелл так любит рассказывать, как оно всё есть на самом деле, что круто, а что говно, но совсем позабыл, что годы-то идут, а он всё так же раз в две недели расписывается за пособие, и самое больгое его достижение – пара семестров в Стивенсон-колледже, и то на вечернем отделении для таких, как он, халявщиков, по закону о двадцати одном часе. Биррелл, который на полном серьёзе верил, что напыщенные политические речи, которые он толкал поддатым или подупоротым лохам в вестсайдских пабах, способны повысить их сознательность, вдохновить на политическую активность, объединить в целях преобразования общества. Что Биррелл может хотеть от Джойнер? Втюхать тупоголовой америкоске, мол, страдает он оттого, что все её представления ошибочны, что ей лучше покинуть мир капиталистического шоу-бизнеса и отдать свои бабки кучке лохов, с которыми никто не дружит, отчего они объединились и назвали себя революционной партией, чтоб они могли отправиться по миру для «установления контактов» с такими же ебанутыми мудозвонами? Проблема в том, что богатая американка, которая уже примерила на себя все существующие религии, политические убеждения, медицинские причуды и разновидности образа жизни, может сдуру повестить на жалкий трёп Биррелла. Рэю Биррелл со своей самоуверенностью представлял для планов Джонни даже большую опасность, чем Джус Терри. В конце концов довольно скоро ей наскучит жить в дыре Саутон-Мейнс с жирдяем и его мамашей. Уж слишком это далеко от зала «Мэдисон-сквер-гарден». Зато эти религиозные и политические упыри – они прямо в голову забираются. Джонни кинул быстрый взгляд на бар, где кровожадные хищники паслись у пивной бочки. Пригпоренный этим зрелищем, Насморк продолжил: