Невозвращенцы - Михаил Черных

— Да я на хуторе лесном родился. От Торжка недалеко. Всю жизнь там прожил, не видел ничего. А потом на охоту пошел далеко — вот меня и поймали.

— Значит мы с тобой земляки, — заметно расслабился Вторуша. — Так уж и не видел ничего? И в Великом Новогороде не был?

— Как не был? Был! Целых два раза! Правда малой я еще тогда был, ни помню ничего, — тут приходилось выкручиваться, чтобы не проколоться.

— И зачем же тебя малого водили туда?

— Да, говорили родители, болен был сильно…

— Эх ты, темнота. Так вот. Благодари Богов наших, что не попал ты к римлянам. У викингов рабство легкое и может быть не навсегда.

— Это как?

— А так. Коли в шторм ладья попала и тебя на весла посадили, то, поелику выжили, свободен ты стал — не могут гребцы быть рабами. Или вот еще — коли ратяться, и не убоялся ты за топор схватиться, то тоже после свободен ты… Разумеешь? А коли нету в тебе силы и храбрости, коли раб ты в душе, то век свой так и проживешь….

— Угу…

— Вот мне топорик и доверили — знают, что я не отступлю в случае чего. Ты вот тогда ответь, что мне непонятно. На что они рассчитывают? Ведь не могли же они знать, что почти половина воев ушла по поселкам? И даже если бы и знали — то сотня против семи десятков в обороне — на чьей стороне будут боги тут неизвестно…

— Я не знаю.

— Вот и я не разумею…

Оба еще немного посидели в задумчивости. Александр рассматривал богатые доспехи некоторых воинов. Внезапно взгляд его упал на очень необычного человека. Одет он был не в кольчугу и шлем, и не было у него щита за спиной, зато вся его одежда была сделана из какого-то серой шкуры мехом наружу, а вместо шлема и плаща на голове скалилась искусно выделанная волчья пасть, соединявшаяся в единое с огромной волчьей шкурой, которую и использовал этот воин в качестве плаща. Из оружия при нем был только нож и меч.

— Слушай, а это кто?

— Где? — спросил оторванный от своих мыслей Вторуша.

— Вон, там. Шаман что ли?

— Шаман? Где?

— Ну вон, в волчьей шкуре…

— О Боги! Теперь все понятно, на что надеется ярл Бьярнарсонар. Это ульфхеднар…

— Кто?

— Ульфхеднар, оборотец, ульфсерк…

— Берсерк?

— Нет. Берсерк это медвежий оборотец, а ульфхендар — волчий.

— Ну и что тут такого? Он даже без доспехов…

— Темнота. Они ему и не нужны. Раны от металла заживают на них в мгновение ока, его нельзя убить обычным оружием и только самые храбрые и сильные ярлы, которым покровительствует Перун могут убить оборотца…

— И откуда они взялись?

— Темнота ты, чему только волхвы учат молодежь?

— Ну меня этому волхвы не учили…

— Да? Ну слушай. Много-много лет назад, как говорят легенды, даны собирались на битву с нурманов. В ночь перед битвой конунг данов, происходивший из рода Ульфа, и считающий себя потомком волка, молил отца битвы о победе над врагами, обещая подарить ему всех пленников.

…И вот в полночь, явился Ульфу Бог. Был он одноглазый высокий старик в синем плаще и войлочной шапке, в сопровождении двух волков, которые как собаки вились у его ног. Опирался он при ходьбе на длинный посох, который был копьем…

— Оооодин! — взревел Ульф и упал на колени.

— Ты звал меня, воин?

— Один! К тебе взываю! Помоги!

— Чем? Вы храбрые воины…

— Мы храбры, но нас мало… Даруй нам силу победить проклятых нурманов, и мы будем вечно служить в твоей дружине.

— Я принимаю твой дар! Позови своих лучших воинов.

И вскоре склонили колени пред Одином лучшие воины. И бросились на них Гери и Фреки[70] и кусали каждого из воинов. И смогли в битве воины эти воззвать к своему прародителю, выли подобно волками, и с силою звериною набросились они на строй нурманов, голыми руками дробя черепа и отрывая руки и ноги, зубами разрывали доспехи на нурманах, и не страшны им были любые раны. И бежали нурманы, устрашенные, бросали меч свои, копья и щиты. И великую добычу собрали даны. Но кончилась битва, а воины-обортцы все бросались на людей, теперь уже на данов. И взмолился тут Ульф:

— Ооодин! Взываю к тебе!

И явился все тот же старик со своими волками.

— Один! — пал на колени Ульф, — Молю тебя! Исцели воинов моих!

И только дико рассмеялся старик в ответ! И пропали волки, расстворился в воздухе плащ и шапка. Исчезло копье а в пустой глазнице появился алый глаз… Изменились черты а одежа вся превратилась в языки пламени, мягко охватившие все тело бога.

— Локи!

— И бегать теперь вам всегда волками, и не знать вам покоя, коли выпустите клыки наружу, — сказал бог Обмана и Лжи и исчез…

Молил Одина вождь нурманов. «Приди к нам, Властелин битвы! Приди, дай нам силу победить!». И явился Один нурманам, и поведали они ему о волках Одина. И разгневался Один. И наложил он заклятие на лучшую дружину, и билась она в бою с волками, ревела медведями, и была сильна так же, как ульфхеднары, только разума не теряла своего. И победили нурманы данов, и взяли добычу великую.

Но посмотрел Один на поле битвы и по нраву пришлись ему и ульфхеднары и берсерки. И разделил он безумство ульфхеднаров между ними. И стали берсерки безумнее, и стали ульфхеднары спокойнее. И с тех пор ненавидят друг друга…

— Вот и вся эда, ну в сказке моей, — сказал Вторуша зачарованно слушавшему Александру.

— И что дальше?

— Ну а дальше рождаются ульфхеднары и берсерки, и каждый из них в бою стоит трех десятков человек… У клана Бьярнарсонар, говорят их целых целых три. Три!

— И ты в это веришь, во все эти бредни?

— Сохрани тебя Боги увидеть в бою ульфхеднара… Мне идти надо, — задумчиво крутя в руках, извлеченный из-за пазухи еще в начале разговора, круглый амулет с какими-то насечками. До этого он спокойно висел у него на шее, но, видимо, какое-то тяжелое решение потребовало у Вторуши обратиться за советом к Богам.

Вторуша попрощался, встал и уже собирался уходить в сторону выхода из деревни, когда, навеянным видом амулета, Александру в голову пришел еще один вопрос.

— Слушай, а это у тебя амулет твоих Богов? И что, викинги нас в свою веру не обращают?

Спина Вторуши напряглась, и он неожиданно хриплым голосом ответил:

— Нет, — и быстрым шагом ушел.

Александр понял, что сморозил какую-то глупость, или чем-то обидел Вторушу, но слово, как известно, не воробей. Вздохнув, он пошел к себе домой — подальше от уже раздававшихся пьяных возгласов из длинного дома.

Еще часа через два веселье достигло такой стадии, что вопли гулявших викингов были слышны уже и не выходя из дома. Вскоре, к Александру пришла Хальдис, ушедшая по настоятельному желанию отца с пира, ибо там во взглядах незваных гостей уже проскальзывали желания других удовольствий. Отец приказал ей запереться в своей комнате и не выходить ни в коем случае, но своенравная девчонка все сделала по своему. Она только скинула свою парадную и неудобную одежду и одела простое, чтобы не привлекать внимание, домотканого полотна, платье.

Александр не успел еще высказать ей свое недоумение и опасения по поводу возможных проблем, когда эти самые ожидаемые, но совершенно нежеланные проблемы их нашли сами.

— Дюри! Глянь, какая рабыня, — вывернулись из-за угла четверо пьяных гостей. Были они без мечей, щитов и топоров, но зато все в кольчугах и при ножах, а у одного в руках было короткое копье.

— Да! Я думаю хозяева не будут против, если мы немного с ней повеселимся?

— Не. Арнльот. Я думаю, что они должны еще будут виру нам за то, что мы наполним ее таким хорошим семенем.

— Да уж, откуда даже у хозяев оно? Не говоря о этом худосочном трелле. Эй, ты, девка. Иди сюда. Бусики янтарные получишь…

— Коли будешь особо ласкова.

— Ха-ха-ха…. - заржали четверо все вместе.

— Да как вы смеете, я Хальдис Сотидоттир клана Хельгисонар, дочь ярла Соти сына Свейна. Как вы смеете меня рабыней клянуть? — гневно отшила Хальдис пьяных.

Но к ее удивлению хамы вовсе не испугались, и не убежали в ужасе от имени ее отца. Наоборот, они еще больше обрадовались. Теперь все лица у них были похожи как у братьев: сквозь бороды проглядывали в оскале желтые зубы.

— Клянусь молотом Тора, боги милостивы к нам… — сказал державший в руках копье Дюри. — Ярл будет очень доволен…

— Да ты не волнуйся, девка. Ты уже с завтрашнего утра можешь считать себя сиротой, Ярл Кетиль Хильдирсон, младший брат старейшины всего нашего клана, избавит тебя от отца, если уже не избавил. Клан Бьярнарсонар не будет больше сносить оскорбления от хилого клана Хельгисонар…

— А ты, рабыня, взятая на меч, будешь ухаживать за овцами и рожать мужчин нашему клану.

— Может даже мне, — откликнулся чуть более трезвый Арнльот.

— Или мне…

От этих слов Хальдис побледнела и бросилась в сторону длинного дома, но тут же была поймана в объятья Дюри.