Ангел Экстерминатус - Грэм Макнилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Форрикс не двигался. В этом не было никакого смысла.
Кто выстрелит первым, тот прикончит врага, жестокая математика войны в самом простом виде.
Прежде чем Титан или «Теневой Меч» выстрелили, Форрикс услышал хорошо узнаваемый гул, предвещающий массированный артиллерийский обстрел. Он обернулся и увидел огненные дуги, прочертившие следы в нижних слоях атмосферы, вслед за которыми налетит оглушающий рев и шквал смерти с небес.
— Самое время, Торамино, — проговорил он.
— Ты — Ангел Экстерминатус? — выдавил Пертурабо, не зная, смеяться ли ему над манией величия брата, или использовать её, чтобы разжечь собственный гнев. — Ты всегда безудержно увлекался самолюбованием, но это самая большая иллюзия из всех.
Фулгрим широко развел руки, позволяя кипящей бури света развевать его плащ. Свет зеленого солнца окружил ореолом его голову и очертил его тело болезненным свечением.
— Я и не ожидал, что ты будешь способен понять. — сказал Фулгрим, и в какую-то секунду Пертурабо понял, что его брат больше не стоит на земле, а медленно начинает парить над ней. — Для почитателя давно покойного изобретателя со своеобразным воображением и неутолимым любопытством, ты довольно нерадивый ученик. У тебя ограниченное восприятие, братишка, и всегда оно было таким. А что еще можно ожидать от грязекопателя вроде тебя? Ты вечно роешь носом землю, какие возможности ты бы смог получить от обладания этими великолепными горизонтами, которых мы достигли?
Пертурабо двинулся к Фулгриму, но едва он сделал шаг, как брат произнес всего одно слово. Его кошмарное звучание пронзило его мозг как шипастое шило воткнутое в ухо до упора.
Он споткнулся и упал на колено, пока его нервная система корчилась от боли.
Он заставил себя подняться на ноги, скрипя зубами от хруста собственных костей и скрипов каждого сухожилия, находящихся на грани разрыва.
— Впечатляет, брат, — сказал Фулгрим с удивлением, — Мало кто может устоять против истинного имени Бога Потворства.
Слова Фулгрима не имели смысла, но Пертурабо не требовалось понимать брата для того, чтобы убить его. Он продолжал терпеть боль, каждый шаг был битвой, которую он мог и не выиграть. Ноющая усталость, которая периодически проявляла себя ранее, вернулась с новой иссушающей силой. Сокрушитель наковален ощущался просто мёртвым грузом на плече, и он был вынужден бороться за каждый вдох, лёгкие были сдавлены собственной грудной клеткой.
— Ты силен Пертурабо, возможно, самый сильный из всех нас, — произнес Фулгрим с неподдельным восхищением в голосе. — Подозреваю, что именно поэтому камню-магетару потребовалось столько времени, чтобы ослабить тебя.
— … «Жнец»? — прохрипел Пертурабо, его познания эльдарского языка сработали вяло и замедленно.
— Мой подарок тебе, — ответил Фулгрим, указывая изящным пальцем на грудь Пертурабо, где золотой камень в черепе на заколке плаща пульсировал своим собственным сердцебиением.
— Твои познания в лабиринтах были не единственной причиной, почему я избрал тебя.
— Избрал для чего? — прошипел Пертурабо, понимая, что желание его брата потешить своё эго, купит ему немного времени.
— Жертва, и только жертва, вот что ценится высоко. — сказал Фулгрим, — А твоя сила ценится очень высоко. И мной и Воителем. Хорус, конечно, разозлится, но когда поймет, кем я стал, он согласится, что твоя смерть была ненапрасной.
— Собираешься убить меня?
Фулгрим наградил его фальшивой ухмылкой сожаления. — В этом весь смысл жертвоприношения.
— Почему? Чего ты этим добьёшься?
— Ах, — вздохнул Флгрим, протягивая руки по направлению к сверкающим россыпям камней, помещенных в стены вокруг них. — Помнишь ли ты, как я рассказывал, что мне открылись многие секреты? Пертурабо кивнул, стараясь перебороть всесокрушающую вялость, от которой конечности наливались свинцовой тяжестью. Казалось, что лицо Фулгрима сейчас просто расколется от ухмылки, маниакальной и голодной.
— Я говорил тебе, что придет день, и я поделюсь этими секретами с тобой, и они сблизят нас, как никогда ранее. Этот день настал. — сказал Финиксиец, и Пертурабо опустился на колени, поскольку волны новой боли хлынули в его тело. Ощущения были как от хирургической пики, воткнутой ему в сердце и медленно высасывающим жизненную силу.
— Я уже не тот, кого ты раньше знал, брат, — сказал Фулгрим, скользя к нему по воздуху. — Я изменился еще до Исствана, хотя и не знал об этом. Началось это на Лаэре, хотя для тебя это не очень важно. Раса, населявшая этот скалисто-океанический мир, поклонялась существам, которых я ошибочно принял за вымышленных персонажей из их ранней истории, но я ошибался. Их боги оказались более чем реальными.
— Боги?
Фулгрим отмахнулся от уничижительных ассоциаций. — Существа, столь могущественные, что их вполне можно называть богами. Они для нас примерно тоже, что мы для микробов: величественны и бессмертны, великолепные и всемогущие.
— Микробы всё ещё могут убивать, при том в больших количествах, — заметил Пертурабо, но Фулгрим проигнорировал его.
— Эти существа обитают в глубинах варпа, и всё что они требуют взамен власти, лежащей за гранью воображения — преданность. Одно из них возжелало обладать моим телом, и какое-то время пыталось пользоваться им, как своим собственным, нанося ужасающий ущерб от моего имени.
Лицо Фулгрима скривилось от неприятного воспоминания, словно плоть его вела какую-то битву, вплоть до молекулярного уровня.
— Как оно изучало меня, так и я изучал его и нашел способ с ним бороться. Мы сражались за право обладать моим телом, и пришли к некого рода…компромиссу.
Пертурабо услышал, что последнее слово было произнесено с нескрываемым презрением, всем было известно, что любые полумеры — анафема для Фениксийца.
— Я восстановил контроль над своим телом, но прикосновение порождения Хаоса, это рана, которая никогда не излечивается, вечно кровоточащая стигмата. Без его присутствия, я не смог бы достичь небывалых высот совершенства. Чтобы я ни делал, часть меня всегда оставалась ненасытной. Я был бездонным кораблем, вечно чешущимся зудом, и голодом, который невозможно утолить. Так что я решил уподобиться ему. И вот мы здесь.
— И где же оно?
— Здесь, — сказал Фулгрим, сжимая кулаки и поднося руки к груди.
Пертурабо услышал многочисленные хрусты, как если бы ломались кости, и мерцающие огоньки над ним начали двигаться. Выглядело это так, словно дальние стены хранилища начали перемещаться, и секунду спустя он разглядел почему. Поначалу это казалось приближающимся туманом, словно едва различимое движение краев спиралевидных галактик, но потом Пертурабо увидел, что всё обстояло гораздо хуже. Каждый инкрустированный когда-то в стену камень помчался в сторону зеленого солнца, сияющего за спиной Фулгрима.
Блестящие камешки летели словно пули, но за мгновение до удара Флгрим выставил ладони, и они прекратили свое движение вперед, формируя переливающуюся сферу вокруг солнца. Открытыми остались лишь верхние края сферы, через которые Пертурабо мог видеть только тьму.
Возможно, зрение начинало подводить его, но ему казалось, что свет солнца начал угасать. Как звезда, истощившая свои топливные запасы, зеленое солнце устремилось к своему коллапсу. Поверхность его бушевала в борьбе за выживание, но Пертурабо видел, что это проигранная битва.
Он стащил Сокрушителя наковален, и, упершись головой о землю, заставил себя начать подниматься еще раз.
— Будешь ли ты стоять на коленях или на ногах, это не имеет значения для того, что должно произойти. — сказал Фулгрим
— Это имеет значение для меня, — ответил Пертурабо, прилагая немыслимые усилия, чтобы просто говорить. — Если мне суждено умереть, то я намерен сделать это стоя на ногах.
— Я буду скучать по тебе, братишка, — сказал Фулгрим, наклоняясь, чтобы вырвать золотой камень из серебряного черепа на груди Пертурабо. Он установил его в специальную выемку на орле на собственной груди, и вздохнул, словно наркоман, получивший дозу.
— О, да, — произнес Фулгрим, как только первые чёрные прожилки побежали по камню. — Это мог быть только ты.
Фулгрим подошел ещё ближе, чтобы обнять его с мечтательной улыбкой на губах.
Пертурабо стало плохо от прикосновения Фулгрима, ему едва хватало сил, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы оттолкнуть его. Фулгрим поцеловал его в обе щеки и посмотрел наверх с хищным выражением лица.
Сверкающий ливень битого стекла вливался в сферу, осколки кристаллов вырванных из коренной породы другого мира и сброшенные с верхнего края шахты. Вот что притащили смертные последователи Фулгрима на своих спинах в гробницу.
— И воздвигнет он великолепный город зеркал, — сказал Фулгрим, светящиеся слезы текли из его глаз. — То будет город миражей, одновременно прочный и текучий, одновременно воздушный и каменный.