Лжец на кушетке - Ирвин Ялом

Правду? — продолжала Кэрол. — Вы хотите услышать правду? Правда то, что вы помогли мне. Больше, чем вы думаете. Далее: нет, чем больше я думаю об этом, тем отчетливее понимаю, что совсем не хочу уходить от вас. И не хочу никакого другого психотерапевта. У нас с вами, наверное, был трудный период. Возможно, сама того не осознавая, я испытывала вас. И это было очень тяжелое испытание».

«И как, я его прошел?»

«Думаю, да. Даже более того — вы показали самые высокие результаты».

«Ив чем же заключалось это испытание?»

«Ну… не знаю… нужно подумать. Скажем так, я могла бы рассказать вам кое-что, но, Эрнест, не могли бы мы отложить это до следующего раза? Я должна сегодня кое-что обсудить с вами».

«Хорошо. Но мы с вами все выяснили?»

«Почти все».

«Тогда давайте перейдем к вашей проблеме. Вы сказали, что это касается одного из ваших клиентов».

Кэрол описала ситуацию, в которой оказался Маршал. Она сказала Эрнесту, что ее клиент — терапевт, но в остальном приложила все усилия, чтобы нельзя было догадаться, о ком идет речь, напомнив Эрнесту, что она связана обязательством конфиденциальности, чтобы тот не задавал вопросов.

Эрнест отказался ей помочь. Ему не понравилось, что Кэрол хочет превратить терапевтический сеанс в профессиональную консультацию, и выдвинул целый ряд возражений. Она сопротивляется работе над своими проблемами; она впустую тратит свое время и деньги; а ее клиенту нужен не адвокат, а психотерапевт.

Кэрол ловко расправилась со всеми его аргументами. При чем здесь деньги? Она ничего не теряет. Клиент платит ей больше, чем она Эрнесту. Что касается предложения отправить клиента к психотерапевту — в общем, он просто откажется, а объяснить почему она не может из-за конфиденциальности. И не избегает она разговора о своих проблемах — наоборот, она хотела бы провести несколько дополнительных сеансов, чтобы наверстать упущенное. Тем более проблемы клиента напоминают ей ее собственные, так что таким образом она могла бы косвенно их проработать. Самым сильным ее аргументом на этот счет было заявление о том, что, проявляя альтруизм по отношению к своему клиенту, она делает именно то, что хотел от нее Эрнест, а именно разрывает порочный круг эгоизма и паранойи, в который вовлекли ее мать и бабушка.

«Хорошо, вы меня убедили. Вы опасная женщина, Каролин. Если мне когда-нибудь придется участвовать в судебном разбирательстве, я бы хотел, чтобы вы представляли мои интересы. Расскажите мне о вас и вашем клиенте».

Эрнест был опытным консультантом. Он внимательно выслушал все, что Кэрол рассказала ему о Маршале: его гнев, высокомерие, одиночество, преувеличенный интерес к деньгам и статусу, отсутствие интереса ко всему остальному в жизни, в том числе и к семейной жизни.

«Что меня особенно удивляет, — сказал Эрнест, — так это тот факт, что он не видит никаких перспектив в будущем. Он полностью захвачен этими событиями, чувствами, он полностью идентифицировался с ними. Мы должны найти способ заставить его отойти на несколько шагов назад. Должны помочь ему посмотреть на себя со стороны — издалека, в космической перспективе. Именно это я пытался проделать с вами, Каролин, когда предлагал вам посмотреть на ситуацию с высоты длинной череды событий, из которых состоит ваша жизнь. Ваш клиент стал тем, что с ним происходит, — он потерял способность ощущать себя как устойчивое «я», которое переживает эти события в один из отрезков отведенного ему времени. Хуже всего то, что ваш клиент уверен в том, что страдания, которые он испытывает в настоящий момент времени, останутся с ним навсегда и не отступят никогда. Это несомненный симптом депрессии — грусть в сочетании с пессимизмом».

«И как можно справиться с этим?»

«Есть множество способов. Например, сказанное вами позволяет мне сделать вывод о том, что основой его идентичности являются достижения и эффективность. Сейчас он скорее всего чувствует себя абсолютно беспомощным, и эта беспомощность пугает его. Судя по всему, он забыл, что у него есть выбор и что возможность выбора дает ему возможность измениться. Нужно помочь ему понять, что затруднительная ситуация, в которой он оказался, не была предопределена судьбой, но стала результатом его собственного свободного выбора — например, выбора возвести деньги в культ. Как только он поймет, что эта ситуация создана его собственными руками, его можно будет подвести к пониманию того, что он сам способен найти из нее выход: он оказался в такой ситуации по своему выбору, поэтому он может выбрать выход из нее.

Или, — продолжал Эрнест, — он может не осознавать, что мучительная ситуация, в которой он оказался, развивается по естественным законам бытия: сейчас она есть; когда-то она возникла и когда-нибудь закончится. Вы можете даже вспомнить с ним, когда еще ему приходилось чувствовать такую ярость, такую боль, а потом помочь ему вспомнить, как они стихли, — так и мучения, которые он испытывает сейчас, станут когда-нибудь лишь замшелыми воспоминаниями».

«Отлично, Эрнест, отлично. Великолепно! — сказала Кэрол, делая пометки в своем блокноте. — Что еще?»

«Итак, вы сказали, что он терапевт. Когда я работаю с терапевтами, я часто понимаю, что могу использовать их собственные профессиональные качества. Это хороший способ заставить их дистанцироваться от себя, посмотреть на себя со стороны»

«Как вы это делаете?»

«Есть один простой способ: попросите его представить, что к нему в кабинет приходит пациент с точно такой же проблемой. Как бы он работал с этим пациентом? Спросите: «Какие чувства мог бы вызвать у вас такой пациент? Как бы вы работали с ним?»

Эрнест подождал, пока Кэрол перевернет страницу, и продолжил:

«Будьте готовы к тому, что это вызовет у него раздражение; страдающие психотерапевты ничем не отличаются от своих пациентов: они хотят, чтобы о них позаботились, чтобы им не пришлось лечить себя самим. Но будьте упорны… это эффективный подход, хорошая методика». «То, что называется «бескорыстная любовь»?»

«Бескорыстная любовь — не мой случай, — продолжал Эрнест. — Мой бывший супервизор всегда говорил, что я предпочитаю получить немедленное вознаграждение в виде любви пациентов, чем более важное — видеть их личностный рост. Я думаю… да что там, я уверен, что он прав. И я очень благодарен ему за то, что он открыл мне глаза на это».

«А его высокомерие? — сказала Кэрол, оторвавшись от своих записей. — Мой клиент настолько заносчив, настолько конфликтен, что у него вообще нет друзей».

«Обычно в таких случаях мы сталкиваемся с реактивным образованием: под маской высокого самомнения и заносчивости обычно скрываются неуверенность в себе, стыд и самоуничижение. Высокомерные, конфликтные люди обычно нуждаются в гиперкомпенсации, чтобы только оставаться наравне с другими. Так что я на вашем месте не стал бы работать с его высокомерием. Займитесь лучше самопрезрением…»

«Медленнее, медленнее». Кэрол подняла руку, показывая, что не успевает за ним записывать. Когда она закончила, он спросил: «Что еще?»

«Он помешан на деньгах, — сказала Кэрол, — и статусе — он мечтает входить в круг избранных. Еще одиночество. Такое ощущение, что жена, семья не играют в его жизни никакой роли».

«Вы знаете, разумеется, быть жертвой мошенничества несладко, но такая бурная реакция вашего клиента меня удивляет — паника, ужас… складывается ощущение, что на карту поставлена вся его жизнь, что без этих денег он ничто. Я бы выяснил, что породило этот личный миф, и, кстати сказать, я бы намеренно и часто употреблял именно этот слово — «миф». Когда он создал этот миф? Чей голос подсказал ему это? Хотелось бы узнать, как относились к деньгам его родители. Это важно, потому что, судя по вашим словам, его погубило именно благоговение перед статусом: судя по всему, умный мошенник понял это и использовал против него, заманив его в ловушку.

Странно, — продолжал Эрнест, — что для вашего клиента — чуть не сказал «пациента» — эта потеря превратилась в его глазах в крах, полное разорение, но под вашим умелым руководством он сможет понять, что это мошенничество стало его спасением. Возможно, это лучшее, что с ним могло случиться!»

«Как мне привести его к этой мысли?»

«Я бы предложил ему заглянуть в глубь себя, исследовать свою сущность и выяснить, действительно ли конечной целью и назначением его жизни являются деньги. Я часто предлагаю таким пациентам спроецировать себя в будущее — в момент смерти, похорон, — представить свою могилу и составить эпитафию на надгробную плиту. Как бы ваш клиент почувствовал себя, поняв, что его одержимость деньгами будет увековечена в камне? Неужели он захочет, чтобы итог его жизни выглядел таким образом?»

«Жутковатое упражнение, — поморщилась Кэрол. — Напоминает то упражнение с линией жизни, которое вы предлагали мне проделать. Может, мне и самой стоит попробовать? Но не сегодня. У меня еще остались вопросы. Скажите мне, Эрнест, как вы считаете, чем объясняется его безразличие к жене? Я случайно узнала, что у нее, возможно, есть любовник».