Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура - Жан К Кассу

Затем стали расти финансовые трудности. И все же «Театр д’Ар» добьется еще одного успеха: это постановка Адольфом Ретте и Люнье-По в декабре 1891 г. пьесы Метерлинка «Слепые». Другие спектакли уже не были встречены столь благосклонно, их символизм казался слишком темным. Так случилось со спектаклем по «Кантике кантик» Поля Наполеона Руанара, с «Теодатом» Реми де Гурмона и с последним спектаклем Поля Фора, который объединил «Ночи сатаны» Жюля Буа, «Первую песнь Илиады» и две сцены из «Верценгеторикса» Эдуара Шюре. После этой последней постановки в конце марта 1892 г. журнал «Меркюр де Франс», в целом поддерживавший «Театр д’Ар», проявил безжалостность и предсказал, что если детище Фора останется прежним, то вскоре станет чем-то вроде «скандального заведения и гротескного гиньоля, вызывающего у филистимлян сарказм и гомерический хохот».

После этого провала «Театр д’Ар» закрылся. Однако его опыт показал, что в действительности рецепты не столь уж и непоколебимы. Более того, у Фора достало отваги выявить по крайней мере два принципа, которые свойственны символистскому театру: преобладание слова над действием, сотрудничество с такими художниками (Анри Кола, Поль Серюзье, Пьер Боннар, Морис Дени), которые создают декорацию атмосферы и намека, а не иллюстрируют, подобно традиционным театральным художникам, место действия или интригу.

Именно в этом направлении будет продолжать поиск в собственном театре, театре «Эвр», Люнье-По. Заслуга Поля Фора по меньшей мере в том, что, пойдя на сотрудничество с Люнье-По в недолговечном «Театре д’Ар», он показал ему, в каком направлении следует вести этот поиск.

ФУЛЛЕР Лои (Фуллерсбург, близ Чикаго, 1862 — Париж, 1928).

Р. ЛАРШ. Американская танцовщица Лои Фуллер. Лампа, бронза. Ок. 1896

После того как эта американка решилась добиться известности на сцене, она заявила о себе в амплуа драматической актрисы («Фауст» в чикагской «Опере», 1885), чтобы в конце концов прославиться своим искусством танца. В Париже ее увидели в «Фоли бержер» в «Огненном танце» (1892), затем она вместе с Айседорой Дункан и Мод Аллен участвовала в ряде спектаклей во время Всемирной выставки 1900 года.

Она приводила в восхищение французских символистов, танцуя при полном отсутствии декораций. Атмосфера создавалась игрой электрического света на прозрачных занавесях в унисон движениям тела. Зритель таким образом был вовлечен в грезу, в возведение своей собственной декорации. На сцене, освобожденной от громоздкого оборудования, все материальное уступило место проекции духовной реальности.

В 1904 г. Роже Маркс в своей книге о Лои Фуллер заметил, что она смогла воплотить идею спектакля, о которой мечтал Малларме. Впрочем, Малларме сам отдал ей должное (статья в «Нэйшнл обзервер» за март 1893 г.), очарованный тем, что она списала «в архив» «традиционное устройство постоянной декорации».

Камиль Моклер хорошо выразил то, кем была эта танцовщица конца века для своего поколения: «Лои Фуллер вырывает нас из душераздирающих конфликтов обыденной жизни и переносит в возвышенные края грез на прозрачных крыльях своего плавного и размеренного танца».

ШВОБ Марсель (Шавиль, 1867 — Париж, 1905). Это был и весьма тонкий и оригинальный критик, и один из самых своеобразных писателей конца века. Его одинаково интересовали арго, греческие куртизанки, христианское предание, англо-саксонская литература (Шекспир, Дефо, По, Стивенсон). Юмор, фантазия, интеллектуальная изощренность, ирония пронизывают его многочисленные рассказы (собранные в сборники «Двойное сердце», «Король в золотой маске», «Воображаемые жизни»). Состоящая из новелл «Книга Монеллы» (1894) была воспринята как произведение, отразившее все черты символистской чувствительности и оказавшее глубокое воздействие на интеллектуальную молодежь, связанную с «Меркюр де Франс».

ШЮРЕ Эдуар (Страсбур, 1841 — Париж, 1929). Он был одним из первых инициаторов знакомства с Вагнером во Франции, ибо первая книга, написанная вслед за его «Музыкальной драмой» (1875) и специально посвященная вагнеровскому творчеству, была опубликована Жюдит Готье лишь в 1882 г. Все поколение символистов, начиная с Малларме, обязано ему этим открытием. Но Шюре был не просто историком музыки. С его именем связаны и другие увлечения эпохи, в частности, увлечение теософией. В 1889 г. он выпускает «Великих посвященных», где, в соответствии со своими спиритуалистическими взглядами, ищет способы того, как преодолеть кризис современной мысли и раскол между Наукой и Религией. Шюре также автор стихотворений, пьес и романов. Один из них, «Ангел и сфинкс» (Париж, 1897), развивает тему, близкую символистам как в литературе, так и в живописи, — тему двойственной природы женщины, которая одновременно и ангел и соблазнительница, стремящаяся подчинить мужчину своим инстинктам.

ЮРЕ Жюль (Булонь-сюр-Мер, 1864 — Париж, 1915). Приехал в Париж в 1886 г. после трудных лет жизни в родном городе; сотрудничал в разных журналах: «Л’Эвенман», «Л’Эстафет», затем в 1889 г. — в «Эко де Пари», где получил известность, опубликовав цикл статей (3 марта — 5 июля 1891 г.), в том же году собранных в книгу «Анкета о литературной эволюции». Речь шла о беседах, которые он провел с шестьюдесятью четырьмя писателями-со временникам и. Отправной точкой этих бесед стала публикация романа Барреса «Сад Беренисы» и книги стихов Жана Мореаса «Страстный пилигрим», обе книги стали предлогом для расспросов о состоянии натурализма и антагонистичного ему символизма. Этот цикл бесед — очень важный документ для изучения литературных проблем эпохи.

Жюль Юре напечатал и другие работы: дневники путешествий, различные анкеты по социальным вопросам, судебную хронику, репортажи.

Основные журналы и объединения

Если возникает содружество молодых людей, сходных по мировоззрению и к тому же пишущих, но не имеющих возможности печататься, то принимается закономерное решение основать собственное издание! Что и стало происходить в 1885–1900 гг. в многочисленных символистских кружках. Когда символисты достигли поры самоутверждения, оказалось, что все ключевые литературные посты заняты предшествующим поколением писателей и изменить эту ситуацию не удавалось. Следовало, таким образом, найти собственные способы выразить себя. И маленькие, часто недолговечные журналы стали появляться почти повсеместно. Именно они распространили символистское движение по всей Европе и даже донесли его до Японии.

Эти издания были самыми разными. Они могли выходить, как «Декадент», в виде газетной полосы или толстого журнала, как «Меркюр де Франс». Но большую часть из них сближало определенное умонастроение — отказ от устоявшихся ценностей как в политике, так и в литературе. Отсюда (и это касается не только «Ревю бланш») — симпатия к анархистским идеям и одновременно оппозиция к признанным художественным движениям, особенно к натурализму. На претензии науки управлять всем и вся эти молодые люди отвечали своей потребностью в Душе, в духовности. Фривольностям, в которых купались их предки, они противопоставляют интеллектуальные наслаждения.

В этом заключалась опасность (ее они не только не избежали, но и, скорее, поддерживали) жизни под стеклянным колпаком, в отрыве от установленных общественных норм. Все эти литературные начинания, откровенно говоря, редко удостаивались внимания широкой публики и вызывали, как правило, лишь насмешки, постоянно сопровождавшие эксцентричные выходки декадентов. Радости творчества, на которые они ссылались (Верлен, Малларме, Вилье де Лиль-Адан), были расценены читателем как ничтожные. Эта ситуация была сходной практически во всех странах — желание символистов любой ценой утвердить свою оригинальность нередко приводило их к вызывающему эстетизму, к дендизму, к полной герметичности творчества. Отсюда та благосклонность, с которой в символистских кругах относились к культу Красоты и мистическим или эзотерическим доктринам.

Глубокое своеобразие этих журнальчиков воспринимается в наши дни скорее доброжелательно, и нас скорее удивляет презрительное отношение к ним большей части прессы конца века, которую, впрочем, сами символисты считали бульварной и продажной. Разумеется, их авторы часто не знают меры. Это касается как похвал, так и критики, в результате чего стиль многих публикаций, говорящий о намеренном неприятии существующих литературных норм, становится напыщенным и неестественным. Но все это только пена! Зато какое кипение идей, сколько сомнений и сколько отваги! То, что сохранило в них свою актуальность, имеет смысл назвать авангардом. Несмотря на ограниченный тираж, они утвердили независимость современных литературно-художественных журналов, — журналов, благодаря которым существует то или иное литературное направление.