Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я великолепно, Никита Сергеевич, знаю западное искусство, у меня целая библиотека по абстрактному искусству есть, но я не абстрактный художник. Я вам скажу, что я их всех знаю, но это не значит, что они меня сагитировали быть абстракционистом. Черта с два! Что заставляло их уважать меня? Я приезжаю в Париж, мне жмут руку: гражданин Дейнека. Да, я гражданин Дейнека. (Оживление.) Мне как-то один критик сказал: вот ты, Дейнека, хороший молодой художник, но если бы ты попробовал этот жанр, то был бы тогда совсем замечательным. Я ему сказал, что я не знаю французских женщин, я люблю русских девушек, почему я должен писать, как этот Мура, французских женщин. Правильно сказал, потому что я люблю русский пейзаж, русских ребят. Никита Сергеевич, я тоже в Донбассе работал, рисовал. Я начал свою деятельность с „Безбожника“. Даже я смотрю сейчас, вроде нереальные картинки, без ретуши. Вы знаете, а эти шахтеры понимали, что я рисую. Я думаю, что наш советский народ немного шире понимает искусство, чем его хотят некоторые представить. Я думаю, что мы за мечту, а не за натурализм. Мы за фантазию, мы за изобретательство; во всех областях у нас есть новаторство, а как только мы доходим до слова новаторство в изобразительном искусстве, так считаем — это почти формализм (Оживление. Аплодисменты.)».
Затем 24 и 26 декабря прошли заседания идеологической комиссии ЦК КПСС под председательством все того же Ильичева. Никонов вспоминал, что на одно из таких совещаний пришла министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева и на лестнице решила обратиться к нему, а рядом шел Дейнека. «Фурцева говорит: „Никонов, что же вы там…“ и начинает высказывать мнение по поводу произошедшего на выставке, когда картина „Геологи“ Никонова вызвала резкую критику Хрущева. Тогда Дейнека говорит: „Он хороший парень! Вы его не ругайте! В свое время меня тоже списали и мои картины, как списанные продавались по рублю — просто выкинуть нельзя было, вот и выкидывали за копейки“. Фурцева сказала: „Александр Александрович, я вас знаю, вы всегда за молодежь!“ И они пошли дальше, о чем-то разговаривая», — вспоминал Павел Никонов[226]. Показательный эпизод, подчеркивающий, что Дейнека и тогда под мнение власти не подстраивался.
Отношения его с руководством Академии художеств СССР, будь то Александр Герасимов или Владимир Серов, и с советскими вождями складывались не всегда просто. Но ключ к сердцу Екатерины Фурцевой он все-таки подобрал. Это выглядит особенно парадоксально, если вспомнить, что в период работы Дейнеки в МИПИДИ Фурцева приезжала в институт в поисках компромата на него. Впрочем, она часто меняла свое мнение в зависимости от политической конъюнктуры, что видно из открытых недавно архивных документов. В 1960 году Екатерину Алексеевну не избрали в состав Президиума ЦК КПСС (то есть убрали с партийного олимпа по велению Хрущева), что стало для нее страшным ударом, но оставили министром культуры. На этом посту она оставалась до 1971 года и была крайне активна, как и раньше. Деятельность ее отличалась разными и иногда взаимоисключающими шагами.
Екатерина Алексеевна, в отличие от многих начальственных дам, оставалась на своих высоких постах настоящей женщиной, не чуждой романтическим чувствам и увлечениям. У нее сложились дружеские отношения с некоторыми представителями творческой интеллигенции, включая Дейнеку. Его водитель Владимир Галайко даже называл ее лучшей подругой художника. По понятным причинам Владимир Алексеевич обращает внимание прежде всего на «автомобильную» составляющую отношений Дейнеки и Фурцевой: «Екатерина Алексеевна, она лучший человек у него была! Он часто встречался с ней. Она в машине с нами ездила, мы в Кремль ездили, и она ездила на „чайке“ вместе с ним. Я ехал следом. И она всё повторяла: „Саша, Сашка, Сашенька“. И он ей: „Катенька моя!“ Я ему говорю: „Чего вы так с ней, она же, это, с ней же и Хрущ дружит!“ А он говорит: „Да я, если надо, если захочу — завтра Хруща сниму!“».
«Да как вы снимете?!» — удивлялся водитель, никогда не скрывавший своей работы на КГБ. «Как? Создам мнение, и тут же его, это того!» — говорил Дейнека. Кстати, в конечном счете так и получилось. По воспоминаниям водителя, Фурцева часто бывала в мастерской у Александра Александровича на улице Горького. «Даже было так, что мы ехали вместе, а следом „чайка“ пустая ехала, а она ехала в нашей машине. Сказать, что они были в близких отношениях, я не скажу, потому что не то, что „не скажу“, а не знаю. Вот так», — признавался Галайко в интервью сотруднице Картинной галереи имени Дейнеки в Курске Марине Тарасовой. По всей видимости, Дейнеке удалось добиться симпатии власти на склоне жизни, став одним из фаворитов Екатерины Фурцевой. Мы никогда не узнаем, какими точно были у них отношения, но одно можно предположить с большой долей уверенности: и тот и другая были большими любителями заглянуть в рюмку. И это их, конечно, сближало.
По воспоминаниям водителя, Дейнека иногда разговаривал по телефону с Хрущевым: «Он не ему именно звонил, а позвонит секретарям, а потом его соединяли с Хрущевым», но о содержании бесед ему ничего известно не было. По всей вероятности, Дейнека обсуждал с Хрущевым оформление Кремлевского дворца съездов, где по эскизам мастера были созданы мозаичные гербы союзных республик СССР. Их можно увидеть и сегодня. Вот что писала об этой работе Екатерина Сергеевна Зернова: «Иные художники громоздили в эскизах многофигурные композиции, а он просто предложил гербы, соединив их развевающимися лентами, входившими в рисунок каждого герба. Получился непрерывный фриз и четкое членение. Очень красиво сочеталось розовое с золотом»[227].
Об этой работе Дейнеки вспоминают довольно редко, поскольку нет больше союзных республик, как нет и Советского Союза. В центре, при входе в зал заседаний Кремлевского дворца на потолочном торце в технике флорентийской мозаики исполнен герб РСФСР
