Человек СИСТЕМЫ - Георгий Арбатов

Во время войны экономические и социальные различия да и абсолютный объем привилегий для тех, кто был наверху, разительным образом возросли. Особенно к ее концу, когда появились «трофеи» и наладилась американская помощь (немалая ее доля — знали это организаторы ленд-лиза или нет — шла на подкармливание начальства). А карточная система была доведена до крайней степени изощренности. Хочу это особо подчеркнуть, так как наши популисты рассуждают о карточках как чуть ли не о вершине социальной справедливости. Карточки были разных категорий. И не только иждивенческая, для служащих и рабочая, но и специальные, нескольких категории, для начальства — так называемые литерные. В дополнение — система ордеров и талонов на разные товары. Ордера на водку, например, служили тогда наиболее устойчивой валютой. Но были ордера также на промтовары. Спекуляция получаемыми по ордерам водкой, отрезами, обувью и другой всячиной стада почти что частью нормального образа жизни семей ответственных работников. Все больше начала выделяться верхушка генералитета. Некоторые генералы зарвались настолько, что даже смотревший на это разложение сквозь пальцы Сталин их одернул, а нескольких велел арестовать. Это был настоящий «пир во время чумы», ибо народ бедствовал, жил, по существу, в нищете, недоедал. На первый взгляд, абсурдно, но факт — отмена карточек ухудшила материальное положение широкого круга номенклатуры, уменьшила её привилегии.

Но вскоре привилегии вновь начали расти. В разных видах: почти бесплатного пользования дачами, персональных машин, бесплатных завтраков, бесплатных (или оплачиваемых чисто номинально) обедов, пребывания в выходные дни в домах отдыха, больших дотаций за путевки в дома отдыха и санатории, «лечебных денег» (выдаваемого при уходе в отпуск лишнего месячного оклада). Но вершиной всего в сталинские времена стали так называемые пакеты, то есть приплата к заработной плате ответственных работников — она могла составлять от нескольких сот до многих тысяч рублей (тогдашними деньгами) в зависимости от должности. И выдавалась в конверте («пакете»), тайком, не облагалась налогом и даже не учитывалась при уплате партийных взносов. Министр, например, вместе с зарплатой получал тогда более 20 тысяч рублей, что соответствовало с учетом реформы 1960 года сумме, превосходящей две тысячи. Если учесть инфляцию и отсутствие налога, то это раза в два больше оклада, установленного в свое время для Президента СССР. Соответственно получали и чины поменьше. Ко всему этому добавлялись «безденежные» привилегии.

Это была, я убежден, сознательная политика Сталина, направленная на подкуп верхушки партийного и советского аппарата, втягивание ее в своего рода круговую поруку, линия на то, чтобы с помощью прямого подкупа и внедрения, боязни вместе со служебным постом потерять привилегии обеспечить абсолютное послушание чиновничества и его активное служение культу личности.

Таких привилегии начальству разных рангов, какие существовали к моменту смерти Сталина, наша страна после революции не видела никогда. Другой вопрос, что о них меньше говорили да и меньше знали. Отчасти потому что многие из них были настоящей тайной, за разглашение которой могли строго наказать (к числу таких тайн относились «пакеты»). Отчасти потому, что численность чиновников, пользовавшихся привилегиями, была все-таки заметно меньшей, чем позднее. Как и численность людей, пересекавших в обоих направлениях границу между теми, кто «имеет» и кто «не имеет» (привилегии). Разжалованных часто арестовывали. А если и нет — они молчали. Попасть же наверх было очень трудно. А те, кто там оказывался, вели, как правило, очень замкнутый образ жизни. И тоже помалкивали.

Потому первый поход против привилегий был начат Н.С.Хрущевым без всякого давления снизу, по его собственной инициативе. Когда я пришел в аппарат ЦК (в 1964 году), старые работники все еще не могли успокоиться, оправиться от шока, который вызвала ликвидация части привилегий (по аналогии с вошедшими для того поколения в политграмоту «10 сталинскими ударами» 1943–1944 годов их в аппарате назвали «10 хрущевскими ударами»). Лишили тогда ответственных работников многого: «пакетов», бесплатных завтраков, большой круг людей — бесплатных дач и персональных машин. Но немало и осталось. И, насколько я знаю, с тех пор к привилегиям, оставшимся от Сталина, ничего не добавляли.

Я, конечно, имею в виду официальную сторону дела, а не то, что получали в силу скрытых или явных злоупотреблений служебным положением (барские охоты, гостевые особняки, подарки и т. д.), а тем более коррупции. И, кроме того, конечно, при Хрущеве, а затем при Брежневе непрерывно росло число получателей разных благ, поскольку рос аппарат, пользовались этими привилегиями бесстыдно, даже нагло, нередко строя особняки, гостевые дома, «служебные» гостиницы, санатории и дома отдыха с невероятным расточительством, нелепой и притом безвкусной роскошью.

Однако пора от всегда соблазнительной для автора, но уже изрядно исхоженной темы о жизни «верхов» вернуться к менее занимательным, но не менее важным вещам. Я хотел бы поговорить о том, что тоже составляет важную часть политической надстройки, и прежде всего государства, — об аппарате. В первую голову о том аппарате, который сейчас, имея в виду его функцию в правовом государстве, называют правоохранительным.

Этот аппарат зарождался в годы революции и «военного коммунизма». Гражданской войны, острой внутренней борьбы, когда советское правительство откровенно, ни от кого этого не скрывая, действовало методами диктатуры, временами прибегая к тоже открыто провозглашавшемуся «красному террору». Нормальное уголовное законодательство, нормальная юстиция, нормальная служба охраны правопорядка (милиция) начали создаваться в те же годы, когда экономика переходила на рельсы НЭПа и было осуществлено радикальное — от многих миллионов до 500 тысяч — сокращение армии. А перед внешней политикой была поставлена цель обеспечить мирную передышку (на большее тогда не рассчитывали) и взаимовыгодное сотрудничество с другими странами.

Но далеко в правоохранительной сфере тогда не пошли. А вскоре начался противоположный процесс — создание огромного аппарата политической полиции и внесудебных средств и методов наказания (хотя и суды, по существу, были послушным инструментом административной власти и произвола). Открытые политические процессы (потом оказавшиеся липовыми) конца двадцатых — начала тридцатых годов, зловещие 1937–1938 годы, раскулачивание, депортации целых народов и следовавшие одна за другой вплоть до смерти Сталина волны беззаконий и репрессий были составными частями этого процесса. Так же как использование карательных органов, судов, уголовных наказаний, тюрем и лагерей в качестве инструмента административно-командной экономики (труд заключенных, использование уголовного принуждения для обеспечения трудовой дисциплины — суровые уголовные наказания за «кражу» голодными крестьянами горстки колосков или ведерка картошки, за опоздание на работу более чем на 21 минуту, за выпуск некачественной продукции, за сверхнормативные запасы тех или иных видов сырья и материалов на предприятиях и т. д.).