Большая книга новогодней классики - Антон Павлович Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадий Аверченко. Продувной мальчишка. Рождественский день у Киндяковых
Продувной мальчишка
В нижеследующем рассказе есть все элементы, из которых слагается обычный сентиментальный рождественский рассказ: есть маленький мальчик, есть его мама и есть елочка, но только рассказ-то получается совсем другого сорта… Сентиментальность в нем, как говорится, и не ночевала.
Это – рассказ серьезный, немного угрюмый и отчасти жестокий, как рождественский мороз на севере, как жестока сама жизнь.
* * *
Первый разговор о елке между Володькой и мамой возник дня за три до Рождества, и возник не преднамеренно, а, скорее, случайно, по дурацкому звуковому совпадению.
Намазывая за вечерним чаем кусок хлеба маслом, мама откусила кусочек и поморщилась.
– Масло-то, – проворчала она, – совсем елкое…
– А у меня елка будет? – осведомился Володька, с шумом схлебывая с ложки чай.
– Еще чего выдумал! Не будет у тебя елки. Не до жиру – быть бы живу. Сама без перчаток хожу.
– Ловко, – сказал Володька. – У других детей сколько угодно елков, а у меня, будто я и не человек.
– Попробуй сам устроить – тогда и увидишь.
– Ну, и устрою. Большая важность. Еще почище твоей будет. Где мой картуз?
– Опять на улицу?! И что это за ребенок такой! Скоро совсем уличным мальчишкой сделаешься!.. Был бы жив отец, он бы тебе…
Но так и не узнал Володька, что бы сделал с ним отец: мать еще только добиралась до второй половины фразы, а он уже гигантскими прыжками спускался по лестнице, меняя на некоторых поворотах способ передвижения: съезжая на перилах верхом.
На улице Володька сразу принял важный, серьезный вид, как и полагалось владельцу многотысячного сокровища.
Дело в том, что в кармане Володьки лежал огромный бриллиант, найденный им вчера на улице, – большой сверкающий камень, величиной с лесной орех.
На этот бриллиант Володька возлагал очень большие надежды: не только елка, а пожалуй, и мать можно обеспечить.
– Интересно бы знать, сколько в нем карат? – думал Володька, солидно натянув огромный картуз на самый носишко и прошмыгивая между ногами прохожих.
Вообще, нужно сказать, голова Володьки – самый прихотливый склад обрывков разных сведений, знаний, наблюдений, фраз и изречений.
В некоторых отношениях он грязно невежествен: например, откуда-то подцепил сведение, что бриллианты взвешиваются на караты, и в то же время совершенно не знает, какой губернии их город, сколько будет, если умножить 32 на 18, и почему от электрической лампочки нельзя закурить папироски.
Практически же его мудрость вся целиком заключалась в трех поговорках, вставляемых им всюду, сообразно обстоятельствам: «Бедному жениться – ночь коротка», «Была не была – повидаться надо» и «Не до жиру – быть бы живу».
Последняя поговорка была, конечно, заимствована у матери, а первые две – черт его знает у кого.
Войдя в ювелирный магазин, Володька засунул руку в карман и спросил:
– Бриллианты покупаете?
– Ну, и покупаем, а что?
– Свесьте-ка, сколько каратов в этой штучке?
– Да это простое стекло, – усмехнувшись, сказал ювелир.
– Все вы так говорите, – солидно возразил Володя.
– Ну вот, поразговаривай тут еще. Проваливай!
Многокаратный бриллиант весьма непочтительно полетел на пол.
– Эх, – кряхтя нагнулся Володя за развенчанным камнем. – Бедному жениться – ночь коротка. Сволочи! Будто не могли потерять настоящий бриллиант. Хи! Ловко, нечего сказать… Ну, что ж… Не до жиру – быть бы живу. Пойду, наймусь в театр.
Эта мысль, надо признаться, была уже давно лелеяна Володькой. Слыхивал он кое от кого, что иногда в театрах для игры требуются мальчики, но как приняться за эту штуку – он совершенно не знал.
Однако не в характере Володьки было раздумывать: дойдя до театра, он одну секунду запнулся о порог, потом смело шагнул вперед и для собственного оживления и бодрости прошептал себе под нос: «Ну, была не была – повидаться надо».
Подошел к человеку, отрывавшему билеты, и, задрав голову, спросил деловито:
– Вам мальчики тут нужны, чтоб играть?
– Пошел, пошел. Не болтайся тут.
Подождав, пока билетер отвернулся, Володька протиснулся между входящей публикой и сразу очутился перед заветной дверью, за которой гремела музыка.
– Ваш билет, молодой человек, – остановила его билетерша.
– Слушайте, – сказал Володька, – тут у вас в театре сидит один господин с черной бородой. У него дома случилось несчастье – жена умерла. Меня прислали за ним. Позовите-ка его!
– Ну, стану я там твою черную бороду искать – иди сам и ищи!
Володька, заложив руки в карманы, победоносно вступил в театр и сейчас же, высмотрев свободную ложу, уселся в ней, устремив на сцену свой критический взор.
Сзади кто-то похлопал по плечу.
Оглянулся Володька: офицер с дамой.
– Эта ложа занята, – холодно заметил Володька.
– Кем?
– Мною. Рази не видите?
Дама рассмеялась, офицер направился было к капельдинеру, но дама остановила его:
– Пусть посидит с нами, хорошо? Он такой маленький и такой важный. Хочешь с нами сидеть?
– Сидите уж, – разрешил Володька. – Это что у вас? Программка? А ну, дайте…
Так сидели трое до конца первой серии.
– Уже конец? – грустно удивился Володька, когда занавес опустился. – Бедному жениться – ночь коротка. Эта программка вам уже не нужна?
– Не нужна. Можешь взять ее на память о такой приятной встрече.
Володька деловито осведомился:
– Почем платили?
– Пять рублей[15].
«Продам на вторую серию», – подумал Володька и, подцепив по пути из соседней ложи еще одну брошенную программку, бодро отправился с этим товаром к главному выходу.
Когда он вернулся домой, голодный, но довольный, у него в кармане вместо фальшивого бриллианта были две настоящие пятирублевки.
* * *
На другое утро Володька, зажав в кулак свой оборотный капитал, долго бродил по улицам, присматриваясь к деловой жизни города и прикидывая глазом – во что бы лучше вложить свои денежки.
А когда он стоял у огромного зеркального окна кафе, его осенило.
– Была не была – повидаться надо, – подстегнул он сам себя, нахально входя в кафе.
– Что тебе, мальчик? – спросила продавщица.
– Скажите, пожалуйста, тут не приходила дама с серым мехом и с золотой сумочкой?
– Нет, не было.
– Ага. Ну, значит, еще не пришла. Я подожду ее. И уселся за столик.
«Главное, – подумал он, – втереться сюда. Попробуй-ка выгони потом: я такой рев подыму!..»
Он притаился в темном уголку и стал выжидать, шныряя черными глазенками во все стороны.
Через два столика от него старик дочитал газету, сложил ее и принялся за кофе.
– Господин, – шепнул Володька, подойдя к нему. – Сколько заплатили за газету?
– Пять рублей.
– Продайте
