Голливудские мужья - Джеки Коллинз

– Давай еще разок, – велела она. – Я хочу эту песню записать, и чтобы без дураков.

В постановке небродвейского театра, где появлялась Кларисса, роль ее любовника играл молодой актер. Естественно, у нее сразу возникло желание избавить его от скованности – хотя он жил с одной из ее лучших подруг. «Кэрол ни о чем не узнает, значит, и страдать не будет. А нам близость нужна для работы», – все разложила по полочкам Кларисса.

Он слабо посопротивлялся, сдался и нашел это занятие таким привлекательным, что предложил совершать обряд каждый вечер – во благо публике. Кларисса согласилась.

Когда Джек приехал в театр, ему сказали, что миссис Браунинг запрещает беспокоить ее перед началом спектакля. Категорически.

– Думаю, для меня она сделает исключение, – уверенно сказал он.

Войдя в небольшую гримерную со сценарием Хауэрда под мышкой, он застал следующую картину: Кларисса стояла, согнувшись вдвое и навалившись грудью на свой столик, а худощавый молодой актер, сверкая голыми ягодицами, обрабатывал ее сзади.

Она увидела его в зеркале на туалетном столике – их взгляды встретились. Ее лицо не отражало никаких чувств.

Не говоря ни слова, он бросил на пол сценарий и вышел.

60

– Должен заглянуть Куинн. – Лежа у кромки бассейна, Силвер с улыбкой потянулась. – Говорит, у него что-то важное.

– Куинн – это твой…

– Агент, – закончила она за него.

– Толковый? – спросил Уэс, протягивая руку к открытой банке «кока-колы».

– Будь он бестолковый, стала бы я его держать? Легко пожав плечами, он ответил вопросом на вопрос:

– Я в ваших киношных делах хрен чего понимаю, но вроде бы лучший агент – Зеппо Уайт?

– Ах… Зеппо. – Силвер кинула в рот белую виноградинку, причмокнула от удовольствия. – Когда я собиралась возвращаться в Америку, Зеппо Уайт даже не отвечал на мои звонки.

– Теперь, небось, жалеет.

– Naturellement.[11] Все крупные агенты жалеют. А Куинн тогда не испугался меня взять, и я этого никогда не забуду. Он один в меня безоговорочно верил.

– Твои контракты он пересматривает каждый сезон? Внимательно посмотрев на него, она взяла со стеклянного блюда еще одну виноградинку.

– Для человека, который ничего не смыслит в шоу-бизнесе, ты заметно поднахватался.

– Я разговаривал с Чаком Нельсоном. Он подумывал о том, чтобы заключить контракт с Куинном.

– И что, заключил? Уэс покачал головой.

– Сказал, что идти к Куинну Лэттимору – значит, признавать свое поражение.

– Хм-м… может, для Чака так оно и есть. Если от него отказалась Сейди Ласаль…

– Кто это?

– В Голливуде среди женщин – агент номер один. Она была моим агентом – давным-давно и далеко отсюда. Можешь не спрашивать – она тоже не отвечала на мои звонки, когда я была в отчаянном положении.

– Отчаяние рождает презрение.

– Еще бы! Через что я только не прошла.

Она села, протянула руку к огромной соломенной шляпе. Глаза уже были укрыты от солнца большими плотно прилегающими очками. Она считала, что много солнца ее лицу ни к чему. Солнечные лучи сушат кожу, отсюда – преждевременные линии и морщины.

На ее тело в розовом купальнике без тесемок и с высоким вырезом на бедрах ложился добротный загар.

– Здорово, что в «Спрингсе» мне дали чуток передохнуть, – пробормотала она. – Раз я теперь свободная женщина, надо этим воспользоваться. Как только начнется работа, голову будет некогда поднять.

– Значит, ты очень много работаешь.

– Как собака! – воскликнула она, без сомнения в восторге от такого напряженного ритма.

– А зачем?

Она вытянула перед собой ногу.

– Чтобы денежки зарабатывать, дорогой. Чтобы держаться на уровне, к которому ты очень, очень скоро привыкнешь.

Засмеявшись, он поймал ее точеную лодыжку.

– Уже привык.

Она изогнулась, чуть подалась к нему.

– Знаю. Роскошь затягивает, да?

Пальцами он пробежался по ее ноге, дал им притормозить у низа живота и принялся плавно его поглаживать.

– Приятно, – уведомила его она с легкой хрипотцой. Пальцы его забрались под ткань купальника.

Она замурлыкала от удовольствия.

Он уже был готов предпринять решительные действия, как появился Владимир.

У Владимира выработалась привычка по возможности Уэса игнорировать. Русский управляющий решил для себя, что точно знает, кто такой Уэс Мани: уголовник, проныра и платный жеребец – в таком порядке.

– Телефон, мадам, – объявил Владимир, протягивая ей аппарат. – Мисс Карвелл.

Она взяла трубку.

– Нора? Чем занимаешься?

– С журналистами воюю, – сварливо буркнула та. – Все хотят больше знать об Уэсе. Если мы им чего-нибудь не скормим, они начнут копать по-настоящему.

– Пусть копают, – бросила Силвер с вызовом. Потом повернулась к Уэсу. – У тебя есть что-нибудь жуткое, что надо скрывать, дорогой?

Он указал на мощную выпуклость в своих плавках.

– Только это.

Она тоненько засмеялась.

Стоявший позади Владимир бросил на Уэса свирепый взгляд.

Уэс посмотрел на него.

– Нам ничего не нужно, – сказал он. – Можешь идти.

– Я жду телефон, – ответил Владимир упрямо. – Я беспокою мадам только теми звонками, которые ей нужны.

Уэс глянул на Силвер – та болтала с Норой.

– Слушай, Влад, валил бы ты отсюда, – сказал он негромко. – Понадобишься – я крикну. Будь себе в кухне или где ты там любишь ошиваться – а нас не дергай. Ясно?

Лицо Владимира налилось густой краской.

– Я выполняю распоряжения мадам… – начал он.

– Нет мои, – резко перебил его Уэс. – Иначе живо получишь пинка под зад.

Не говоря ни слова, Владимир отступил, исчез в доме.

Уэс сосредоточил внимание на Силвер.

– Повесь трубку.

– Я разговариваю с Норой…

Он снова принялся поглаживать ее бедро.

– Повесь, говорю.

Она по-девчоночьи захихикала.

– Нора, будем прощаться, у меня тут маленькое ЧП. Перезвоню.

Его пальцы отправились в глубокую разведку. Под лучами жаркого солнца она откинулась на спину и раздвинула ноги, пробормотав:

– Легкая добыча.

– Идем. – Он поставил ее на ноги. – Покажи мне, как включать «Джакузи».

– Волосы промокнут, я не хочу, – заупрямилась Силвер.

– А мне плевать.

– Уэс! Ты неисправим!

Теперь это так называется, подумал он с усмешкой. Она нажала на два рычага, и «Джакузи» забурлил жизнью.

Он взял ее за руку и свел вниз по ступеням в дымящуюся воду. Шляпа и очки все еще были на ней, но его это не смутило. Он вдруг ощутил себя неистовым кобелем, учуявшим суку во время течки. Предаться любви в «Джакузи» – так далеко его фантазия еще не простиралась.