Крамола. Книга 2 - Сергей Алексеев

У генерального не дрогнул ни один мускул, хотя он-то знал, как туго с оборудованием.

— Что просят? — спросил он без интереса.

— Девять тонн плавиковой кислоты, — ответил Кирюк.

— Какой кислоты? Я кислоты не знаю. Где взять? Скажи?

— Она у вас имеется, — отмахнулся Кирюк, чувствуя, как Чингиз крепнет духом и положением. — С ее помощью измеряют искривление скважин. Это единственная кислота, которая даже стекло разъедает.

Последнее Кирюк сказал напрасно — Чингиз что-то заподозрил.

— Зачем стекло разъедает? Кто просит?

— По условиям договора назвать заказчика не могу, — мягко объяснил Первый. — Это не моя тайна.

— Правильно! — вдруг похвалил Чингиз. — Меньше нос суешь в чужие дела — долго с носом ходишь. Ты будешь хороший хозяйственник, умный.

Он вызвал начальника управления по снабжению и назвал, что требуется. Причем в лицо ему не глядел — куда-то в пол и пристукивал ладонью по столу.

— На год получаем всего сто килограмм, — на память сказал начальник.

— Девять тонн дай, — распорядился генеральный тем самым тоном, после которого уже нельзя было возражать. — Через три дня.

Кирюк знал, что кислота будет именно через три дня: у Чингиза можно было поучиться работать с подчиненными.

В присутствии посторонних, а тем более официальной власти, ему уже не отказывали ни в чем. Чингиз на глазах учил Первого исполнительности.

— Еще чего надо? — спросил генеральный.

— Больше пока ничего, — ответил Кирюк.

Оставаться дольше в кабинете Чингиза было не положено. Первый взял папочку и вышел.

Два комплекта оборудования у Кирюка были и лежали на складе стройтреста. О них знали всего два человека в Нефтеграде: один был сам Первый, другой — бригадир шабашной бригады, привезший это самое оборудование в обмен на заготовку строевого леса для Казахстана. А что отдаст за кислоту Чингиз, Кирюка уже не волновало.

Он вернулся в горком и позвонил командиру строительного батальона, расквартированного в бараках Нефтеграда.

— Через три дня утром отправь в мое распоряжение десять солдат и сержанта, — распорядился Первый.

— Слушаюсь! — отчеканил комбат. Он дослуживал последний год и по выходе в отставку просил оставить его в Нефтеграде начальником стройуправления.

— Чтобы шестеро имели водительские удостоверения, — продолжал Кирюк. — И чтобы все желательно были выходцами из Средней Азии.

— А они у меня все оттуда! — добродушно засмеялся в трубку комбат. — По-русски ни бельмеса.

Он положил трубку и пометил в календаре, перечеркнув дату крестиком. Увидел фамилию — Березин, подумал, поставил несколько вопросительных знаков, затем несколько раз зачеркнул ее и отбросил ручку. Можно было спокойно заниматься текущими делами.

Первый день Деревнин отсидел дома безвылазно. Никто не приходил за ним, никто не звонил в двери и не кричал под окнами. Несколько поуспокоившись, он вышел ночью прогуляться и незаметно дошел до монастыря: ни на берегу, ни на воде никакой техники не было, и стройматериалов тоже не видать. Деревнин потрогал масленый замок на калитке, походил возле и вернулся домой. Если бы Кирюк задумал устроить ему травлю, то уже бы это чувствовалось. В конце концов, Первый с его расчетом и холодным умом пошел бы в лобовую. Что ему терять? Наоборот, выиграет: завоюет славу честности, гласности и доверие народа в результате.

На второй день к вечеру Деревнин прихватил удочки, сел в лодку и поплыл к монастырю. До поздней ночи он просидел на другом берегу, не зажигая костерка, чтобы не слепить самого себя, однако у обители так никто и не появился. Но ведь должны же сначала пустить хотя бы изыскателей, чтобы промерить берег, рассчитать и придумать защиту от размыва! Что они не шевелятся? Или пошло по инстанциям до самой Москвы? И все ждут теперь, что оттуда придет? Деревнин решил пропустить один день и поплыл в следующий раз в обед. Заранее накопал червей, взял с собой «тормозок» — пару яиц и хлеб, и решил все-таки поудить, чтобы не терять напрасно время. Подплывая к монастырю, он вдруг увидел, что на самом гребне обрыва сидят солдаты и что-то едят из котелков, а за их спинами, во дворе, стоят трактора с буровыми шнеками и машины с цистернами, что поливают центральную асфальтированную улицу Нефтеграда.

«Начали! — про себя воскликнул Деревнин. — Зашевелились, сволочи! Ишь, сколько техники нагнали…»

— Ака! Ака! — закричали солдаты, завидев Деревнина. — Рыба дай! Дай рыба! Тушенка — на, рыба дай! Баба-а-ай!

Деревнин, не глядя на них, проплыл мимо и прибился к противоположной стороне, спрятав лодку в кустах. Он забыл об удочках и, умостившись на песке среди хвощеватого, прогонистого тальника, стал наблюдать за солдатами. От волнения Деревнин стал заплетать таловые прутья в косу, затем достал ножик и, нарезав их, подумал, не сплести ли корзину. Плести он не умел, зато видел, как это делают: заключенные скуки ради чего только не вытворяли. Он согнул пучок прутьев и, срезая их, вспомнил пословицу: «Мужик как тальник — его рубят, а он все растет». И верно замечено. Сколько ни руби таловый куст, он все цел. И когда только нарастать успевает?

Солдаты пообедали, завели технику и начали гудеть. Что там делалось, было не видно из-за травы и бараков, но сизоватый дым выбивался из-под крыши конюшни на хоздворе. Потом дергались поливалки, переезжая с места на место: одним словом, скучно работали и совсем непонятно, зачем катались по двору. Деревнин начал одну корзину, другую, но все портил, тальниковая лоза ломалась, кривилась, и получались какие-то уроды, а не корзины. Он забросил это занятие и тогда стал ковыряться в песке: рукам обязательно что-то хотелось делать.

Лишь к вечеру солдаты выгнали с монастырского двора технику и неожиданно откуда-то появился бульдозер. Наверное, стоял у самой стены или за храмом. Бульдозер лихо прокатился по двору, развернулся и стал таранить конюшню. Он буровил ее, словно солому, крушил длинную стену, пока здание не накренилось и не расплылось, не раскатилось в гору бревен. Затем уже без торопливости, со знанием дела бульдозерист начал сталкивать руины в воду. Бревна разламывались под ножом, катились горой и, вздымая песок, обрушивались с крутояра. Зрелище было сильное: земля и вода поднимались дыбом и долго висели в воздухе. А переломанное дерево выныривало и плыло по течению вдоль берега. Минут за двадцать бульдозер спихал конюшню в реку, рискуя свалиться с обрыва, подчистил его кромку и выехал со двора. Еще через несколько минут вся техника выстроилась в колонну и потянулась к городу.

Завороженный увиденным, Деревнин перевел дух и растерянно осмотрелся. Неужели Кирюк такой недалекий человек — решил, что если столкнуть конюшню, значит, и делу конец? Ведь берег надо укреплять! Размыв останавливать! Ничего себе решение! Послал отделение солдат и думает, они все устроят. Да сюда нужно большие денежки вбухать! Шутка ли, с рекой тягаться!

Или он сделал это для отвода глаз? А сам, поди, давно повышения ждет, и ему ровным счетом наплевать, что в этой земле лежит. Может, ему года жить здесь не придется. Уйдет выше и потом с новенького спросит.

С сумерками он переплыл на монастырский берег, причалил, где пониже и положе обрыв, выбрался наверх и пошел к воротам. На калитке висел прежний замок, а рядом, на стене, жестяной плакат с надписью «Опасно для жизни!» с черепом и перекрещенными костями посередине. Деревнин обошел вокруг, но попасть во двор все радио было неоткуда Хоть плачь перед этой проклятой стеной! Д посмотреть, что там делали солдаты, хотелось немедленно.

Поразмыслив, Деревнин отправился в город и долго лазил по стройке, пока не отыскал подходящую лестницу. Нести ее оказалось тяжеловато и далеко — полтора километра, однако с частыми отдыхами и перекурами он дотащил ее до монастыря. Можно было и волоком, но Деревнин боялся, что останутся следы на земле и тогда могут найти, куда делась лестница.

Приставив ее к стене, Деревнин забрался наверх, затем перекинул лестницу во двор и спустился в траву. К этому времени совсем стемнело, и хорошо, что на хоздвор была набита целая дорога, а деревянный заплот оказался протараненным и наполовину снесенным. Щупая ногами землю, Деревнин подобрался к чистому месту, где недавно стояла конюшня, и ощутил резкий, удушающе-отвратительный запах. Он закрыл лицо рукавом, сделал несколько шагов вперед и пригляделся. Ему почудилось, что у него закружилась голова, потому что отутюженная бульдозерной лопатой земля проседала, проваливалась на глазах. Деревнин попятился назад и понял, что с головой все в порядке.

Тогда он зашел с другой стороны и попытался разглядеть, что же на самом деле происходит с землей.

Разглядел: земля проседала…

И еще увидел на белесом фоне реки, как из земли медленно поднимается буроватый, едкий дым. От него слезились глаза и схватывало дыхание.