Ступая следом пепла (СИ) - Попов Илья В.

     Вот к ним подсели знакомые Макото, которым тот принялся в красках рассказывать, как они расправились с Гуло. Чуть позже один из местных громил решил помериться на руках с Шуноморо. Он с легкостью одержал победу, но не успел раздосадованный верзила подняться со стула, как к их столу подошел его друг – и вскоре к Шу выстроилась целая очередь. После этого он, слегка пошатываясь, попрощался и ушел – а к Кенджи и Макото подсели две девушки, жаждущие услышать подробности об их подвигах, слухи о которых летели впереди них.

     Следующие события он помнил лишь урывками. Вот Кенджи демонстрирует разгоряченной публике Песнь, пробивая насквозь сразу несколько бочонков. Потом Макото ввязывается в потасовку с каким-то коренастым парнем, который во всеуслышание назвал их лжецами. После, помирившись, они пьют все трое, а следом девушки ведут их наверх – и Кенджи уже лежит на кровати, одна из их новых знакомых, сидя на нем сверху, снимает с себя платье, а он поднимает руки выше и сжимает…

     – Надеюсь, ни одна из тех девиц, с которыми ты и твои друзья вчера проводили время, не явится к нам на порог через девять месяцев с кульком в руках, – еле слышно произнес Каташи.

     Макото чуть покраснел, но смолчал. Они находились на высоком холме неподалеку от Великого Древа. Проводить Сато в последний путь собралось немало народу – как и из знати, так и простых людей – но они стояли почти ближе всех к высокому помосту, на котором покоилось его тело. Жрецы совершили все необходимые ритуалы и произнесли молитвы, чтобы боги приняли Сато в свое царство, а следом слово взял первый советник. Сам император на похоронах не присутствовал по причине недомогания. Кенджи слышал, как люди шепотом обсуждают, что владыка серьезно болен и не ровен час тоже отдаст всевышним душу.

     – Я закрою глаза на ваши вчерашние гуляния в свете последних событий, – столь же тихо продолжил Каташи. – Отдых вы все же заслужили, не спорю. Однако это лишь небольшая поблажка, так что держи себя в руках. Хочу напомнить, что ты мало того, что принадлежишь к одному из самых уважаемых и древних Домов, но и являешься членом его правящей семьи, которому явно не пристало вести себя подобно какой-то уличной шпане.

     – Да, отец, – кивнул Макото.

     – То же самое касается и тебя, – Каташи кинул взгляд на Кенджи. – Ты теперь носишь гордый знак Дома Змея – и это не только большая честь, но и огромная ответственность. Отныне всеми своими поступками ты или восхваляешь или позоришь всех нас – заставь меня не пожалеть о моем решении.

     – Конечно, господин Такэга.

     Наконец, Чикару закончил свою длинную речь и присоединился к прочим. К помосту поднесли факелы – и вскоре промасленное дерево вспыхнуло, словно факел. Присутствующие стихли и опустили головы. Но потом раздался чей-то испуганный крик, которому вторили еще несколько. Кенджи поднял голову и увидел, что с Древа слетела стая птиц. Огромная, напоминавшая тучу, почти закрывшая полнеба. Правда, вскоре он понял, что это были никакие не птицы, а падающие листья. Жухлые, практически черные, напоминающие сгоревший пергамент, они с тихим шелестом ложились на землю, стелясь по ней ковром.

     Один из листьев упал прямиком на ладонь Кенджи. Глядя на него, он припомнил слова колдуньи.

      «Небо окрасится черным…»

<p>

<a name="TOC_id20267479" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20267481"></a>Эпилог

     Йоши Окутава из Дома Цапли, который, лишившись фамилии, взял себе громкое прозвище Дробитель – хотя оно особо и не прижилось – не без причины считал себя любимчиком фортуны. Ну, или, по крайней мере, тем, на чьи проделки эта своенравная и капризная госпожа смотрит сквозь пальцы. Ему повезло родиться в пускай и не самой знатной, но довольно богатой семье, которая к тому же принадлежала к одному из самых древних Домов, до сих пор по праву считающимся Великим. Многие женщины Дома Цапли находили себе мужей средь столичной знати и чиновников, а мужчины считали за честь пойти на государственную службу или пополнить ряды личной гвардии императора.

     Наверное, такая же судьба ждала и Йоши. Письменность, числа и риторику он освоил слету, да и мечом с ранних лет размахивал весьма ловко, но вот только с самого детства мальчик заметно отличался от своих братьев и сестер редкостной шкодливостью. При этом Йоши легко уходил от наказания за все свои шалости, которые с возрастом все больше походили на преступления – естественно, лишь по мнению окружающих – умело притворяясь паинькой или сваливая вину на других.

     Этим он быстро заслужил неодобрение среди дражайших родственничков, хоть и сам не понимал, в чем виноват. Нет, ну что такого в том, чтобы стащить пухлый кошель, оставленный на видном месте рассеянным гостем и потом спустить все серебро в ближайшем борделе? Это же все равно, что поднять с земли яблоко, которое само свалилось с ветки. Так объяснился перед отцом Йоши, когда был пойман с поличным, а потом глава семейства задал нерадивому сыну такую взбучку, что он навеки запомнил урок и впредь держал язык за зубами.

     Вот его старший брат Кэтсеро был полной ему противоположностью. Всегда вежливый и правильный до единой складочки, он, видимо, взял на себя миссию перековать братца в некое подобие себя. Так что редкий день Йоши заканчивался без тоскливых проповедей и заунывных нравоучений. Будто бы ему мало было наставлений отца и учителей! Едва Йоши только вспоминал бубнеж Кэтсеро – «Почему ты опять сбежал с урока? Семья тратит состояние на твое воспитание! Ты опять путался с теми оборванцами из трущоб? Еще раз я услышу, что ты играешь в кости…» – как просто зубами скрежетал от злости и жалел только об одном: что не может прикончить этого ублюдка еще раз.

     Собственно, именно его старший братец и стал причиной падения Йоши на самый-самый низ. Это же надо было той девице, на которую Йоши успел положить глаз, согласиться выйти замуж за столь напыщенного и нудного болвана, как его брат! Но хоть Йоши и не был наследником, но внешне легко мог дать нескладному Кэтсеро фору, чем с превеликим удовольствием и пользовался, кувыркаясь в постели с будущей невесткой. И если поначалу братец этого то ли не замечал, то ли делал вид, но вскоре вызвал Йоши на серьезный разговор.

     Признаться, едва он переступил порог, так едва не обомлел, услыхав из уст этого чистюли такие ругательства, которыми друг друга не награждали даже картежники в самых злачных притонах. Наверное, всему виной была стоящая на столе пустая на две трети бутылка. Впрочем, Йоши тоже не остался в долгу и вскоре беседа на повышенных тонах переросла в ссору, та – в потасовку, а очнулся он лишь затягивая на шее брата его же пояс.