Откуда соколы взлетают - Николай Галкин

— Постоянно учим людей и летному мастерству, и тактике, и ведению боя при любых условиях, Алексей Сергеевич. Без этого сегодня не повоюешь. Старый опыт хорошо, но его развивать и пополнять надо. В дивизии сейчас много отличных пилотов. Они учат мастерству молодых летчиков. Жаль, летать самому мало приходится, — сетовал Кравченко. — Все другие заботы и дела. Сядешь в кабину, ручка управления та же, а самолет уже не так послушен, как бывало раньше. А командир должен быть всегда в отличной летной форме, уметь летать и драться в небе лучше других. А это на всю жизнь никому не дается. Летать надо больше. Летать и воевать. И немец, конечно, сегодня не тот, что был в первый год войны, товарищ комкор. Тогда спесь у фашистов лилась через край. В небе их было, как воронья по осени, и самолеты получше наших, и боевой опыт… Наваливались кучей на наших одиночек… Через горечь потерь многому научились. Начинаем помаленьку им хребет ломать. И доломаем. Никуда не денутся. Злости у людей много в душах накипело. Летчики рвутся в бой. И это не слова — действительность.

По дороге в полк Кравченко «прокручивал» в памяти разговор с командиром корпуса. Он ценил в Благовещенском человеческое обаяние, командирскую хватку и виртуозное летное мастерство. И снова сетовал на себя: «Мало летаю. Так нельзя. Завтра же выкрою время для боевого вылета».

В полку Григория Пантелеевича ждал сюрприз. Офицеров штаба дивизии встречал не только командир полка Крупенин, но и инспектор армейской авиации Кобзев, воевавший на Халхин-Голе под началом Кравченко. Друзья сердечно обнялись. Оба были взволнованы встречей после долгой разлуки. Полились воспоминания и о боях, и о друзьях.

— Где же теперь воюет наш комиссар Владимир Николаевич Калачев? — интересовался Кобзев.

— Да, это был замечательный политработник, с пламенным сердцем товарищ. Только, Николай Леонтьевич, нет больше среди нас и не будет комиссара Калачева. Пал смертью героя еще в прошлом году. Многих друзей мы потеряли…

Вечер пролетел, как одно мгновение, хотя к себе в дивизию Кравченко вернулся за полночь.

И здесь его ждали гости. В часть приехал брат Иван-младший. Еще осенью раненный в голову и плечо он пролежал в госпитале более пяти месяцев, залечивая раны, и теперь, получив двухнедельный отпуск на поправку, прилетел навестить Григория и Федора-старшего, который служил в 215-й авиадивизии шофером. Они вместе и ожидали Григория Пантелеевича. Иван был еще бледным после госпиталя, но заметно повзрослевшим.

— Вот тебе и Ваня-маленький, — Григорий шел с распростертыми руками навстречу брату. — Да он нас всех перерос. Посмотри на него, Федя. Это же целая коломенская верста, а не Иванка.

Снова радость, снова расспросы и воспоминания.

— Тебе, Гриша, наш замкомандира полка Георгий Приймук низко кланяться велел. Часто он тебя вспоминает. И любит повторять: «Быть нацеленным на атаку — лучшее качество истребителя. Этому нас Григорий Пантелеевич Кравченко еще на Халхин-Голе учил. А он побеждать умеет!» Вот и приходится без тебя, но твоему опыту учиться. Это и хорошо, и очень непросто. На меня смотрят, как на брата Героя и таких же результатов ждут.

— А ты так и действуй, Ваня!

Легли спать, когда на востоке холодной зеленоватой полоской пробивался рассвет.

Через пару часов комдив был уже на ногах. Выпил крепкого чаю, вышел тихо, чтобы не разбудить Ивана.

День выдался пестрый. С утра выглянуло солнце. Потом поползла с Балтики хмарь. Только к обеду северный ветер разметал тяжелую пелену тумана. Снова в небе гудели моторы.

В 12 часов «виллис» комбрига остановился у КП второго гвардейского истребительного полка. Кравченко легко выпрыгнул из кабины, поздоровался с подошедшим командиром полка полковником Кондратом. Тот пригласил зайти отобедать. Григорий Пантелеевич взглянул на часы.

— Сейчас ни минутки нет. Готовься хорошенько, Емельян Филаретович, к вечеру. Приеду вручать ордена. А сейчас не взыщи, ни чайку попить, ни поговорить некогда, спешу в хозяйство Кузнецова, там уже ждет заправленный самолет. Поведу сегодня группу. Наши начали наступление, а фашисты пошли в контратаку. Придется охладить им пыл с неба, чтоб не егозились.

— Не надо бы вам, Григорий Пантелеевич, сегодня летать, — начал отговаривать полковник Кондрат. — Брат, говорят, в гости к вам прилетел. Такое нечасто бывает. Да и праздник сегодня. Фрицев в небе полно. Очень опасно. Вы же знаете Приказ Ставки — высшему комсоставу без особой нужды в заваруху не лезть.

— Ты, Емельян Филаретович, агитацию не разводи. С Приказами Ставки я хорошо знаком. И что сложно сегодня в воздухе — знаю. Потому и лечу.

Кравченко сел в машину. И через считанные минуты его «виллис» скрылся в снежной пыли.

На аэродроме комдива ждали. Командир полка майор Кузнецов доложил о готовности. Григорий Пантелеевич уточнил задачу, сделал ориентировку. Группе истребителей надо было обеспечить выход самолетов 281-й авиадивизии на штурмовку контратакующего противника.

В небо уходили парами. Взлетели Кравченко и старший лейтенант Смирнов, майор Кузнецов и старший лейтенант Питолин, другие летчики. Восьмерка истребителей быстро набрала высоту и скрылась за облаками.

— Я — ноль первый, — послышался голос комбрига. — Крутить головой на все 360 градусов! Быть внимательным. Надежно прикрывать соседа!

Потом он попросил пункт наведения охарактеризовать обстановку в воздухе.

— Тройка «мессеров» на высоте до двух тысяч метров кружит в районе Синявинских высот, в остальных районах воздух чист, — докладывал полковник Троян.

Восьмерка ЛА-5 на высоте трех километров быстро выходила в заданный район. Первым заметил гитлеровцев лейтенант Сенин и, круто пикируя, пошел на сближение. Немцы поздно обнаружили атаку. Сенин в упор прошил «мессера». Тот густо задымил и понесся к земле. Два других фашиста бросились наутек, под прикрытие своих зенитных батарей.

А с немецких аэродромов, лежащих к югу от станции Мга, взмыло в небо до трех десятков самолетов. «Мессершмитты» забирались в высоту для удобной атаки. «Фокке-Вульфы» шли пониже, отрезая группе Кравченко отход к своим аэродромам.

— Прикрой-ка меня, Смирнов. Встречный «фоккер» прикурить просит. Так я ему сейчас огонька удружу, — попросил комдив ведомого.

Самолеты, уже стремительно неслись навстречу друг другу. Вот-вот они неминуемо столкнутся… И фашист не выдержал, взмыл. Желтое брюхо его машины тут же было прошито огненной трассой. «Фоккер» завалился набок и с ревом и свистом устремился на снежное поле.

— Кому еще прикурить хочется?! Налетай! Подешевело… — задорно шутил комдив.