Юнга - Иван Валерьевич Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покинув кабинет совершенно преобразившегося начальника отдела, Зимин с недоумением посмотрел на своего воспитанника, все так же продолжавшего скромно сидеть в уголке.
– Черт возьми, но как?..
– Как вам сказать, – скромно улыбнулся молодой человек. – Я просто немного сгустил ему краски и накинул картинку из недалекого будущего, от которой он пришел в столь изумленное состояние, что сразу возжелал от вас избавиться как можно скорее и надежнее.
– А ты опасный человек, Колычев… – Зимин и сам не заметил, что обратился к сыну друга, как некогда к самому Андрею Николаевичу. – Но на будущее запомни, это воздействие хоть и недоказуемо, но строжайше запрещено! Репутация в нашем деле стоит многого.
– Победителей не судят, кэп! – беспечно улыбнулся в ответ юноша.
Надо сказать, что столь зримое благоволение Вадима Степановича Макарова к юному наследнику рода Колычевых родилось не на пустом месте. А началось все с той самой торпеды.
Когда Муранов вернулся с трофеем, он, будучи человеком опытным, постарался получить всю возможную пользу из всей этой истории, включая призовые деньги и славу. Иными словами, он не просто передал «летающую мину» командованию, но и постарался, чтобы об этом узнали в прессе.
В общем, шумиха поднялась нешуточная, и командующий был вынужден объявить о выплате «герою» крупной суммы и даже представил рейдера к правительственной награде. Но в этот момент, как снег на голову, свалился Зимин, у которого оказались при себе документация и пленный специалист. И тут было о чем подумать, тем более что приватиры – публика весьма специфическая, со своими понятиями о честности, и поссориться ни с одним из них не входило в его планы.
– Что вы обо всем этом думаете, Аркадий Степанович? – поинтересовался адмирал у стоящего перед ним навытяжку начальника разведки и контрразведки флота Грозовского.
– Я полагаю, ваше высокопревосходительство, Муранов действовал абсолютно правильно и его действия заслуживают награды.
– Украсть чужой трофей вы полагаете правильным? – иронично приподнял бровь командующий.
– В тот момент он не знал и не мог знать, жив ли Зимин. Это первое. Скорейшее получение образцов новейшего японского вооружения было в наших интересах. Это второе. Ну и, если позволите, в-третьих, это вполне в духе приватиров.
– Ну, хорошо, а что вы предлагаете делать с Зиминым. У него ведь тоже кое-что есть?
– Пустяки, – отмахнулся «особист». – Документы, конечно, интересны, но не более.
– А пленный?
– А что пленный? Подданный Великобритании. Объяви мы о его захвате, Форин-офис поднимет вой, в результате которого выяснится, что он вообще в тех местах гербарии собирал, а мы его ни за что схватили.
– Но его знания…
– Они, конечно, будут полезны, и его следует немедленно передать в технический отдел, только…
– Что только?
– Без огласки.
– Вы думаете?
– Уверен.
– А Зимину?
– Прошу прощения, а вашему высокопревосходительству известно, что именно хотел запросить Зимин, когда и торпеда, и документация с пленником находились в его руках? Замену двигателей на «Буране» по кругу за счет казны! – едва ли не по слогам веско произнес Грозовский. – И это за вычетом причитающихся ему призовых за сбитый и сожженный японский корвет!
– Однако, Аркадий Степанович, губа у него не дура!
– Совершенно с вами согласен. И командующий Сеульской эскадрой фон Ландсберг им крайне недоволен. Зимин ведь в том бою учудил… Проигнорировал прямой приказ командующего! Януш Феликсович рапорт написал с требованием наказания капитана рейдера «Буран» за неподчинение.
– Да, я ознакомился с этой бумагой, – отмахнулся Макаров. – Победителей не судят, Аркадий Степанович! Послушайся он, и не получили бы мы столь ценный приз! Право же, фон Ландсбергу явно не хватает решительности в деле!
– Согласен с вами, Вадим Степанович. К тому же мы получили достоверные сигналы о наличии в штабе Сеульской базы вражеского информатора.
– Даже так? – приподнял брови командующий. – И что вы намерены предпринять?
– Ведем разработку. Есть сведения, что среди сеульских приватиров также присутствует недоверие к тамошнему руководству.
– Немедленно докладывать мне о развитии расследования! Но вернемся к Зимину, – задумчиво произнес адмирал. – Он яркий одаренный. Более того – ас! Да, человек хоть и беспокойный, но при том весьма полезный. Особенно при выполнении всякого рода щекотливых поручений. Что и доказал недавно.
– Муранов с этим может справляться не хуже, – закинул удочку контрразведчик.
– Бросьте, вы же это несерьезно, – отмахнулся Макаров. – Жаден, хитер и ненадежен!
– Прекрасные качества!
– Не для всякого дела! Да, одаренные – сложные люди. К ним нужен особый подход. Но и польза от них, при правильном отношении, – велика и несомненна!
– С этими аргументами не поспоришь. Вадим Степанович, – вкрадчиво заметил Грозовский. – Все же необходимо поставить его в рамки, иначе дисциплина на флоте, и особенно у рейдеров, развалится. Тут ведь как? Делай, как я! Следом за ним и остальные примутся своевольничать.
– С этим я согласен. Без порядка победы нам не видать.
– Если Зимин так ловок и самостоятелен, пусть справляется без сторонней помощи. Помыкается, понервничает. Поймет, кто власть, а кто обязан исполнять приказы без обсуждений!
– Что конкретно вы предлагаете?
– Ему нужен двигатель. Пообещайте.
– Но…
– А вот давать ничего не надо. По крайней мере, пока не вернется.
– Предупредить интендантов, чтобы…
– Это излишне. У ваших снабженцев и без того зимой снега не выпросишь. К тому же, если дать такое распоряжение, пусть даже негласное, информация все равно просочится. А так…
– А так штаб вроде и ни при чем, – подхватил адмирал.
– Именно!
– И все-таки надо и Зимину кость бросить!
– Нет ничего проще, ваше высокопревосходительство! Вы помните погибшего лет восемь назад в Сеуле Колычева?
– Смутно. А что?
– Нашелся его сын, и Зимин принимает горячее участие в его судьбе. Хочет добиться признания.
– Колычевы – фамилия известная. Тут требуется осторожность…
– Разумеется. Но, во-первых, это побочная ветвь рода, а во-вторых, молодой человек, кажется, и впрямь сын погибшего Андрея Николаевича.
– Отчего же такое умозаключение?
– Одарен!
– Вы серьезно?
– Вполне. Хотя дар проявился достаточно поздно.
– Хм. А ведь Колычев, если я не ошибаюсь, учился в Александровском летном училище?[71]
– А до
