Опасная связь - Анна Джолос

Язык ему надо выдрать по самые гланды

— Короче, что бы ты не накрутила в своей голове, поступаем так: остаешься здесь, Ясь. У меня дела, но я скоро вернусь, и мы с тобой все решим, — отбираю у нее рюкзак. Бесцеремонно расстегиваю молнию и копошусь в девичьем барахле.

— Ты че делаешь? — возмущенно пищит и растерянно на меня таращится.

— Паспорт забираю, чтобы ты не сбежала, — выдаю, как есть.

— Ты обалдел, Паровозов?!

— Все я сказал! Разувайся давай, пошли, — командую приказным тоном.

Че-то буровит фоном в спину, однако послушно семенит за мной следом.

— Поторчи тут. Телек посмотри, посиди в ютубе, поспи. Дождись меня, усекла? — ставлю рюкзак в шкаф.

— Не могу я жить с Дымницким в одной квартире! Неужели ты не видишь, что он меня люто ненавидит?

— Ты гиперболизируешь.

— Че? — морщит лоб, отчего на нем появляются несуществующие морщинки. — Гипер что? Ты где этой шняги понахватался? От Сани?

— От Володи Даля.

— Кореш твой, что ли? — хмурится сильней.

Даль. Кореш.

Хохотнув, снимаю увесистую книгу с полки.

— Я имел ввиду Владимира Ивановича Даля. Полистай, тебе тоже полезно, — вкладываю книгу ей в руки. Иду к шкафу, лезу в нычку. Достаю оттуда пистолет. Один и второй.

— Что-то случилось? — прижимая словарь к груди, обеспокоенно наблюдает за моими телодвижениями.

— Пока нет, но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше вероятность того, что случится.

Ян непредсказуем.

— А зачем тебе пистолет? — спрашивает упавшим голосом.

— Да не очкуй. Припугнуть кое-кого надо, — прячу пушку и закрываю дверцы шкафа.

— Паровозов…

— Тут сиди. И только попробуй ушуршать, Бортич! Достану из-под земли и…

— Закатаешь в бетон, — заканчивает она вместо меня.

— Ага, оно самое, — посылаю ей напоследок грозный взгляд.

— Илья…

Оборачиваюсь.

— Чего? — мои пальцы касаются дверной ручки.

— А ты… — мнется, перекатываясь с пятки на носок, — Ты… уже кого-нибудь закатывал, ну в бетон… На полном серьезе если.

Ясно же, что имеет ввиду.

— Пока нет, — отвечаю я честно.

— М…

— Почему вдруг поинтересовалась? — прищуриваюсь.

— Просто.

— И что означает это «просто»?

— Ну… — она тяжко вздыхает. — Ты хороший парень, а то, чем вы занимаетесь… Я же не дура тупая. В общем, про бетон… Не надо ничего такого, ладно? — добавляет тихонько. При этом как-то совершенно по-особенному проникновенно глядя мне в глаза.

— Не могу обещать, Ясь, но очень надеюсь, что никогда не придется… — говорю абсолютно искренне.

*********

Время — далеко за полночь. Троицу, которая нужна Яну, поджидаем у одного из московских заведений. Дымницкий пробил местоположение по цифрам, с которых пришли сообщения.

— Только давай по сценарию, без импровизаций.

— Как пойдет.

— Ни хрена, Малевич. Обратился за помощью — значит играем по моим правилам.

— Я никогда не играю по чужим правилам.

— Никогда не говори никогда. Пришло время учиться работать в тандеме, — упрямо гну свою линию.

Он усмехается.

— Как там Рома? — интересуюсь, опуская стекло.

— Страдает-бухает на выходных, по будням пашет во благо семейного бизнеса.

— Нормальный он пацан, кстати, — признаю я нехотя.

Не спасовал наш тепличный мажоришка, не очканул, когда заварушка в моем доме приключилась.

— Сейчас Беркут — лишь жалкая копия себя прежнего.

— Что ты имеешь ввиду? — уточняю, нахмурившись.

— После отъезда Лисицыной стал размазня-размазней.

— Зато теперь я вижу, что он и правда серьезно относился к Алене.

— Куда уж серьезнее, если удавку жениха на себя готов был накинуть, — Кучерявый презрительно кривит губы.

— А что насчет тебя самого? Ты свою девчонку возвращать собираешься?

— Нет. Как писал Бродский: «Лучше йогурта по утрам, только водка и гренадин. Обещай себе жить без драм. И живи один».

— Расшифруй для недалеких.

— Ни черта путного уже не выйдет, — бросает он равнодушно.

— Не простила?

— Не имеет значения.

— Имеет, — спорю я.

— «Если ты простил человеку все, значит, с ним покончено». Зигмунд Фрейд, — цитирует этот умник на память.

— Весьма категорично.

— Зато жизненно.

— В любовь, как и я, не веришь, да?

— Терпеть не могу это слово.

— И все же…

— Одно могу тебе сказать: страшно, когда прошлым становятся те, кто должен был стать будущим.

— Будущее зависит от нас самих.

— Илюх… Не в обиду, но попахивает юношеским максимализмом. В теории звучит круто, но на деле… в жизни все обстоит иначе.

— Обоснуй.

Мне прям зашел этот наш диалог «о высоком».

— На каждый Титаник найдется свой айсберг.

— Ага, до меня дошло, ты — тот художник, который постоянно видит конкретно свой мир в черных красках.

Че я только что пронес?

«Художник, который постоянно видит конкретно свой мир в черных красках».

Ёб твою за ногу, это, по ходу, заразно!

— Я реалист. Собаке собачья смерть.

Жестко он о себе рассуждает.

— Пиздец ты сложный тип! — качаю головой.

— Обоснуй, — возвращает бумерангом мою же фразу.

— Противоречишь сам себе. То сорвался к ней в аэропорт, то заранее ставишь крест на ваших отношениях, — выдаю, как есть.

— Да как бы там ни было, на пепелище цветы не взрастут.

— Но хотелось бы? — внимательно на него смотрю.

— Это они, — стискивает зубы.

Поворачиваю голову. Замечаю у входа в клуб двоих. Громко общаются с какими-то шкурами, одетыми в юбки-напиздники и типа меха. Ржут, а еще еле на ногах стоят. Бухие. Что нам только на руку.

— Как и предполагал, Каримов писал с трубы своего другана. Недальновидно.

— У нас проблема. Баб зацепили с собой.

— Проблема самоустранится, поверь. Езжай за ними. Дальше у темного переулка тормозни. Камеры есть только здесь.

Делаю, как он просит. Еду вдоль сквера. Паркуюсь метров через триста. После чего мы ждем того момента, когда шумная компания окажется рядом.

И вот этот момент наступает.

— Погнали, — Ян накидывает капюшон на голову и выходит из машины.

— Эу, — мой свист слышен на всю улицу. — Сигаретки не найдется, молодежь?

Останавливаются.

Бодро шагаю вперед.

— Свои надо иметь, — борзо отзывается кто-то из них.

— А мне твои нужны, — выплевываю жвачку. — И сиги, и телки. Шку… дамы, как насчет того, чтобы покататься? — лениво киваю в сторону бэхи с горящими фарами.

— Ты блять бессмертный?

— Проверь.

И понеслось.

Вырубаю того, что покрепче. Вышедший из тени Ян гасит второго.

Бабы с визгом ретируются. Точнее самоустраняются, как он выразился ранее. Сука… такую скорость развивают на своих ходулях, что любой спринтер позавидует…

— Харэ, — хватаю вошедшего в раж Кучерявого за куртку. — Щас шоблы охране маякнут. Коли давай и валим.

Медпроцедура проходит на удивление быстро. Стонущая пьянь, знатно отгребшая, практически не сопротивляется. Не в состоянии…

Закидываем их по очереди в салон. На заднее.

У рослого вдруг мельком что-то срабатывает в захмелевшем мозгу. Резко дергаться начинает, однако Абрамов его «успокаивает» своим эффективным методом — пиздюлями.

— Не самая удачная