MMIX - Год Быка - Роман Романов

Нужно так понимать, что остальные гости Бала – палачи, отравители, сводницы приглашены Коровьевым, чтобы создать необходимый фон избранным участникам, искажённые образы которых должны оттолкнуть Маргариту от Воланда. Ну, может быть, кроме пары гостей, выпадающих из общего ряда. «Московская портниха, мы все ее любим за неистощимую фантазию, держала ателье» – мы уже знакомы с этим приёмом Автора, который умеет донести важную мысль одной лишь ссылкой на чью-нибудь пьесу. В данном случае речь идёт о комедии самого Булгакова «Зойкина квартира». Понятно, что выдуманная Автором московская сводница не вписывается в ряды злодеев или просто исторических личностей, приписанных к злодеям. Нет, никак не годится…

Тогда что же нам пытается сказать Автор, когда пришивает «Зойкину квартиру» белыми нитками к Великому балу у сатаны? Во-первых, Автор рассказывает о своём отношении к действу, ставя затею Коровьева на одну доску с дешёвым борделем. Соответственно оцениваются шансы «королевы» достичь счастья таким пикантным способом. Кроме того, как вы, должно быть, помните, комедия положений заключалась в том, что на представлении в Зойкиной квартире сталкиваются муж, ответственный работник, и его жена, решившая так добыть средства для побега в Париж к любовнику. Тут и разъяснять ничего не нужно. Автор подтверждает, что на Балу у сатаны героиня встретилась со своим мужем. И что само это представление никак не могло привести героиню к счастью.

Ещё одного гостя Автор выделил из общей массы с помощью нехитрого приёма: «Все их имена спутались в голове, лица слепились в одну громадную лепешку, и только одно сидело мучительно в памяти лицо, окаймленное действительно огненной бородой, лицо Малюты Скуратова». Спрашивается, зачем? Ещё раз сообщить, что Малюта – синоним злодея? Но только ничем не лучше, и не хуже других. Единственная сюжетная ниточка тянется отсюда к 22 главе и тысяча пятьсот семьдесят первому году, упомянутом Воландом как время получения травмы ноги.

Возможно, имя Малюты поможет нам понять, почему Воланд не назвал точно 1572 год, когда в Варфоломеевскую ночь случилась кровавая свадьба королевы Марго. Но сначала разберёмся с символом ноги. Символику обуви мы знаем благодаря Босому из 9 главы. Обувь нужна, чтобы не поранить ноги при движении по дороге, усеянной камнями преткновения. Если обувь – это истолкование откровения, то ноги – это носители истолкования, призванные донести его для будущих поколений. Ведь в евангельских притчах речь всегда идёт о движении к последним временам.

Если Воланд – это творческий дух христианства, то ноги Воланда – это две церкви, они же – два должника из притчи о неверном управителе. Однако, верно истолковав символ ноги, можно ошибиться в толковании различий между этими двумя церквями. Если бы травма была приурочена точно к Варфоломеевской ночи, то возник бы соблазн считать, что повреждённая нога – это западное христианство, а православную церковь считать невредимой. Для такого толкования есть, вроде бы, основание: Римский папа одобрил парижскую резню гугенотов как благое дело, в то время как московские патриархи в те же времена подвергались гонениям со стороны Ивана Грозного. Однако это различие вовсе не избавило православие от травмы опричного раскола.

По всей видимости, чтобы избежать соблазна для православных впасть в гордыню, Воланд и называет дату 1571, посередине между парижским погромом и новгородской опричной резнёй зимой 1569-70. Кроме того, Автор, заставив нас ещё пролистать анналы, подталкивает к обобщениям. В это время воюют не только французская корона против гугенотов, или московский царь против крымчаков, ливонцев или излишне вольных новгородцев. Испанский герцог Альба осаждает голландские порты, а османский паша силой ятагана призывает к порядку киприотов и дунайские города. Тогда же, в 1970 году римский папа предаёт анафеме английскую Елизавету. За год до этого состоялась Люблинская уния, а в конце 1572-го случилось не менее важное событие – разгром русским войском под Серпуховом превосходящих крымско-татарских сил, когда окончательно состоялось Московское государство. То есть примерно на этом рубеже истории в общих чертах сформировалась политическая карта Старого Света, границы формирующихся наций и будущих империй. На этом же историческом рубеже вся христианская церковь получила незажившую травму кровавого раскола и жертв, приносимых на алтарь воспетой Маккиавели музы политической смуты. Кровавая свадьба Маргариты Валуа – лишь наиболее известное событие из общего ряда.

Так что травмированная нога Воланда – это привычная нам церковь вообще, без различения на западную и восточную, на православных, католиков или гугенотов. Символика Романа не может противоречить символике Нового Завета, а там есть разделение христианства только на две ветви. Оно отражено в притче о неверном управителе и двух должниках, а также в иносказании про пять тысяч, накормленных пятью хлебами и двумя рыбами, и про четыре тысячи, накормленных семью хлебами и несколькими рыбками. Четыре тысячи или должник масла – это символы земной церкви, церкви апостола Петра, обещавшего учителю любовь. Пять тысяч или должник зерна – это тайное учение, скрытое в притчах и иносказаниях, продолжение пути апостола Иоанна.

Соответственно, символика натирания ядовитым поганым зельем больной ноги имеет прямое отношение к обычной церкви. Причём сначала этим занимается Гелла, то есть масс-медиа, а потом активно включается и столичная общественность в лице Маргариты. Однако Воланд терпит, ему нужно опереться на обе ноги, чтобы ровно в полночь прекратить шабаш и освободить Маргариту.

Внимательный читатель может и возмутиться нашим толкованием. Как это так, откуда у Творческого духа христианства взялась поганая бабушка? Про Отца и Сына слышали, но чтобы бабушка, да ещё языческая. Я тоже слышал лишь про Софию-Премудрость, которая каким-то образом может быть зачислена в родственницы Воланду. Поэтому ничего добавить не могу. Одно можно утверждать точно, сам Булгаков не придумывал от себя ничего лишнего, а просто переносил на бумагу то, что ему открывал этот самый Творческий дух. Свой метод Автор честно описал в незавершённом «Театральном романе» – работая ночью, писатель впадает в сумеречное, пограничное между сном и бодрствованием состояние, и в этом состоянии видит живые сцены и слышит реплики своих героев. Так что остаётся только записывать. Потом, перечитав написанное, Автор сам находит истолкование и смысл своих видений. Потому что без понимания нет мотивации, желания двигаться дальше и, следовательно, не будет и целомудренного общения души писателя с творческим духом.

52.Об эпохе барона Майгеля

Мы уже выяснили, почему и зачем Автор именно в 22 главе специально приглушил свет, путал следы, развешивал скрытые зеркала, чтобы менять направление нашего взгляда. Кульминация Романа – это и есть центр тайного Лабиринта Идей. Поэтому и нам тоже пришлось здесь поначалу двигаться на ощупь, от детали к детали, от эпизода к эпизоду. Теперь можно попытаться оценить в целом эту затянувшуюся на две главы стадию, завершающую большой ряд 11-22 (Надлом). Не забудем и о том, что параллельно развиваются две стадии 22 и 23 третьего большого ряда 21-32.

Можно утверждать, что одной из целей всего предшествовавшего повествования было научить нас различать эти две сопряженных линии сюжета. Одна относится к прошлому, другая к будущему. Светлая и теневая стороны единой Мистерии, которые переплетаются и проходят через души каждого из действующих лиц так, что порою и не отличить ведьму от ангела, сумасшедшего от гения, спасителя от лукавого, преданного от предателя. Лучшие ученики и любимые женщины вынуждены играть в этом представлении самые отрицательные роли, чтобы освободить остальных от всеобщего наваждения. Наверное, поэтому вся эта путаница длится уже две тысячи лет, пока мы не научились различать эту игру света и теней. Это я к тому, что 22 главу нужно сравнивать не только с 12-й и 13-й, но и со второй главой, где раскрывается теневая сторона ершалаимской Мистерии.

Но оценку 22 стадии в целом мы начнём всё равно со сравнения некоторых деталей. Например, в финале этой двуглавой стадии происходит преображение Воланда из домашнего облачения в романтический рыцарский облик. В зеркальном отражении 13 главы тоже происходит подобное преображение, когда незнакомец с балкона, который только что, в конце 11 главы, вещал шаляпинским басом, оказывается одетым в больничный халат обитателем соседней палаты. Вторую деталь мы обнаружили вместе с параллелью со сценой Тюрьмы в «Фаусте». В 13 главе Бездомному является дух Мастера с ключами, а у Гёте к несчастной Гретхен с ключами приходит сам Фауст. Но Фауст под маской Коровьева действует и в 23 главе. Он является распорядителем Бала, владеющим ключами от пятого измерения. Поэтому нам не уйти от сопоставления сценических пространств, где происходит действие.