Тайные учения Тибета (сборник) - Александра Давид-Ниэль

Кожа тибетских женщин бронзового цвета, но иногда имеет немного синеватый или розоватый оттенок [124] . Этот признак воспринимают как свидетельство полубожественного происхождения женщины, имеющей его.

«Тогда лама был прав в отношении того, что он видел в Лхасе», – сказал слуга. В ответ на мой вопрос он рассказал мне историю своего бывшего мастера. Случилось так, что этот мастер находился в своем доме в Лхасе. Однажды, шагая туда-сюда по террасе на крыше своего дома [125] , он заметил молодую женщину, которая шила, сидя на крыше.

Этот лама был крепким мужчиной приблизительно тридцати лет, и ему нечего было делать в этом святом городе – возможно, у него наступил один из тех моментов унылого одиночества, когда он не мог не мечтать о неизвестной фее.

На следующий день и через день он видел ее снова и снова на том же самом месте. Без лишних слов он послал своего личного секретаря – того самого, кто рассказывал мне эту историю, – к родителям девушки, чтобы попросить у них ее руку и жениться на ней. Он оправдал свою просьбу тем, что в результате своего сверхъестественного ясновидения он обнаружил признаки, которые показали, что эта девушка является реинкарнацией феи. Кроме того, в ходе глубоких медитаций он понял, что должен жениться на ней, чтобы иметь возможность избежать Нирваны и принести пользу окружающим его людям.

Такие заявления великого ламы, поддержанные существенными подарками, не могли оставаться неуслышанными скромной семьей, дочерью которой была в этом мире «фея». Они немедленно дали свое согласие.

Таким образом получалось, что мои слова стали ценным подтверждением заявления ламы. Я заметила на лице его жены известные «признаки», которые до настоящего времени, похоже, чувствовал только он один. Я не могла взять свои слова назад… эта женщина была настоящим воплощением богини.

Выраженное мной мнение вскоре достигло ее ушей и, наконец, стало известно самому ламе, который явно был восхищен этим, поскольку я быстро получила от него ценный подарок, который он послал мне в обмен на несколько безделушек, подаренных мной его жене.

Два года спустя я гостила у него среди пустынных полей Северного Тибета, заросших травой, где на склонах, окружающих пустынную долину, стоял его монастырь, заполненный художественными ценностями, накопившимися за многие века.

Рядом в беседке, окруженной садами, жила героиня этого приключения. Фея или нет, но правило монашеской жизни запрещало ей жить на территории монастыря и в его окрестностях.

Она показала мне свои драгоценности, предметы одежды из драгоценной золотой парчи… сомнительное благополучие, которое могло в любой момент закончиться в результате смерти ее мужа или если его страсть к ней внезапно закончится.

Совершения греха, который лишал его Нирваны, было достаточно, чтобы обеспечить перевоплощение великого ламы для блага его преданных последователей. Повторение этого греха было бы излишним, и пособник ламы в его благотворительном труде становился ненужным. Монахи, которые не смели выступать против желания своего господина-настоятеля, с удовольствием порадовались бы удалению его молодой жены, присутствие которой в непосредственной близости от них было нарушением дисциплины, принятой в их секте.

Внушительный массив широко раскинувшегося монастыря с его храмами, древними, освященными веками дворцами, его хижинами отшельников гордо опирался на соседние пики, полностью затмевая бедный домик, скрывающийся в его тени. Бедная маленькая фея!

Хотя жители Тибета могут осторожно высмеивать ламу, использующего брак как средство ухода от Нирваны, все же они выказывают значительную снисходительность при обсуждении его поведения. Эта снисходительность отчасти возникает вследствие того, что тибетская мораль не драматизирует любовь. Возможно, это происходит потому, что они повинуются, пусть даже подсознательно, влиянию религиозных доктрин, которые ставят сознание намного выше всего прочего. Тибетцы расценивают проявления чувственной страсти как банальность, лишенную интереса.

Однако снисходительность к ламам тулку, которые так или иначе нарушают монашеские правила, возникает также из неопределенного опасения, которое они вызывают почти всегда, даже у мало суеверных жителей Тибета. Считается, что они должны обладать сверхъестественными и магическими возможностями, которые позволяют им узнать, что о них говорят, и принять соответствующие меры. Тибетцы также полагают, что человек, который обвиняет ламу, являющегося его защитником, нарушает духовные обязательства, соединяющие их, и тем самым автоматически лишает себя его защиты.

Можно также добавить, что народ в целом не ожидает, что Великие ламы должны быть святыми и жить жизнью аскетов. Это требуется только от некоторых отшельников. Высокое положение, которое занимают эти ламы тулку, как я уже говорила, основано на вере в то, что они обладают силой, позволяющей им эффективно защищать своих последователей или, как в случае Далай-ламы, Таши-ламы и некоторых других выдающихся лиц, защищать весь Тибет, людей, животных – всю эту землю. Поэтому все, что от них требуется, – быть в состоянии осуществить эту роль защитника как можно лучше; средства и методы оставляются на их усмотрение, поскольку обычные люди не считают себя способными проникнуть в их мысли.

Глава XIII

Истинное посвящение

Все, что уже говорилось ранее о ламаистских «посвящениях» и упражнениях, связанных с этими посвящениями, может заставить людей вообразить, что слово «посвящение» в том значении, которое придается ему в других странах и западными авторами, не может относиться к любому из многочисленных жителей Тибета, которые получили тот или другой из различных ритуальных ангкуров, даруемых в этой стране. Я хотела бы еще раз напомнить [126] , что ангкур сам по себе не предназначен для того, чтобы передать знание, скорее он призван передать силу для того, чтобы совершить определенное физическое или ментальное действие. В мистическом ангкуре эта сила может интерпретироваться как сила, необходимая для выполнения интеллектуальных упражнений, необходимых для развития способностей, позволяющих добиться духовного просветления. Это состояние, которое тибетцы выражают словами tharwar gyourwa – «становиться свободным», – является плодом не обряда, а мистического опыта, который невозможно передать.

В биографии Миларепы мы находим доказательство того, что этой интерпретации придерживались ламы в течение всех прошедших веков.

Я указываю на эту работу, предпочитая ее многим другим, способным предоставить аналогичные доказательства, потому что она была переведена на английский и французский языки, так что мои читатели будут в состоянии лично убедиться во всем, что я говорю.

Марпа, тантрический лама, строго придерживавшийся ритуалов, и гуру Миларепы, не пренебрегал ни ангкурами, ни эзотерическими наставлениями. Однако после каждой церемонии он никогда не забывал отослать своих учеников назад, в их пещеры или хижины, чтобы они помедитировали там в одиночестве.

Затем он призывал их обратно, чтобы они сообщили ему результаты своих медитаций, и исключительно на основании этих результатов он мог понять, преуспели ли они в «знании», сумели ли «инициировать сами себя».

Однако, какими бы неортодоксальными они ни были во многих других отношениях, ламаисты строго поддерживают некоторые из наиболее существенных принципов буддизма, особенно тот, который мы находим в следующих словах Будды: «Будьте своим собственным наставником и своим собственным факелом», эхо которых мы находим на Тибете: «люди ищут защитников и наставников вне себя и тем самым погружаются в горе и боль» [127] .

На медитативных отшельников Тибета эти принципы, похоже, оказывают еще большее влияние, чем на их единоверцев из стран, расположенных южнее. Например, в то время как последние утверждают, что ввиду отсутствия в настоящее время Будды на земле никто не может достигнуть состояния архана – полностью просветленной личности, способной живым вступить в Нирвану, – ламаистские мистики полагают, что материальное присутствие проповедующего Будды совершенно необязательно для получения «Знания».

Согласно их мнению, Учение просто существует, и даже без книг, в которых оно записано, и без лам, которые могут преподать его. Человек, готовый к этому, способен обнаружить его путем медитации и повторить в себе духовный опыт Будды.

Одним словом, именно здесь происходит истинное «посвящение», так, как оно было задумано мастерами мистики на Тибете. Правильно это или нет, но они ревниво хранят при себе собственные мысли по этому вопросу. Эта концепция посвящения – один из глубочайших секретов их тайного учения.

И все же, как остроумно сказал мне один лама: «Тайна появляется только тогда, когда понимание терпит неудачу; это – другое название невежества. Проникновение в сознание и его исследование способны все обнаружить».