История Византии - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько дней спустя король Балдуин III прибыл из Иерусалима. Они с Мануилом никогда до сих пор не встречались, однако Балдуин недавно женился на тринадцатилетней племяннице императора Феодоре. К тому времени ему исполнилось тридцать лет, это был умный, просвещенный правитель, с Мануилом его сближало наличие редкого обаяния. Между королем и василевсом сразу же возникло взаимопонимание, и Балдуин с удовольствием принял участие в церемонии вступления императора в Антиохию, состоявшейся в Пасхальное воскресенье, 12 апреля 1159 г. Празднования длились восемь дней. Мануил даже сделал жест в сторону франков: он организовал рыцарский турнир — вещь, неизвестную на Востоке, — во время которого, к ужасу своих подданных, лично принял участие в поединке. Мануил и Балдуин стали верными друзьями, и когда с последним на охоте произошел несчастный случай — он сломал руку, — василевс настоял на том, что сам будет лечить и выхаживать друга, как ранее это делал с Конрадом.
К тому времени, когда император покинул Антиохию, отношения между Византией и Отремером оказались настолько замечательными, каковыми никогда еще не были. Такими они могли бы и остаться, если бы Мануил двинулся теперь на Алеппо. Однако к нему явились послы Нуреддина: в обмен на перемирие эмир был готов освободить 6 000 000 пленных христиан и направить военную экспедицию против турок. Мануил принял это предложение и вернулся в Константинополь; его армия последовала за ним.
Легко можно представить реакцию франков. Как получилось, что император провел огромную армию через всю территорию Малой Азии и возвратился, не вступив в бой с врагом? Франки воздавали ему всевозможные почести, веря, что он уничтожит врага, угрожавшего их существованию. Вместо этого Мануил заключил сепаратный мир с врагом крестоносцев и оставил их на произвол судьбы.
Но какой бы роковой силой ни являлась Сирия для франков, для Мануила это была лишь одна из многих удаленных провинций. Он не мог позволить себе долго задерживаться в местах, расположенных в 500 милях от столицы, без особых на то оснований. Тем более что василевс получил сообщения о заговоре в Константинополе и проблемах на европейской границе. Во всяком случае, Нуреддин весьма удовлетворительным образом держал франков в страхе, а те оставались верными, только когда боялись. Да и сельджуки представляли собой намного большую опасность, чем атабег. В свете всех этих причин его предложение о союзе Мануил не мог отвергнуть.
Последующие события показали, что он был прав. Благодаря этому альянсу сельджукский султан Кылыч-Арслан II в 1162 г. оказался вынужден заключить договор, согласно которому он возвращал все греческие города, захваченные в последнее время, запрещал своим войскам делать набеги на византийские территории и соглашался предоставить имперской армии отряд для любого похода. Для того чтобы скрепить соглашение, султан нанес государственный визит в Константинополь.
Император решил ослепить гостя внешним блеском. Ему было предложено сесть на трон, обшитый золотом, украшенный карбункулами, сапфирами и жемчугом. У императора на шее висел рубин размером с яблоко. В течение двухнедельного пребывания султана в столице дважды в день ему подносились еда и питье в золотых и серебряных сосудах — после трапезы все эти емкости немедленно передавались гостю в личную собственность. Одно за другим проходили различные увеселительные мероприятия — пиршества, конные соревнования, цирковые представления, состоялась даже грандиозная водная феерия, на которой были продемонстрированы все чудодейственные эффекты греческого огня. Представление, которое устроил султан, к сожалению, оказалось менее успешным. Один из членов турецкой свиты собрался совершить полет. Закутанный в одеяние, всецело состоящее из карманов — предполагалось, что находившийся в них воздух будет поддерживать тело в состоянии парения, — человек поднялся на высокий помост и прыгнул. Когда минутой позже упавшее тело унесли, народ, как повествуют источники, не мог сдержать смеха.
Византийские позиции на Востоке ныне были сильнее, чем когда-либо со времен Манцикерта. Султан был принижен, атабег — сильно запуган. Наземный путь в Палестину вновь открылся для паломников. Среди христиан недовольными были только жители Отремера.
Между тем в конце 1159 г. умерла императрица Ирина, оставив после себя только двух дочерей. Мануилу же крайне нужен был сын. Соответственно на Рождество 1161 г. он женился на Марии, восхитительной дочери Констанции Антиохийской и Раймунда де Пуатье.
Шесть месяцев спустя ее двоюродный брат Балдуин Иерусалимский скончался в Бейруте. Мануил плакал, получив это известие. Балдуин был хорошим королем — возможно, даже великим, и являлся верным другом Мануилу — отнюдь не малая деталь, когда речь идет о правящих монархах.
Но случилась еще одна смерть королевской особы, получившая в мире гораздо больший политический резонанс: речь идет о короле Венгрии Гезе II. Она повлекла за собой спор о престолонаследии, который в свою очередь привел к войне. Боевые действия продолжались до 1167 г., когда одержанная Мануилом крупная победа обеспечила ему обладание Далмацией, Боснией и большей частью Хорватии. На Западе главным проигравшим стала Венеция, чью реакцию на аннексию Византией всего Далматинского побережья легко можно представить. Впрочем, венецианцы не были слишком сильно удивлены таким поворотом событий: их давно уже беспокоили усиливавшиеся позиции Генуи, Пизы и Амальфи в Константинополе, в былое время являвшемся эксклюзивной вотчиной для венецианских торговцев.
Но у Мануила имелись свои причины быть недовольным венецианцами. К тому времени в Константинополе проживало около 80 000 латинян, и все они обладали особыми привилегиями. Из них венецианцы составляли самую многочисленную колонию и пользовались наибольшим благоволением со стороны власти, и они же вызывали максимальное число нареканий. Мануил решил преподать им урок. В начале 1171 г. генуэзская колония в Галате[78] была атакована и почти полностью уничтожена. Ответственных за это так никогда и не нашли, но Мануил возложил вину на венецианцев и отдал приказ арестовать всех граждан Венеции, находившихся в Византии, а их суда и все имущество конфисковать. В одной только столице задержали 10 000 человек.
На Риальто[79] пришли в ярость. Аресты венецианцев произвели в один день во всей империи, и настолько четко и гладко, что не приходилось сомневаться — акция была давно и тщательно спланирована. Республика стала готовиться к войне. Населению объявили о принудительном займе; венецианцы, жившие за границей, были вызваны на родину и зачислены на воинскую службу, и в сентябре дож Витале Микель направил флотилию из более чем 120 парусных судов против Восточной империи.
Однако на острове Эвбея имперские послы встретили его весьма радушно. Дожу дали понять — если Витале направит в Константинополь миссию с мирными предложениями, то все недоразумения можно разрешить.
Витале Микель принял предложение. И это была самая тяжелая ошибка в его жизни. Пока его эмиссары двигались к берегам Босфора, он ожидал развития событий на острове Хиос, и именно там на него обрушилась беда. На переполненных народом судах разразилась эпидемия чумы и начала распространяться с ужасной скоростью. К весне уже тысячи погибли, выжившие сильно ослабли и были совершенно деморализованы. И тут из Константинополя прибыли послы, чтобы сообщить о полном провале переговоров. Император не имел намерения менять свои планы. Он вызвал послов только затем, чтобы выиграть время.
Микелю ничего другого не оставалось, кроме как вернуться в Венецию, но, откровенно говоря, ему лучше было бы остаться на Востоке. В глазах граждан республики дож проявил преступное легковерие, угодив в типично византийскую ловушку; теперь он еще и принес чуму в город. Венецианцы восстали против Микеля. Рядом с его дворцом собралась толпа, требовавшая крови дожа. Выскользнув из дворца, Микель решил поискать убежища в монастыре Св. Захарии, но не успел пробежать и ста ярдов, как на него накинулись мятежники и закололи ножами.
Прошло четырнадцать лет, прежде чем дипломатические отношения между Византией и Венецией были восстановлены, и тридцать два года, прежде чем венецианцам удалось взять реванш. Но уже через пять лет после убийства дожа республика стала центром внимания всего христианского мира. 24 июля 1177 г. преемник Микеля Себастьяно Дзиани организовал самую значимую политическую церемонию XII в., в ходе которой было засвидетельствовано примирение папы Александра III и императора Западной империи Фридриха Барбароссы. Со времени злополучной коронации Фридриха его отношения с папством неуклонно ухудшались. После смерти Адриана (1159 г.) Фридрих намеренно организовал раскол внутри курии, так чтобы политическая сцена, на которой давно уже царил хаос, в течение следующих восемнадцати лет была сотрясаема еще и спорами о том, кто вправе занять папский трон.