Макей и его хлопцы - Александр Кузнецов

— Добро, коли так. Слышали и мы, что наших врагов шибко погнали. Правда ли? Аж нэ верирся.

— Верно, деду. Наши к Могилеву подступили. Жлобин уже в наших руках. Бобруйск штурмуют теперь.

Сивая борода старика поползла в стороны, в подслеповатых глазах блеснули слёзы радости. Он п вернулся к своим односельчанам и фальцетом крикнул:

— Хлопцы гуторят: скоро, слышь, наши здесь будут.

— Не врут? Они который год это говорят.

Макей, уже пустивший рысью своего гнедого скакуна, не слышал этого разговора.

К вечеру Макей со своими хлопцами прибыл на партизанский аэродром, а ночью улетел на Большую Землю.

В отряде потянулись дни ожидания Макея, наполненные всякими предположениями и боевыми делами. Даром не сидели. Однажды макеевцы устроили засаду на вражескую автоколонну, вступили с ней в бой. Это было в Клецком районе, Барановичской области. Клейкий район расположен в створе железной и шоссейной дорог. И не только железная дорога и шоссе находились под усиленной охраной немцев, но и весь угол, образованный этими коммуникационными линиями.

Рано утром на деревню Денисович,! прошли шесть автомашин с немецкими солдатами и три, словно чёрные жучки, легковые машины. Их заметила наша разведка. Командир разведки Василий Коноплич подъехал к дому одного хуторянина, спешился и вошёл в хату.

— Отец, — обратился он к старику, вившему оборы, — куда прошли эти машины?

— Известно куда, на Денисовичи.

— Ты что это, вроде сердишься? — полюбопытствовал Коноплич, немного удивленный сердитым тоном старика.

— Дорогой человек, — заговорил старик, бросив вить оборы, — дорогой человгк, почему бы этих собак не подстрелить? А? Можно их подстрелить, аль нет?

— А ты как думаешь? — лукаво улыбаясь, в свою очередь, задал вопрос Коноплич.

— По–моему, можно! — словно спять на что‑то рассердись, вскричал старик, грозно блеснув глазами.

Он рассказал Конопличу, что вдоль шляха, по которому обратно поедут немцы, тянутся курганы, оставшиеся не то от наполеоновской воины, не то еще от шведской.

— Вражеские кости в них гниют, — перешёл на шёпот старик, — туда же и этих…

На большом галопе разведчики понеслись в лес, где стояла первая рота и при которой находился комиссар отряда Хачтарян. Коноплич передал ему разговор со стариком и, в частности, соображения относительно засады. Этими соображениями, в свою очередь, Хачтарян поделился с командиром отряда имени Ивана Гро н го. На общем совете было решено устроить на немцев засаду. На левом фланге, ближе к деревне Денисовичи, располагаются грозненцы, а на правом фланге — макеевская первая рота, командиром которой был старший сержант Василий Карасёв, человек скромный, тихий, но храбрый и решительный. Ещё дальше, метрах в двухстах, залегли партизанские разведчики.

Только залегли макеевцы за курганами, действительно, оказавшимися прекрасным укрытием, откуда‑то появились три женщины. На вопросы — кто они, зачем ходили в Денисовичи и куда теперь идут, сна категорически отказались отвечать. «Упрямое бабье», — ворчали партизаны. Их отвели за ель и поставили к ним–караул.

— В случае чего—стреляйте, — приказал командир. .

Ропатинского комиссар Хачтарян по просьбе Ивана Свиягина вернул в строй. Теперь он лежал здесь же за курганом, крепко сжимая мозолистыми ладонями ложе винтовки. Никогда ещё его не видели таким приподнятым, радостно–возбуждённым и счастливым. Был тёплый день. Партизаны лежали на мшистых, пригретых солнцем курганах.

В лесу раздался гул приближающихся вражеских автомобилей. Ропатинский привстал, звякнул затвором. Вот по шляху недалеко от партизан идут три машины —грузовая, а за ней две легковые. Осторожно идут они. Партизаны, притаив дыхание, ждали рокового для немцев сигнального выстрела. И вот как–будто что‑то треснуло _ большое и хрупкое. И сразу затрещали все пулемёты, часто защелкали винтовки. На вражеские машины обрушилась вся сила ненависти, партизанский гнев.

Враги заметались, как в мышеловке. Некоторые успели выскочить из машины и повели по партизанам огонь. Ропатинский вскочил и стал стрелять с колена. Вот немец с борта машины подаёт другому, стоявшему на земле, коробку с патронами. Ропатинский целится в него, но Петых Кавтун уже хлестнул по ним короткой пулемётной очередью и один упал, а другой бессильно повис на борту. Ропатинский покосился на цыганёнка и выругался. Елозин из своего автомата дал строчку по легковым машинам. Одна из них остановилась и оттуда в дверку вывалился толстый жандармский офицер.

— Ком! Ком! — стеная, призывал он кого‑то к себе на помощь.

К нему от грузовой машины пополз солдат. Тогда Ропатинский взял этого на мушку и выстрелил. Видно было, как немец осел и предсмертные судороги прошли по его телу: «За мамку!» — шептал Ропатинский. Тем же кончилась попытка второго солдата. «А это за…»

Боевой дух охватил партизан. Презирая смерть, шли они на врага. Малодушных сражали презрением.

— Ропатинский! — кричал Карасёв. -— Чего прячешься?

Но ропатинский лежал недвижим: он был смертельно ранен в голову. Огонь со стороны немцев усилился. Коммунисты — Владимир Храмович, политрук Бурак, Михась Гулеев, сам командир роты Карасёв — ещё продолжали бить и по убегающим немцам, и по тем, которые ещё отстреливались. Вот от машин полетели две гранаты. Они упали как раз там, где только что за минуту перед этим лежал пулемётчик Кавтун. Осколки просвистели над его головой. В ответ на это цыганёнок также бросил гранату и она, взорвавшись, на миг окутала дымом и пылью грузовую машину. Вскоре из‑под машин почти совсем прекратился огонь, но засвистели пули слева. Это били немцы, оставшиеся на опушке. Они слезли с машин и, развернувшись, пошли в наступление. Под давлением превосходящих сил противника партизанская рота отошла. Мёртвого Ропатинского унесли в чащобу.

Немцы потеряли тридцать солдат, двух жандармских офицеров, одного крупного земельного работника по Барановичской области. А старосту, служившего немцам проводником, расстреляли, по словам полицейских, сами немцы за то, что он, якобы, навёл их на партизанскую засаду. Во время боя три задержанные партизанами женщины с криком бросились на партизан, но также были убиты. В одной из них опознали переодетого мужчину. Как потом установили, это была маршрутная разведка. Так что в общей сложности немцы потеряли тридцать шесть человек, они легли рядом с древними врагами России, побитыми ещё нашими предками.

— Ну, как, деду? — говорит, улыбаясь, Коноплич, — слыхал?

— Добро, хлопец. Слыхал. Бой ваш слыхал. Славно дрались, видать, хлопчата. Дай вам бог здоровья, — вдруг неожиданно закончил старик и перекрестился.

В конце мая из Москвы партизаны макеевского отряда получили радиограмму. В ней говорилось, что Макей вылетает в район расположения своего отряда. Предлагалось встретить его с двадцатью подводами. Что только было, коБца комиссар Хачтарян зачитал это сообщение!

— Ура! Да здравствует Макей!

Тут же Михаилу Бабину было приказано достать пятнадцать подвод и со своей ротой идти встречать Макея. К ним были прикомандированы адъютант Макея Елозин и помощник командира отряда Миценко. Елозин сиял: скоро он снова увидит своего любимого командира!

Широкое лицо Бабина светилось радостью и его крепкие зубы белой эмалью сверкали на солнце. Русые волосы раздувал тёплый ветерок и Бабин то и дело, встряхивая головою, забрасывал их назад. С ним шли политрук Бурак и секретарь партбюро Пархомец. Всю дорогу только и говорили о том, что везёт Макей. Наверное, тол, автоматы, патроны…

— Может, пушку ещё? — спросил кто‑то.

— Может, и пушку, — ответил Бурак, весело подмигивая.

На аэродром пришли к ночи следующего дня.

— Далеко как, — сказал Бабин, ложась на траву под дерево и вытягивая свои длинные ноги. — Устал, братцы.

Ночь была тёмная, безлунная. Часов в двенадцать стала медленно подниматься красная половинка месяца. Но света от этого не прибавилось. В небе, мерцая, горели мириады звёзд. Одна звезда, стоявшая низко над лесом, горела особенно ярко. Вдруг послышался ровный гуд моторов и вскоре тёмный силуэт громадной птицы проплыл над лесом. Внизу сразу вспыхнули три костра — два против друг друга на концах аэродрома, один сбоку.

Самолёт, сделав разворот, пошёл на посадку, но к изумлению всех, над ним летучей мышью пронесся немецкий истребитель. И не успели внизу что‑нибудь сообразить, как стервятник вонзил в большую птицу струю огненных стрел. Снизу раздались беспорядочные запоздалые выстрелы. Пилот не заметил врага, а раздавшиеся выстрелы и блеснувшие огни принял за приветственные сцгналы. И он никак нэ мог понять, что же случилось с его самолётом: рули управления не подчинялись.

Партизаны видели, как громадный самолёт, ударившись о землю, вдруг снова подпрыгнул, потом опять стукнулся о землю и покатился мимо них, неся на хвосте. крутившееся пламя огНя. В окне самолёта проплыло радостное лицо Макея. Он ещё не знал о надвигающейся катастрофе, против которой уже невозможно было бороться. Счастливый, улыбающийся он держал в руках жёлтый кожаный портфель. «Сколько будет радости хлопцам», — думал Макей, с нетерпением ожидая, когда остановится самолёт и он сможет пожать своим хлопцам руки. Вдруг машину тряхнуло. Лётчик крикнул: