Полное собрание сочинений. Том 16. Июнь 1907 — март 1908 - Владимир Ленин (Ульянов)

Основной источник неверности всей тактической линии Плеханова и шедших за ним меньшевиков в первый период русской революции (т. е. в 1905–1907 годах) состоит в том, что они совершенно не поняли этого соотношения между буржуазной революцией вообще и крестьянской буржуазной революцией. Обычный в меньшевистской литературе грозный шум[111] по поводу того, что большевики-де не понимают буржуазного характера происходящей революции, есть не что иное, как прикрытие этого недомыслия. На деле ни один социал-демократ ни той, ни другой фракции ни до революции, ни во время нее не отступал от марксистских взглядов на буржуазный характер революции; только «упростители», вульгаризаторы фракционных разногласий могли утверждать обратное. Но часть марксистов, именно правое крыло, отделывалась все время общим, абстрактным, шаблонным понятием буржуазной революции, не сумев понять особенности данной буржуазной революции именно как крестьянской революции. Совершенно естественно и неизбежно, что это крыло социал-демократии не могло понять источника контрреволюционности нашей буржуазии в русской революции, не могло определить ясно, какие классы способны одержать в этой революции полную победу, не могло не сбиваться на взгляд: в буржуазной революции пролетариат должен поддерживать буржуазию, в буржуазной революции главным деятелем должна быть буржуазия, размах революции ослабеет, если отшатнется буржуазия, и т. д., и т. п.

Наоборот, большевики с самого начала революции весной и летом 1905 года, когда не могло еще быть и речи о столь распространенном теперь у невежественных или неумных людей смешении большевизма с бойкотизмом, боевизмом и т. п., ясно указали источник наших тактических разногласий, выделив понятие крестьянской революции, как одного из видов буржуазной революции, и определив ее победу: «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства». Крупнейшим идейным завоеванием, которое сделал большевизм с тех пор в международной социал-демократии, было выступление Каутского со статьей о движущих силах русской революции (русский перевод под редакцией и с предисловием Н. Ленина: «Движущие силы и перспективы русской революции». М. 1907, книгоиздательство «Новая эпоха»). Как известно, в начале раскола между большевиками и меньшевиками, в 1903 году, Каутский встал на сторону последних. В 1907 году, после наблюдения за русской революцией, о которой Каутский писал неоднократно, он сразу понял ошибку Плеханова, пославшего ему свой известный опросный лист. В этом опросном листе Плеханов спрашивал только о буржуазном характере русской революции, не выделяя понятия крестьянской буржуазной революции, не идя дальше общих скобок: «буржуазная демократия», «буржуазные оппозиционные партии». Исправляя эту ошибку, Каутский ответил Плеханову, что буржуазия не является движущей силой русской революции, что в этом смысле время буржуазных революций миновало, что «прочная общность интересов во весь период революционной борьбы существует только между пролетариатом и крестьянством» (назв. брошюра, с. 30–31), что «она-то (эта прочность интересов) и должна лечь в основу всей революционной тактики русской социал-демократии» (там же, с. 31). Здесь вполне ясно выражены основы большевистской тактики против меньшевистской. Плеханов страшно сердится в «Новых письмах и т. д.» по этому поводу. Но досада его только рельефнее выставляет бессилие аргументации. Кризис мы переживаем «все-таки буржуазный», – твердит Плеханов, браня большевиков «безграмотными» (с. 127). Эта брань – сердитое бессилие. Плеханов не понял вопроса об отличии крестьянской буржуазной революции от некрестьянской буржуазной революции. Говоря, что Каутский «преувеличивает быстроту развития нашего крестьянина» (с. 131), что «разномыслие между нами (Плехановым и Каутским) возможно только в оттенках» (131) и т. п., Плеханов прибегает к самым жалким, трусливым уверткам, ибо всякий чуточку думающий человек видит как раз обратное. Дело не в «оттенках», не в вопросе о быстроте развития, не в «захвате» власти, о чем кричит Плеханов, а в основном взгляде на классы, способные быть движущей силой русской революции. Плеханов и меньшевики неизбежно сбиваются, вольно и невольно, на оппортунистическую поддержку буржуазии, ибо они не понимают контрреволюционности буржуазии в крестьянской буржуазной революции. Большевики сразу определили общие и основные классовые условия победы этой революции, как демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Каутский по существу дела пришел к тому же взгляду в «Движущих силах» и повторил его во втором издании своей «Социальной революции», где он говорит: «Она (победа русской социал-демократии в близком будущем) может быть лишь делом союза (einer Koalition) пролетариата и крестьянства» («Die soziale Revolution», von К. Kautsky. Zweite Auflage. Berlin, 1907, Seite 62[112].). (Место не позволяет нам остановиться на другом добавлении Каутского во втором издании, на его оценке уроков декабря 1905 г. – оценке, в корне расходящейся с меньшевизмом.)

Таким образом мы видим, что Плеханов совершенно спасовал по вопросу об основах всей вообще социал-демократической тактики в такой буржуазной революции, которая может победить лишь как крестьянская революция. Мои слова в Стокгольме (апрель 1906 г.)[113], что Плеханов довел до абсурда меньшевизм, отвергнув завоевание власти крестьянством в крестьянской революции, нашли себе самое полное подтверждение в последующей литературе. И эта основная ошибка тактической линии не могла не сказаться на меньшевистской аграрной программе. Муниципализация, как я не раз показывал выше, ни в экономической, ни в политической области не выражает полностью условий действительной победы крестьянской революции, действительного завоевания власти пролетариатом и крестьянством. В экономической области такая победа не может быть совмещена с закреплением старого надельного землевладения; в политической области – с одним только областным демократизмом при неполном демократизме центральной власти.

6. Достаточно ли гибкое средство национализация земли?

Тов. Джон говорил в Стокгольме (стр. 111 «Протоколов»), что «проект муниципализации земли является более приемлемым, как более гибкий, он учитывает разнообразие хозяйственных условий, он допускает проведение его в самом процессе революции». Коренной недостаток муниципализации в этом отношении мной уже указан: закрепление в собственность надельного землевладения. Национализация неизмеримо более гибка в этом отношении, ибо позволяет гораздо свободнее сорганизовать новые хозяйства на «разгороженной» земле. Здесь надо еще отметить вкратце другие соображения Джона, более мелкие.