Венчание с бесприданницей - Анастасия Туманова

– Вы говорите, что я могу посвататься к Браницким или Волнухиным. Возможно, но капризные девицы из богатых семей меня не прельщают… Да и им со мной будет, боюсь, тяжело. А наши с вами имения рядом, не придётся что-то продавать или покупать, тратить время на писанину…

– … и пустошь ваша будет… – задумчиво продолжила Остужина.

– Разумеется. Вы умеете вести дом, вы отличная хозяйка, я смогу положиться на вас во всём… И вы очень хороши собой. Чего же ещё можно желать?

Выговорив это, Закатов спохватился, что, вероятно, с этого и надо было начинать, – но Остужину, казалось, не смутила запоздалость комплимента. Она слегка улыбнулась и кивком попросила его продолжать.

– Надеюсь, Анастасия Дмитриевна, что и вы найдёте в моём предложении выгоду для себя. Если же вас оно обидело или не заинтересовало…

– Отчего же? Оно, возможно, даже кстати… – медленно произнесла Остужина, отворачиваясь к окну. Свет свечи тронул слева её скуластое лицо. – Что ж, Никита Владимирович… Предложение ваше неожиданно, надо сказать… И мне нужно подумать. Хотя бы несколько дней. Если вы готовы ждать…

– Столько, сколько вам понадобится. Могу ли я приехать к вам на той неделе за окончательным ответом?

– Нет… нет. Я, с вашего позволения, пошлю за вами, когда приму решение.

– Как будет угодно. – Закатов встал и коротко поклонился. Поднялась и Остужина, протягивая ему узкую руку без перчатки. Он слегка сжал её холодные пальцы, повернулся и вышел – всё с той же пугающей, жгучей пустотой в душе.

Оставшись одна, хозяйка дома некоторое время сидела не двигаясь, глядя в щель между портьерами, за которыми уже вовсю мело. В доме было тихо, лишь постукивали ходики на стене, да из кухни доносилось кряхтение Власьевны. Вскоре со двора донёсся скрип ворот, унылая брань, чавканье копыт по раскисшей грязи. В дверь, хлопнув ею во всю мочь, ворвалась взбудораженная Дунька.

– Барышня! Барышня, Ермолая доставили вместе с дрожками! Уж и ругается, совестно даже слушать! Ось, говорит, впополам прямо, и ежели вы не распорядитесь железные другим разом ставить… А куда это барин болотеевский делся? Только что тут сидел, шти трескал – и в одночасье прочь снесло!

– Ох, да замолчи ты, дура… – вздрогнув, будто её только что разбудили, с досадой выговорила Остужина. – Поди прочь. Хотя нет… постой. Погоди. Дунька, он ведь мне предложение сделал…

– Цари-и-ица небесная! – всплеснула руками Дунька, неловко бухаясь на порог. Остужина, подперев щеку рукой, смотрела на неё с горькой улыбкой.

Опомнившись, Дунька пронзительно завопила в сторону кухни:

– Власьевна! Власьевна-а! Глушня старая, иди сюда! Ты послушай, что сотворилось-то! Покуда ты там горшками гремела, мы с барышней замуж собрались, вот!

– Полно те! – встревоженно прогудела кухарка, появляясь на пороге и наспех вытирая руки скомканной тряпицей. – Звонишь, как колокол дурной! Обожди, будет тебе от барышни-то на орехи!

– Истинная правда! – подбоченилась Дунька. – Настасья Дмитриевна, душенька, скажите этой фоме неверующей! Нам болотеевский барин руку с сердцем предложили!

– Тьфу, Дунька, какая же ты дура… – пробормотала Остужина, закрывая лицо руками. – Господи, что же мне теперь делать…

– Как – что?! – Дунька даже зажмурилась. А потом повернулась к озадаченной Власьевне, ища поддержки. – Как – что, барышня, миленькая?! Хватать его, хватать надо да в церкву волочить, покуда не опамятовался! Будто другой случай нам с вами представится! Будто тут на кажном кусту по жениху для нас висит! Господи, Параскева-Пятница, да как же мы с вами теперь хорошо заживём-то! Защита у вас будет какая-никакая, заступа! Ребёночка родите, да второго, да третьего… Да и с долгами легче расплатиться будет!

– Дунька! Угомонись! – простонала Остужина, хватаясь за голову. – Вот ведь не было напасти… Мало мне было с папенькой мороки… Да как же это, господи?! Я ведь про него не знаю ничего… Три раза виделись…

– Люди про болотеевского барина хорошо говорят, – глубокомысленно изрекла Власьевна. – Говорят – приехал, порядок навёл, мужикам три дня барщины постановил, а было-то при евонной Упырихе – аж шесть дён на неделе! Шашнадцать коров по дворам раздал, да чуть не весь господский хлеб!

– Хорош хозяин, нечего сказать… – пробормотала Остужина. – Этак он и меня с детьми по миру пустит… Может быть, он ещё и пьяница какой-нибудь или что похуже…

– А вам, Настасья Дмитриевна, вовсе и не обязательно свою деревню на него переписывать! – нахмурилась кухарка. – Мало ль как ещё получится… А насчёт того, пьяница он аль нет, – это мы скоренько разузнаем. У меня кума – кровная сестра кухарки болотеевской! Завтра сбегаю к Ефросинье да навострю её – она для вас всё в самом лучшем виде выспросит! Полный отчётец предоставит! А там и подумаем – выходить нам замуж аль погодить! Коли впрямь человек хороший – чего ж дожидаться-то?

– Как – чего? – деловито встряла Дунька. – Нам надобно спервоначала хотя бы сорока дён по папеньке дождаться! Чтобы люди не сказали, что мы траура не выдержали, будто бесстыжие какие! По-доброму-то, надо бы и год ждать… Да только как бы барина за этот год в другое стойло не уволокли! Нет уж, пусть лучше по углам шипят, а жених наш будет! Волнухины обойдутся, у них приданого на шестерых женихов хватит, а у нас – сами понимаете… Тётушкам отписать… А может, и не надо! Вон с поминками сколько убытков было! Свадьба-то, поди, ещё больше сожрёт! Барышня, вы как хотите – с настоящей свадьбой аль чтоб убытку не было?

– А приданое у нас имеется! Тоже не из-под колоды вылезли! – уверила Власьевна. – И бельишко, и полотно тонкое, и полторы дюжины скатертей вышитых, и салоп на лисе, да второй на бобре… Ежели моль не сгрызла… И сервиз маменьки покойной на двадцать пять гостей с вензелями!

– Сдурела?! – замахала на неё руками Дунька. – Тот сервиз барин покойный ещё когда соседу Куницыну в карты продули!

– Хо! – подбоченилась Власьевна. – Они-то продули, да найти, чтоб отдать, не сумели! Я его на чердаке так запрятала, что теперь, поди, и сама не враз сыщу… Ещё чего, барынин сервиз, в приданое барышне завещанный, этому чурбану Куницыну отдавать! Так что найти надобно да почистить – Волнухины ещё от зависти удавятся! Да с этаким сервизом за царя выходить не стыдно – не то что за барина болотеевского!

Остужина не принимала участия в деловом споре. Её раскосые глаза по-прежнему смотрели в щель между портьерами, полуоткрытые губы что-то беззвучно шептали. Горькая, недоумённая улыбка так и не сошла с её лица.

Венчание графа Никиты Закатова и девицы Анастасии Остужиной состоялось в первый день зимы, в церкви Воздвиженья села Заморина. Село стояло на столбовой дороге, ведущей в Москву, имело, кроме церкви, кабак и постоялый двор и находилось в десяти верстах от имения жениха и в шестнадцати – от деревни невесты. Это место было выбрано молодыми лишь затем, чтобы сыграть свадьбу тайно, без приглашённых гостей и праздника. Шаферы были найдены в квартировавшем в Заморине гусарском полку. Со стороны невесты в церкви присутствовали лишь крепостная девка да толстая кухарка, со стороны жениха – и вовсе никого. Если священник и был удивлён, то удивления своего ничем не выказал и за предложенную сумму провёл обряд венчания так, как полагается. Девица Остужина стала графиней Закатовой, граф обзавёлся супругой, что было засвидетельствовано в церковной книге и подписано четырьмя свидетелями.