Вестник смерти - Алексей Калугин

– И тем не менее…

– Я никуда не пойду без меча и Волка, – Хорн намеренно перебил императора, чтобы показать, что его решение окончательное и обсуждению не подлежит.

Втянувшись в спор об оружии, Хорн тем самым поставил бы Гудри-хана в исключительно неловкое положение. Продолжая настаивать на неприемлемых для собеседника требованиях, император завел бы переговоры в тупик. Сейчас же он имел возможность изменить решение, которое пока еще не было высказано вслух.

– Ты хочешь взять с собой и волка? – Гудри-хан изумленно посмотрел на сидевшего у ног Хорна огромного зверя.

– Помимо себя самого я доверяю только своему мечу и Волку, – объяснил свою позицию Хорн. – Поэтому я хочу, чтобы они оба находились рядом со мной.

– Но волк… – Гудри-хан в растерянности развел руками. – Дикий зверь в дворцовых покоях…

– Если ты не боишься того, что я пущу в дело свой меч, то можешь не опасаться и Волка, – сказал Хорн. – Спроси у своего осведомителя, и он подтвердит, что Волк подчиняется каждому моему слову.

Гудри-хан вопросительно глянул на стоявшего рядом с ним Антипа. В подтверждение слов Хорна парень коротко кивнул.

– Ну что ж, – вновь улыбнулся Хорну император. – Я приглашаю тебя пройти во дворец.

– Благодарю тебя, император, – поклон Хорна был вполне учтивым, но недостаточно долгим для властелина Подлунной. – Только скажи своим слугам, чтобы во избежание неприятностей они не приближались ко мне ближе чем на два шага.

Гудри-хан коротко усмехнулся и знаком велел янычарам держаться в стороне.

– Возвращаемся во дворец! – объявил свое решение император.

Дворцовая челядь, словно стая огромных лазоревых птиц, размахивая широкими рукавами своих одеяний, кинулась к Гудри-хану. Каждый из придворных стремился первым подать императору руку, чтобы помочь ему спуститься со ступенек беседки. Однако Гудри-хан взмахом руки отстранил от себя самого ловкого из слуг и спустился на тропинку, опираясь на согнутую в локте руку, которую подставил ему Антип. Лицо парня сияло, как полная луна в ясную ночь. Несомненно, ему казалось, что он достиг того, к чему стремится каждый смертный: сам великий властелин Подлунной Империи ступал по земле, опираясь на его локоть.

Обернувшись, Гудри-хан поманил за собой Хорна.

Прежде чем покинуть беседку, Хорн посмотрел по сторонам. Затем он выпустил вперед Волка и осмотрел окрестности его глазами. В парке было множество кустов и беседок, и за каждой из них могли прятаться вооруженные стражники. Но те янычары, которых видели Хорн и Волк, были готовы выполнить приказание Гудри-хана и беспрепятственно пропустить во дворец вооруженного Волчатника вместе с его зверем.

Хорн медленно, внимательно наблюдая за тем, что происходит вокруг, двинулся следом за процессией одетых в лазоревое придворных, растянувшихся на узкой тропинке, подобно толстой гусенице, головой которой являлся Гудри-хан. В нескольких шагах позади Хорна следовали янычары, готовые кинуться на незваного гостя по первому же знаку своего властелина. Хорн только посмеивался про себя, оборачиваясь время от времени через плечо и бросая быстрые взгляды на ощетинившиеся усами лица янычар, на каждом из которых словно была надета маска, состоявшая из двух половин, одна из которых являлась символическим изображением чуть диковатой ярости, а другая выражала полнейшее непонимание происходящего. Должно быть, охранникам и в самом деле трудно было понять, откуда вдруг в любимом саду императора объявился вооруженный человек с огромным волком, пусть даже Гудри-хан знал заранее о его предстоящем визите. И что, пожалуй, самое главное, янычары превосходно знали, что оплошности, подобные этой, император не прощает, и уже сейчас они пытались угадать, кому же придется за нее расплачиваться: охране крепостного периметра, внутренней страже или же тем, кто находился в саду, в непосредственной близости от Всемогущего?

Чтобы добраться до главного дворцового здания, процессии потребовалось около получаса. Мало того что движение происходило очень медленно, так к тому же еще и садовая тропинка извивалась, словно нитка из перепутанного мотка пряжи, – добравшись наконец до выхода из Сада Двадцати Прудов, участники процессии проделали путь, раз в десять превышающий реальное расстояние от выхода до того места, откуда они начали движение. Однако к этому времени гонцы, отправленные императором вперед, уже отдали необходимые распоряжения, и во дворце все уже было готово к предстоящей церемонии.

Понимая, что Хорн скорее всего откажется проследовать в глубь дворцовых покоев, Гудри-хан приказал подготовить Опаловый зал, прилегающий к огромному вестибюлю с хрустальными колоннами, неизменно приводящими в изумление и восторг всех гостей Императорского дворца.

В вестибюле большая часть свиты и охраны Гудри-хана куда-то незаметно исчезла. Один из придворных, обогнав императора, изогнулся в подобострастном поклоне и распахнул перед ним двери Опалового зала. Оглянувшись через плечо и убедившись, что Хорн следует за ним, Гудри-хан вошел в зал.

При строительстве дворца основная идея проектировщиков заключалась в том, чтобы каждому из расположенных в нем помещений придать свой неповторимый облик. И это им удалось настолько, что при прогулке по дворцу у непривычного человека создавалось впечатление, словно он не просто переходит из одного зала в другой, а движется сквозь пространство и время, посещая различные страны и эпохи.

Опаловый зал представлял собой большое полукруглое помещение со стенами, задрапированными светлыми, чуть отдающими в розовый цвет шелковыми полотнами. Зал был отделан с нарочитой неброскостью – помимо нескольких золотых светильников и серебряных цепочек, тянущихся в три ряда под потолком, в нем не было никаких украшений. Первое, что видел человек, входивший в зал, был императорский трон, установленный под легким небесно-голубым балдахином на небольшом возвышении прямо по центру противоположной от входа стены, изогнутой, подобно полумесяцу. Яркий солнечный свет, падавший из больших стрельчатых окон, расположенных по обеим сторонам от трона, смешивался с бледным светом, проникающим из-под большого матового стекла купола, накрывающего центр зала, создавая удивительную атмосферу, в которой, казалось, любой выпущенный из рук предмет не упадет с грохотом на пол, а будет медленно и неслышно опускаться вниз, пока не коснется точки опоры, после чего замрет в неподвижности, чудесным образом сохраняя неустойчивое равновесие.

В зале уже находились около тридцати янычар, замерших с саблями наголо по обеим сторонам от трона, между оконными проемами и у дверей.