Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона - Виктор Безотосный

Антикутузовские настроения мало затрагивали низы армии, и офицерский корпус в целом находился во власти официальных представлений о «победителе Наполеона». В конце кампании лишь некоторые штабные сотрудники позволяли себе негативно оценивать главнокомандующего в своей частной переписке. Одним из таких смельчаков оказался А.А. Закревский, продолжавший мыслить и писать в духе «русской» партии («за что произвели его в фельдмаршалы?»; «по милости вышних начальников мундир нам носить не хочется»). Он также резко высказывался по поводу награждения в Вильно Александром I Кутузова высшим военным орденом Св. Георгия: «Надел на Старую Камбалу Георгия 1‑го класса. Если спросите за что, то ответа от меня не дождетесь» (435) .

В Вильно в конце кампании император встретился с Р. Вильсоном и заявил, что у него много претензий к Кутузову: «Он избегал, насколько сие оказывалось в его силах, любых действий противу неприятеля... но московское дворянство стоит за него и желает, дабы он вел нацию к славному завершению сей войны. Посему я должен... наградить этого человека орденом Св. Георгия, хотя тем самым нарушу его статут, ибо это есть высочайшая награда в Империи... Но, к сожалению, выбора нет – надобно подчиниться вынужденной необходимости». Если же принимать на веру цитату из сочинения английского генерала, то под московским дворянством царь, конечно, разумел все российское благородное сословие, поскольку вслед за Ростопчиным многие москвичи как раз ругали Кутузова за сдачу и пожар первопрестольной. Тут уместно привести и мнение другого, не менее знаменитого иностранца и брата русского генерала – Жозефа де Местра: «... решали все природные русские, которые не желали делиться славой с иноземцами. Сами избрав Кутузова, они хотели создать для него гигантскую репутацию, для чего надобно было не только приписать ему все заслуги и неимоверно преувеличить оные, но еще отнести все его ошибки на счет других, что и было сделано» (436) . Бесспорно, элементы истины есть в этих словах. Кутузов в общественном мнении навсегда остался «спасителем Отечества», а Александру I всего лишь досталась роль «избавителя Европы».

В конце кампании 1812 г., в связи с прибытием к войскам в Вильно императора, происходила большая раздача отличий, наград и чинов, что послужило причиной очередных неудовольствий и личных обид в генеральской среде. «Сказать должно однакож, – писал 16 декабря из Главной квартиры А.М. Римский‑Корсаков, – что интриг пропасть, иному переложили награды, а другому не домерили». Примерно в тех же тонах высказывался об этом и Н.Н. Раевский: «Раздают много наград, но лишь некоторые даются не случайно»; затем, перечисляя генералов, удостоенных высшего внимания, сделал приписку, весьма характерную для многих современников: «а я, который больше всех, чтобы не сказать один, трудился, должен дожидаться хоть какой‑нибудь награды» (437) . В дошедшей до нас частной переписке в конце кампании многие генералы высказывали своим близким недовольство большим количеством отличий своих коллег и жаловались на то, что их заслуги не были оценены по достоинству.

Осторожность полководца или «золотой мост»?

Подводя итоги, необходимо в первую очередь коснуться одной историографической концепции – теории «золотого моста»(«Pont d’Or»), которой придерживались многие отечественные авторы, а из советских исследователей талантливо доказывал академик Е.В. Тарле (до того момента, пока ему в порядке партийной критики не указали на явный идеологический промах). Согласно этой концепции, Кутузов во второй этап войны предоставлял Наполеону коридор для свободного отхода из России, т. е. строил ему «золотой мост». Само выражение строить «золотой мост» М.И. Кутузов употребил в беседе с английским представителем в Главной квартире русской армии Р.Т. Вильсоном. Оно и попало в историографию со слов этого генерала, относившегося к главнокомандующему очень критически. По мысли Вильсона, делал это Кутузов для того, чтобы в случае полного поражения (или гибели) Наполеона в 1812 году плодами победы в Европе в ущерб России не воспользовалась Англия, главный противник французской империи. Надо сказать, что резонов для подобных мыслей и у современников и у историков было много. Причем свидетельств участников событий (высокопоставленных генералов и штабных сотрудников), подтверждавших прямо или косвенно эту теорию, можно найти было с избытком. На существование подобной стратегии наводили и сами факты – поведение Кутузова во время Тарутинского сражения (отказался атаковать главными силами противника), отход русских по его приказу после Малоярославецкого сражения, задержка по его вине ввода в бой главных сил под Вязьмой и Красным, медлительность его действий во время событий на Березине. Несмотря на благоприятные случаи отрезать отдельно следовавшие французские корпуса, все они (хотя и неся большие потери) всякий раз соединялись с главными силами Великой армии. Неоднократно у Кутузова возникала возможность встать на пути движения находившихся в крайне бедственном положении войск Наполеона и затем, действуя по обстановке и используя все имеющиеся средства, или нанести мощный удар, или окружить противника, добиться разгрома, если не всех, то части корпусов Великой армии. Но каждый раз этого не происходило из‑за противодействия (по мнению очень многих) именно главнокомандующего.

В данном случае уместно привести мнение одного из участников кампании К. Клаузевица: «Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведем итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников. Неужели же в этом не было ни малейшей заслуги русской армии? Такое суждение было бы крайне несправедливо» (438) .

Но чаще всего даже компетентные в военном деле современники затруднялись разумно объяснить такое поведение русского военачальника, оно или оставалось загадкой, или истолковывалось боязнью непредсказуемой реакции и ответных ходов гениального французского полководца. Исходя из логики военного человека того времени, такие действия оставались непонятными и необъяснимыми. Конечно, никто не мог предъявить ему обвинений в симпатиях к французскому императору или в трусости на поле боя, вся его предыдущая военная карьера и раны на лице свидетельствовали против этого. Хотя Наполеона не грех было опасаться, слишком много самонадеянных европейских генералов до 1812 г. жалели, что не испытывали такого чувства, и за это жестоко поплатились. Французского полководца уже давно сопровождала аура непобедимости, и ни один его противник не мог не принимать во внимание или игнорировать сам этот факт.

Все же для понимания происходившего необходимо исходить из того, что Кутузов был мудрым и весьма опытным полководцем и политиком, стремившимся выполнить поставленную перед ним главную цель – победить Наполеона в очень сложных и драматических условиях 1812 г. А побеждать можно разными путями. Причем ведь для него речь шла не о славе выигранных отдельных сражений (большинство современников как раз высказывали упреки в его адрес по поводу отдельных боестолкновений), а он отлично осознавал, что нужно выйти победителем в кампании, поэтому заранее расставил сети, в которые должен был попасть французский император. Для него, скорее всего, неважны были тактические промахи, но он очень хорошо просчитывал стратегически ситуацию, что не раз доказывал своей боевой практикой. Кутузов в 1812 г. продемонстрировал удивительную военную выдержку и терпеливость, и, если бы создались благоприятные обстоятельства, он, без сомнения, как боевой генерал, разгромил Наполеона (хотя понимал, что такое счастливое событие вряд ли произойдет). А в стратегическом плане он действовал очень грамотно и безукоризненно, во всяком случае не допустил ни одного стратегического ляпа, в отличие от Наполеона. Кутузова можно обвинять в лени и недеятельности (в силу возраста), но, безусловно, он являлся самым опытным русским генералом, притом очень хитрым (даже в житейском плане), осторожным и проницательным. Кроме того, он реально знал все плюсы и минусы русских войск, понимал, что еще плохо русская армия могла осуществлять сложные маневренные действия (как раз именно этого чаще всего от него требовало окружение), видел другие недостатки по сравнению с французской армией, но в то же время очень хорошо пытался использовать все промахи противника и объективные факторы на пользу русского оружия: значительные расстояния, погоду, голод в частях Великой армии, а главное – время, это был лучший союзник. Да и к тому же важно было сохранить боеспособность армии на будущее, а оно могло быть самым разным. Так, по словам князя А.Б. Голицына, старый главнокомандующий утверждал в конце кампании 1812 г.: «Я желаю, чтобы существование большой нашей армии стало для Европы действительностию, а не химерою; хотя она и уменьшается во время похода, но месяц отдыха и хорошие квартиры снова ее поставят на ноги. Только это решит вопрос и привлечет Германию на нашу сторону» (439) . Кутузов, не желая попросту тратить силы, всегда высказывал недовольство понесенными потерями русской армии во второй период войны: «За десятерых французов не отдам я одного русского, – говорил он. – Неприятели скоро все пропадут, а если мы потеряем много людей, то с чем придем на границу?» (440) . Думается, что этот старый и умудренный огромным военным опытом полководец, осуществляя параллельное преследование Наполеона, знал и отлично понимал, что он делал и какие цели преследовал. Видя перед собой отступающего противника, войска которого возглавлял талантливый и выдающийся военачальник, способный использовать малейший промах преследователя для изменения ситуации в свою пользу, он не хотел подвергать армию лишнему риску, все взвешивал и старался действовать только наверняка. Быть осторожным и взвешенным в решениях человеком это отнюдь не означало бояться своего противника, а только правильно оценивать его возможности. Ведь находился он не за карточным столом, а распоряжался судьбами людей, одетых в солдатские шинели, страны в целом, и был ответственен перед Россией в час народных испытаний, а поэтому оставался крайне осторожным. Действительно цена его решений была чрезвычайна велика, в 1812 г. от них зависело будущее державы.