Шторм - Старлинг Борис

– Вы сказали, что фурий три.

– Да.

– Это значит, что у него осталась еще одна.

– Более того. То, что их три, означает, что, убив третью фурию, он избавится от овладевшего им безумия, ведь как только с фуриями, а следовательно, и с его мучениями будет покончено, ему больше не потребуется никого убивать. Он один из немногих серийных убийц, которые способны остановиться, – у которых, по сути, нет причины продолжать. А остановившись, он заляжет на дно, и вы не получите больше никаких улик. Иными словами, вам необходимо поймать его на том, что у вас есть: других возможностей может не представиться.

"А я сойду в могилу, так и не узнав, кто он. Ну уж нет. Ни за что".

– И как нам найти эту третью? – в нетерпении спрашивает Кейт. – Как опередить его?

– Мы не знаем, чем он руководствуется, выбирая жертвы, и пока не узнаем, надеяться на реальную возможность ее вычислить нам не приходится.

– Может быть, тут задействован какой-то случайный фактор. Просто видит женщину, и что-то его цепляет.

– Я так не думаю. Фурий принято изображать безобразными, но о Петре Галлахер этого никак не скажешь. Кроме того, она и Элизабет Харт внешне совершенно не похожи. Если бы в данном случае доминировал визуальный раздражитель, между ними должно было бы иметься хоть какое-то внешнее сходство. Однако мы точно знаем: что бы их ни связывало, это никак не внешний облик. А это значит, что из группы риска нельзя исключить ни один тип женщин. Молодые, старые, красотки, уродины, незамужние, замужние – все они потенциальные жертвы.

– Мы уже оповестили весь город, призвали женщин быть настороже и по возможности не оставаться в одиночестве.

– Хорошо. Пусть это остается в силе.

"Третья женщина ходит, не подозревая, что она следующая жертва Черного Аспида".

Женщина на пароме, кувырком летящая с лестницы.

Жизнь, которую нужно спасти, взамен той, которой Кейт пришлось пожертвовать на "Амфитрите".

В Талмуде сказано: "Тот, кто спасает чью-то жизнь, спасает целый мир".

– Дело найдется для всех, – объявляет Кейт. – Проверяем полицейские, судебные и тюремные архивы, клиники для душевнобольных.

– Тем более, – язвит Фергюсон, – что мы получили превосходное руководство к действию. Ни возраста, никаких определенных параметров, ни малейшего представления о том, кто будет следующей жертвой.

Во взгляде Реда сквозит презрение. Он даже не удостаивает Фергюсона ответом.

Гудят лопасти вертолета, трещит радио, и единственное, что слышит Фрэнк, – это стук в его голове. Под ним в лучах солнца расстилается людный, беззаботный Абердин, но между его взором и реальностью все еще стоит страшная картина, увиденная на дне моря.

На вертолетной площадке царит оживление: люди прилетают с морских буровых платформ или отбывают туда, чтобы заступить на вахту. "Альфа-норт", "Беатрис", "Клайд", "Фортис", "Хардинг", "Магеллан", "Миллер", "Монтроз", "Стина-спей", "Тартан-альфа" – платформы работают в непрерывном цикле, люди пребывают в непрерывном движении, размышляет Фрэнк, и зачем? Чтобы высосать больше нефти из сопротивляющегося этому океана и использовать эту нефть, чтобы управлять машинами в бесконечных бессмысленных поездках и полетах на серебристых авиалайнерах. Просто для подпитки жизней, проживаемых в счастливом неведении относительно того, что таится за закрытыми задними дверьми похороненного на дне моря фургона? Задайтесь вопросом, вы, лежебоки. Оторвите взгляды от своих пупков и посмотрите по сторонам.

Хотя вертолетная площадка – место посещаемое, люди, похоже, приезжают сюда в основном на своих машинах. На стоянке такси очередь, к счастью, не слишком большая, Фрэнк садится в третью подъехавшую машину.

– Ты в порядке, приятель? – спрашивает водитель такси, взглянув в зеркало. – Вид у тебя такой, словно ты выдержал пару раундов с Майком Тайсоном.

Фрэнк и сам понимает, что с забинтованной головой, замотанной правой рукой и дрожащей левой, в которой зажата видеокассета, он выглядит не лучшим образом, но пытается отшутиться:

– Видел бы ты, каким вышел из этой переделки Тайсон, – бормочет он и, чтобы таксист отвязался, делает вид, будто пытается дозвониться куда-то со своего мобильного.

Таксист высаживает его у полицейского управления на Куин-стрит. Фрэнк сует водителю двадцатифунтовую бумажку, хотя едва наездил на десятку, и, не дожидаясь сдачи, ковыляет через улицу. Со стороны его можно принять за пьяного.

В холле прохладнее, чем на улице, и не так слепит солнце. Это может помочь.

– Старшего детектива-инспектора Кейт Бошам, пожалуйста.

Дежурный сержант набирает номер и говорит:

– Это проходная. Тут один человек хочет видеть старшего...

– Скажите ей, что это ее отец. И что дело у меня не терпящее отлагательства.

Кейт выходит из лифта спустя полторы минуты.

– Господи, отец. У тебя ужасный вид. Я сейчас же отвезу тебя обратно в больницу.

– Ох, дочурка, боюсь, нам сейчас не до больницы. – Он показывает ей видеокассету. – Есть тут у вас место, где можно посмотреть запись?

– Конечно. А что это?

– Лучше, если ты увидишь все своими глазами.

Кейт поворачивается к дежурному сержанту.

– Дерек, какая из комнат для встреч свободна?

Он сверяется с журналом назначенных встреч:

– Первая и четвертая.

– В обеих есть видео?

– Да.

– Номер один ближе. Мы пойдем туда.

Она ведет Фрэнка по коридору, налево, налево и потом направо, к двери с выделяющейся на фоне коричневого дерева табличкой "Комната для встреч 1". На столике с колесиками в углу находятся телевизор и видеоплейер.

Фрэнк закрывает дверь. Кейт берет у него кассету, вставляет ее в плейер, включает телевизор и отступает на пару шагов, ожидая, когда начнется воспроизведение.

– Ты лучше сядь, – говорит он.

Она смотрит на него с недоумением.

– Что это?

– Кейт, сядь, пожалуйста. Сядь и посмотри.

Она садится на стул рядом с ним.

– Ну вот. Сейчас начнется.

Сначала экран дрожит, показывая какие-то расплывчатые очертания, а потом, в свете прожекторов, неожиданно появляется белый "транзит".

– Боже мой, – говорит Кейт. – Это тот самый фургон, который мы брали с собой в Норвегию. Это наш фургон.