Снежная королева - Джоан Виндж

- Как же, не хотела! Лaднo, бог с тобой. Джеруша отвернулась.

- В последний раз, когда я слышала ваш голос, вы были еще инспектором. Я никогда не забываю ничьих голосов; но порой забываю о том, как следует себя вести. - Женщина улыбнулась с добродушно-извиняющимся видом; она прямо-таки излучала доброжелательность, и Джеруша вдруг почувствовала, что перестает привычно хмуриться. - Ведь прошло уже почти пять лет... Моя лавка здесь рядом... Я однажды приходила к вам в полицию вместе со Спарксом...

- А, вы делаете маски! - Наконец-то Джеруша вспомнила, кто она такая. Да-да, вспоминаю. - Я все отлично помню. То, что я спасла этого юного ублюдка, было второй величайшей ошибкой в моей жизни.

- Я видела, как вы разговаривали с ним у дверей. - (Видела? Джеруша вздрогнула и попыталась скрыть замешательство.) - Он по-прежнему иногда заходит ко мне; когда ему становится особенно тоскливо. По-моему, ему там и поговорить-то не с кем. Я рада, что он побеседовал с вами.

Джеруша промолчала.

- Скажите мне, комиссар, а вы тоже заметили в нем эти неприятные перемены? - Она словно мостик перекинула через пропасть молчания Джеруши, как бы не замечая его.

Джеруше не хотелось прямо отвечать на ее вопрос. Она коснулась своей впалой щеки ледяными пальцами.

- Насколько я могла заметить, он вовсе не изменился. Он не выглядит ни на один день старше. - И, может быть, так оно и есть, черт бы его побрал!

- Но ведь он же... - Слепая явно что-то пыталась дать ей понять. - Он постарел на целых сто лет с тех пор, как оказался в Карбункуле!

- А мы разве не постарели? - Джеруша протянула руку и взяла маленький пластиковый пузырек вириольного масла, потом поколебалась и взяла второй. Она вдруг вспомнила о матери.

- Снотворные капли, да?

Джеруша жестом собственницы сжала пузырек в кулаке, почему-то рассердившись.

- Да.

- Я по запаху догадалась, - кивнула слепая. И поморщилась. - Я ими пользовалась когда-то; у меня была ужасная бессонница, пока мне не сделали этот обруч. Я все перепробовала. Без возможности видеть свет я утратила и всякую ориентацию во времени.., а я не слишком хорошо приспособлена к биоритмам Тиамат. По-моему, никто из нас по-настоящему к ним приспособиться не может. В конце концов, все мы здесь чужие. А может, с этого и начинать надо...

Джеруша подняла на нее глаза.

- Вероятно. Я никогда об этом не думала... Возможно, в том-то и дело: я всюду чужая. - Она вдруг поняла, что сказала это вслух. Но только головой покачала, потому что жалеть о сказанном было уже поздно. - Чем больше мне хочется спать, тем меньше я сплю. Сон - мое единственное удовольствие. Мне кажется, я могла бы спать вечно. - Она повернулась и уже хотела проститься и подойти к хозяину аптеки, по-прежнему стоявшему в дверях...

- Таким способом вашу проблему не решить, комиссар ПалаТион. - Слепая мастерица преградила ей путь - вроде бы неумышленно.

Джеруша изумленно уставилась на нее, чувствуя, что ноги у нее вдруг стали как ватные.

- Что вы сказали?

- Это я о снотворном. Оно только усугубляет проблему. Отнимает у вас сны... Все мы должны видеть сны, хотя бы иногда, иначе приходится горько расплачиваться. - Ее рука тянулась к тем пузырькам, которые взяла, Джеруша, словно пытаясь отнять их. - Найдите решение получше, комиссар. Оно непременно должно существовать. Это все пройдет. Все проходит - со временем.

- Для того чтобы это прошло, потребуется вечность. - Но рука слепой по-прежнему настойчиво тянулась к лекарству.., посягая на ее волю... Она чувствовала, что подчиняется, ставит пузырьки обратно на полку...

- Мудрое решение. - Слепая улыбнулась, глядя как бы сквозь нее, внутрь нее.

Джеруша промолчала, не зная даже, что ей ответить.

Слепая отступила на шаг, словно наконец выпуская ее на волю - так же незаметно, как взяла ее в плен, - и двинулась к полкам у дальней стены: Джеруша пошла в двери и сразу оказалась на улице, так ничего и не купив и даже словом не перемолвившись с хозяином.

***

Почему я ее послушалась? Джеруша отдыхала, раскинувшись на низкой изогнутой кушетке и подперев щеку рукой. Рука уже начинала затекать - по ней бегали мурашки, мешая Джеруше погрузиться в сон. Каждый раз, стоило ей войти в свою квартиру, ее точно охватывал паралич, не дающий ей не только действовать иди хотя бы реагировать активно, но и думать. Она смотрела, как часы в прозрачном корпусе отсчитывают секунды, - часы стояли на одной из полок, сложной сетью оплетавших всю противоположную стену. Боги, до чего ей ненавистна эта комната, каждый сантиметр ее безжизненного пространства! Здесь все осталось таким же, как до отъезда ЛиуСкеда, - то же самое показное благополучие, скрывающее реальную жизнь обитателей этого дома от злорадных глаз города.

ЛиуСкед и его жена были верными апологетами стиля Харему, стараясь следовать ему даже в ущерб себе; то была бездушная фальшивая имитация той чужеземной изысканности, которая ей самой была ненавистна всегда. Патина легкомыслия, которую Джеруша постаралась нанести на здешнюю обстановку, не смогла скрыть ее сути. Джеруша дала волю своей фантазии, и в доме появилась целая куча фресок в стиле рококо, картин в пышных рамах, развращающе теплых пестрых ковров... И она старалась закрывать глаза на все остальное, надеясь, что безжалостная действительность не просочится сквозь веки, а краски на коврах и картинах не полиняют и не расплывутся.

Это жилище, полное отвратительных воспоминаний, было навязано ей практически силой - и стало частью непосильного бремени ее наказания. Она могла бы бороться, по крайней мере постараться очистить этот мавзолей от его мрачных реликвий и заменить их более живыми и свежими вещами... Она могла бы даже совсем отказаться от этого дома и снова вернуться в свою старую, уродливую, но удобную и уютную квартирку в Лабиринте, Но каждый раз, закончив дневные дела, она возвращалась сюда и ничего не предпринимала. И так - день за днем. Ибо не могла понять, есть ли смысл бороться. Все стало бессмысленным, безнадежным.., она сама стала совершенно беспомощной... Джеруша в отчаянии зажала рот рукой: за тобой же следят, сейчас же прекрати это!..

Она села, опустив руки и так низко склонив голову, что капюшон вязаного жакета совсем закрыл ей лицо. Шпионы королевы - глаза королевы! - были повсюду, и уже тем более в этом доме. Она чувствовала их, точно прикосновения чужих грязных рук, повсюду, куда бы ни пошла, что бы ни делала. В своей старой квартирке она была свободна, там она могла быть человеком, быть самой собой и предаваться своим собственным воспоминаниям и мыслям: могла сбросить тесную строгую форму и ходить хоть голой, если хотелось, как ходила когда-то на родной планете, где и до сих пор нагота отнюдь не считается чем-то неприличным. В Карбункуле же она была вечно "выведена на экран" компьютера шпионами Снежной королевы, стремившимися доставить удовольствие своей повелительнице. Здесь она боялась хотя бы невольно обнажить свое тело или душу - знала, что за ней вечно следят приспешники этой белокурой суки.